Художественная штопка

Как-то не приходилось спрашивать у моих приятелей, ветеринарных врачей, насколько объемна у них домашняя аптека. У меня она почти на все случаи жизни и занимает ощутимо много места. Но это единственное, о чем я никогда не жалею. Даже мои домашние чада и домочадцы прекрасно знают, что я ни секунды не пожалею о любых вещах и домашнем скарбе, но аптека – дело святое! Бесчисленные баночки и пузыречки заполняют почти весь секретер, пара полок в холодильнике занята препаратами, требующими особой температуры для хранения. А еще одна тумба занята хирургическими инструментами, большим стерилизатором и несметным количеством шелковых хирургических ниток и кетгута. Как же иначе? Мало ли что может понадобиться ночью, ведь именно тогда, как по закону подлости, и случаются самые большие неприятности. Страсть к подобному накопительству появилась тоже далеко не случайно, она имеет свои истории…

В доме все укладывались спать. Сладко посапывала в маленькой кроватке дочка, слипались глаза у мужа. Я, как настоящая сова, бродила по дому, прикидывая, что бы сделать на сон грядущий, чтобы утром иметь возможность лишние полчаса понежиться в постели. Существенных дел не было, и телефонный звонок как раз и застал меня за поисками чтива на сон грядущий.

– Ну, вот! – засыпая, еще успел пробормотать муж. – Вот и дело образовалось. А ты переживала! – и уронил голову на подушку, по опыту зная, что ждать окончания образовавшегося дела не имеет смысла: оно могло закончиться под утро. Телефон надрывался, и я, уже не прислушиваясь к бормотанью мужа, поспешила снять трубку:

– Алло! Я туда попала? – Меня не смутило странное начало разговора, оно всегда разное, бывает смешное и несуразное, бывает и трагическое. Какое оно будет на этот раз?

– Туда, по-видимому, – не торопясь ответила я и спросила: – Что случилось? Я вас слушаю!

– Ой, доктор! Беда у нас! С собаки шкуру сняли! – захлебываясь, кричала телефонная трубка женским голосом. Впечатляющее начало. Воображение услужливо начинало рисовать картину кровавой бойни времен Дикого Запада и… Впрочем, это не важно, потому что тут же, тихонько щелкнув, включилась отработанная годами привычка из любой истерики вытягивать полезную информацию.

– Так не бывает! – твердо заявила я. – Поэтому успокойтесь и расскажите, что произошло на самом деле.

Мое спокойствие подействовало на женщину, несколько минут она молчала, а потом вполне вразумительно изложила суть.

Около часа назад ее муж вернулся с прогулки с собакой. Гуляли они во дворе дома, собака была без поводка и на несколько минут удрала от хозяина по своим делам. Куда – он не заметил. А вот вернулась она в ужасном состоянии. С огромной раной на боку. Непонятно было, где она ее получила, потому что не было слышно ни шума, ни драки, в общем, была тишина. Таков был в общих чертах рассказ женщины.

– Спросите у вашего мужа, сильное было кровотечение с самого начала?

– А я его отправила искать кожу! – вполне серьезно отвечала женщина. – Может быть, его, этот кусок, можно пришить обратно?

– Ладно! Посмотрим, что можно сделать, – я не собиралась вдаваться в подробности, да и без толку читать телефонные лекции, особенно не видя собаки, – диктуйте, я записываю адрес!

Оказалось, что живут они совсем недалеко, в паре кварталов от меня. Так что проблемы транспорта не возникло. Существенное облегчение, потому что на часах был уже первый час ночи. Ночью поймать такси – очень большая проблема. А раз она не стояла, то оставшееся время лучше отвести на сборы. Надо думать, случай серьезный. Судя по рассказу хозяйки, могли понадобиться хирургический набор инструментов, обезболивающие препараты, антибиотики и, конечно, шовный материал – в просторечии шелк и кетгут. Все это я торопливо покидала в кейс и, осторожно закрыв за собой дверь, запрыгала по ступенькам вниз, на выход. Света в подъезде, как и всегда, не было, прыгать пришлось в кромешной темноте, но это меня нисколько не смущало. Все лестницы в подъезде по счету, со всеми изъянами мне давно и хорошо знакомы: уже неоднократно пользовалась ими при разных ветеринарных ночных мероприятиях, и прежде чем выучила их наизусть, набила немало шишек. Зато скорость запоминания от раза к разу быстро возрастала…

А на выходе из подъезда меня караулила ночь. И какая ночь! Весенняя, теплая, она сразу обняла меня своими одуряющими ароматами. В такую ночь гулять бы с кем-нибудь в обнимку, да хоть с мужем! Но… Муж уже давно смотрел десятые сны, а меня ждала работа! И, похоже, нескучная!

Чок-чок… Чок… чок – звонко цокали мои каблучки по асфальту. В этом же темпе в голове независимо от меня цокали мысли: вот забавно, долго ли хозяин будет искать кусок выдранной шкуры? Уверена, что его на самом деле нет, но хозяин-то этого не знает! Смех да и только, начитались, видно, фантастики! Интересно, что собой представляет рана? Почему все-таки у владельцев возникло ощущение, что с собаки сняли шкуру? Чушь какая-то! Скорее всего, просто широко разошлись края, такое бывает сплошь и рядом. И удивляться тут нечему! А у хозяев просто глаза от страха велики! Ага! Вот и нужный дом!

Я хорошо знала местные задворки, не по одному уж разу исхоженные во время прогулок с собаками, поэтому очень легко сократила себе путь минут на пять, а то и больше. Меня ждали уже на лестничной клетке. Лицо женщины мне показалось очень знакомым, мое ей, по-видимому, тоже.

– Вот уж не знала, что вы ветеринарный врач, – кивнув мне, с улыбкой сказала она, – по-моему, мы встречались, только не помню где?

– Да, но и я не могу вспомнить, где я могла вас видеть. Впереди много времени, может, и припомним на досуге? А где пациент, с которого сняли шкуру? – тоже с улыбкой начала я свои вопросы. Черно-подпалый доберман тем временем тоже вынырнул на лестницу. Но, когда собака повернулась ко мне левым боком, мою улыбку как губкой стерло. И было отчего! На всем левом боку собаки, начиная с лопатки и заканчивая бедром, действительно не было шкуры. Другими словами, площадь голого участка была приблизительно 40 см на 40 см. Увиденная картина впечатляла, я чертыхнулась, хотя с языка уже готово было сорваться что-нибудь покрепче. Не помню точно, но я вроде бы успела вовремя прикусить язык и стала прикидывать, хватит ли у меня запасов шелка, чтобы привести рану в надлежащий вид. Попросту говоря, заштопать. В голове начинал вертеться план действий, но, чтобы привести мысли в окончательный порядок, я занялась расспросами. Это помогает выиграть время.

– Сколько времени, вы говорите, прошло?

– Да не больше часа! – уверенно ответила она.

– Я могу сказать точно! – из двери донесся другой голос, вслед за этим появился и его обладатель, мальчишка лет тринадцати. – Я знал, что понадобится точное время! – добавил он с гордостью, потому что никто, кроме него, не додумался взглянуть на часы. Он посмотрел на меня с надеждой, что я должным образом оценю его сообразительность.

– Отлично! – не замедлила я. – Вот ты и будешь мне ассистировать! Справишься?

– А что надо делать? – его глаза были полны неподдельного восторга.

– Для начала надо надеть на собаку ошейник и намордник. Потом перенести ее подстилку. – Я оглянулась в поисках удобного места. – Да, пожалуй, здесь будет удобнее. Еще мне понадобится стул или табурет – для инструментов! Давай начинать!

Мальчишка вихрем унесся исполнять указания.

– Однако вы лихо с ним управились! – с завистью произнесла женщина. – Мне его по часу приходится упрашивать хоть в чем-то помочь.

– Не завидуйте! Это потому, что в новинку. Потом проходит.

– А мне казалось, что на вашей работе скучать не приходится!

– И это правда! – с чувством отвечала я. – Но, по-моему, вы не горите желанием принять участие в художественной штопке. Так?

– Если можно, – вежливо прозвучало в ответ. На мой утвердительный кивок она облегченно вздохнула.

Затребованная мною табуретка тем временем уже появилась, и можно было начинать раскладывать на ней инструменты и все прочее. Вовка – так звали мальчика – старательно укладывал собаку на бок. Она не сопротивлялась. Чувствовалось, что она неплохо вышколена.

– Что, коллега, приступаем? – со всей серьезностью сказала я. – А посторонних просим удалиться!

Мальчишку распирало от гордости, теперь даже если ему и будет страшно, он ни за какие коврижки этого не покажет. А значит, на него вполне можно положиться. Тем более что дела предстояли серьезные, и хоть какой-нибудь помощник мне был просто необходим. По моим прикидкам, меньше чем за пару часов не управимся. Для начала нужно было все как следует осмотреть и выяснить, действительно ли повреждена только кожа. Если нет и есть более глубокие повреждения и рана по глубине уходит в брюшину, то эта уже полостная операция под полным общим наркозом и с ревизией кишечника. По-хорошему операции такого плана проводить в домашних условиях уже достаточно рискованно, хоть и не невозможно. В уме я просчитала оба варианта, предстоящий осмотр «скажет», каким путем придется идти. Предупредив моего юного помощника, чтобы он следил за собакой и все время удерживал ее в боковом положении, я принялась за дело. Грета, так звали собаку, удивительно спокойно разрешила проводить манипуляции, возможно, потому, что еще не вышла из состояния нервного стресса, а возможно, подчинилась строгой команде. Ее спокойствие позволяло, не отвлекаясь, проводить ревизию раны. От лопатки через все ребра повреждена была только кожа. А вот по животу имелись не только кожные повреждения: в двух местах глубина была значительной, но, к счастью, не проникала в брюшину. Я перевела дыхание, потому что все указывало на более легкий вариант повреждений. Оставалось выяснить, действительно ли вырван кожный лоскут по всей площади или кожа под воздействием мышечных сокращений просто разошлась и стянуть ее в обратное положение будет не так уж и сложно. Я изредка посматривала на моего ассистента, он хоть и побледнел немного, но в общем держался молодцом. Вряд ли ему приходилось когда-нибудь видеть подобное, тем более что пациентом была его собственная собака. Выдержка мальчика невольно вызывала уважение.

– Ну как? Держишься? – на всякий случай спросила я.

– Да.

– Молодец. Но настоящая работа только начинается. – Я по себе знала, что в таких случаях лучше разговаривать, поэтому предложила Вовке задавать вопросы, если что-то ему будет непонятно. Ровно через пять минут я об этом пожалела, потому что его рот не закрывался. Его интересовало буквально все. Почему почти нет крови, почему собаке не больно, почему… почему… ПОЧЕМУ? Теперь держаться надо было мне. Рана хоть и впечатляла величиной, все-таки не относилась к разряду сложных, поэтому руки работали, что называется, на «автопилоте», но вот мне с трудом удавалось совместить все это с работой языка. На вопросы мальчика приходилось отвечать весьма обстоятельно. Что и говорить, этот экзамен мне запомнился надолго! Но мальчишка был так поглощен моим рассказом, так жадно ловил каждое слово, что у меня даже в мыслях не возникло его остановить. Вот так мы и работали. Сначала я зашила кетгутом внутренние повреждения, предварительно обработав их антибиотиками, потом принялась сшивать кожу, стараясь не оставлять «карманов». Это немного напоминало работу портнихи, которая, пыхтя от усердия, прилаживает платье по фигуре капризной заказчицы. Собака лежала спокойно, несмотря на то, что обезболивание было минимальным, а Вовка успевал одновременно слушать, придерживать Грету и подавать мне то ножницы, то тампоны. Шелк в иглы приходилось заправлять самой, потому что хирургические иглы не похожи на обычные – там специальный замок, и новичку Вовке, тем более во время операции, с ним было не справиться. Но дело двигалось, даже ритм работы начал устанавливаться. Каждый из нас знал свое поле деятельности, мы не мешали друг другу, и работа ощутимо продвигалась. Долго ли, коротко ли, но наложено было что-то около пятидесяти швов, да еще с десяток внутренних, из кетгута. Вовка сразу уловил разницу между шелком и кетгутом, и тут же последовало очередное «почему» по этому поводу. Очень его удивило, что кетгут – нитки животного происхождения, он даже на минутку замешкался. Но тут же последовал очередной вопрос:

– А людей тоже такими нитками штопают? – оказывается, мой ассистент перенимает и мою лексику тоже, улыбнулась про себя я:

– А какая разница? Попробуй ответить сам, чем животные отличаются от человека?

Похоже, вопрос заставил его задуматься, но не надолго. Ответ он дал весьма обоснованный.

– Знаешь, если бы ты отвечал на экзамене, я поставила бы тебе пять. Ты почти ничего не упустил! – не удержалась от похвалы я, завязывая последний узел на последнем шве. – Все! Сейчас швы надо обработать зеленкой. Вот ты этим и займешься.

Теперь можно было и разогнуть уставшую спину. Это пациентка лежала у нас со всеми удобствами, а мы с Вовчиком работали, стоя на коленках. Было чуть больно, но нам обоим нравился результат, поэтому на некоторые неудобства можно было и не обращать внимания. Я разминала свою затекшую спину, с улыбкой глядя, как Вовка, высунув от усердия язык, щедро малевал операционное поле зеленкой.

– Достаточно, – остановила я, – а то до дыр дотрешь, снова шить придется! Иди, зови родителей! Надо же им продемонстрировать нашу работу!

Звать никого не пришлось. После моих слов в дверях показались остальные «болельщики». Оказалось, они весь ход операции прослушали через неплотно прикрытую дверь в соседней комнате, заодно и лекцию тоже. Грета тут же вскочила и побежала к ним доложиться, что она жива и с ней все в порядке. Подобострастно лизнув протянутые к ней руки, собака выжидательно застыла на пороге комнаты.

– Похоже, она у вас что-то выпрашивает! – не удержалась от вопроса я.

– Что она может выпрашивать? Миску с едой, больше нечего! – раздался за моей спиной солидный Вовкин голос. – Ее же вечером не кормили! Можно ей дать? – обращаясь ко мне, спросил он. И умчался вместе с собакой на кухню, откуда послышался посудный звон.

– Ну что ж, давайте наконец познакомимся! – улыбнулась мама моего ассистента. – Меня зовут Лариса Федоровна! И я на «досуге» вспомнила, где мы с вами встречались. Вы были на показательных выступлениях с собаками у меня в школе.

– А… вы… ведь правильно? Вы – директор школы? – тут уж и моя память прояснилась, и мы обе заулыбались. – Вот как довелось встретиться!

– Можно я задам вам один вопрос? Доктор, что вы заканчивали? – неожиданно спросила она.

– Ветеринарную академию, а что?

– Значит, у вас есть право преподавания? – утвердительно начала она. – А у меня в школе свободно место преподавателя биологии, я предлагаю его вам…

В три часа ночи, в белом халате с окровавленными руками, ветеринарный врач получает предложение работать учителем! В школе, помилуй бог?! Было от чего открыть рот! Во всяком случае, быстро закрыть я его не смогла, и еще какоето время понадобилось, чтобы собраться с мыслями.

– Это более чем неожиданно! – осторожно начала я. – Но мне вроде пока не надоела моя профессия…

– Я понимаю, что вас мое предложение удивило, но не только Вовка слушал вашу лекцию «между делом», нам тоже было очень интересно. Меня лично удивило другое: я никогда в жизни не видела моего сына таким заинтересованным!

Пока она говорила, я мысленно перебирала в уме прошедшие несколько лет моей ветеринарной практики, они были нелегкими, но… нет, я не хочу ничего менять!

Лариса Федоровна внимательно, даже с профессиональным интересом наблюдала за выражением моего лица, вряд ли ее удивил мой отказ. Она засмеялась и сказала:

– Почему-то другого я не ожидала, жаль.

– Давайте вернемся к нашему разговору лет через двадцать! Хотя вряд ли они что-то изменят…

Я навестила мою пациентку через две недели, когда нужно было снимать швы. К общей радости, все зажило без осложнений. Вовка опять был в помощниках, и невооруженным глазом было видно, что больше всего на свете ему хочется принять более существенное участие в процессе, чем быть просто ассистентом. Мы уже ничем не рисковали, и я решила поручить ему самостоятельно снять швы. Дело это нехитрое, на объяснение ушло минут десять. Все обитатели квартиры собрались посмотреть, как будет проходить окончательное мероприятие. Вовку распирало от гордости. На первых швах он изрядно поволновался, но остальные – а их было около пятидесяти – работал вполне профессионально. Даже я осталась довольна. Окончание работы было встречено аплодисментами присутствующих зрителей.

Грету я потом часто встречала на прогулках, ведь живем мы почти рядом. Со временем шрам от полученной ею когда-то травмы стал менее заметен, но все равно производил впечатление. И хоть штопали мы с Вовкой вполне художественно, следы остались на всю собачью жизнь. Ничего не проходит бесследно!