После того как мы приземлились и подрулили, куда требовалось, без новых происшествий, все сразу повеселели. Вслед за остальными я спустился на твердую землю и посмотрел по сторонам. Мы стояли посреди широкого бетонного пространства летного поля. Неподалеку виднелся ангар, а вдали с противоположной стороны к самому морю спускалась полоса грубой травы, и на все лился благодатный солнечный свет. До аэровокзала было добрых четверть мили, а за ним в знойном колеблющемся мареве с трудом различались высокие городские здания. Было восемь часов утра. Сейчас выгрузим коров, и у меня останется почти весь день для знакомства со Стамбулом. От приятного волнения мне даже щекотно стало.

Оба фермера уже сбросили пиджаки и закатали рукава, готовясь приступить к делу. Ноэль сгибал и разгибал руки, шевеля мышцами, чтобы разогреть их после ночной неподвижности. Он ухмыльнулся мне и спросил:

– А где фургоны?

Вопрос более чем уместный. Действительно, где же фургоны? Они ведь должны были ожидать нас на поле. Но я тщетно оглядывался по сторонам.

Карл отправился навести справки в аэровокзале и вернулся с весьма удрученным видом.

– Никто ничего не знает, – сказал он. – Будем ждать.

И мы ждали, а солнце накаляло бетон, и рубашки у нас мало-помалу намокали от пота. Фургоны подкатили через час с небольшим.

Надо мной нависла высокая фигура капитана.

– Мистер Хэрриот! – Он смотрел на меня сверху вниз очень серьезным взглядом и поглаживал бороду. Вновь я ощутил всю силу его личности. – Мистер Хэрриот, мне необходимо заняться некоторыми делами. Обеспечить ремонт мотора и снять номера в отеле. Я ухожу и надеюсь, что вы за всем тут приглядите.

– Хорошо! – ответил я. – Не беспокойтесь. Я присмотрю, чтобы с коровами ничего не случилось.

Он неторопливо наклонил голову.

– Очень хорошо. – Его суровый взгляд обратился на фермеров. – Это, ребята, относится и к вам. Все оставайтесь здесь, пока не увезут последнюю корову. Вы меня поняли?

Мы покорно пробормотали, что поняли. Вряд ли отыскалось бы много охотников спорить с капитаном Берчем. Да и упоминание отеля сразу меня взбодрило: я ведь не забыл, с каким упоением Джон Крукс описывал свой роскошный номер. Вообще-то я не слишком тоскую без роскоши, но изредка – почему бы и не понаслаждаться? И тем более сейчас. Я уж испекся на солнце, рубашка на мне заскорузла, а мои внутренности терзал адский голод. Воспоминание о бутербродах в Гатуике отодвинулось далеко-далеко, но я уже видел в розовых мечтах, как принимаю ванну и сажусь за плотный завтрак. Нет, затягивать разгрузки я не стану!

Видимо, оба фермера думали то же самое: они уже поставили первую партию телок на подъемник. Щуплый Карл перевел рычаг, раздался долгий противный визг, и ничего не произошло. Он опять перевел рычаг – с точно таким же результатом.

– Подъемник заело, – сказал Карл и принялся нажимать на выключатели и крутить ручки. В конце концов, он злобно пнул блестящий металл, пожал плечами и посмотрел на нас.

– Ничего не выходит. Пойду за электриком.

Он побрел к аэровокзалу, а мы с Джо и Ноэлем беспомощно переглянулись. С каждой минутой становилось все жарче.

Вернулся Карл только в половине одиннадцатого с человеком в белом халате, который словно бы вознамерился разобрать подъемник на все составные детали. Он что-то бурчал и восклицал по-турецки, меня же точила мысль: а вдруг это никакой не электрик? Никак не может обнаружить поломку! Но вот через полтора часа подъемник подчинился переключению рычага и пошел вниз. Однако времени мы потеряли уйму.

Правда, я черпал утешение в там, что рядом рой механиков уже довольно давно возился с поврежденным мотором. Авось, хоть они-то действительно механики!

Едва Джо и Ноэль распахнули дверцы подъемника, как прибыли турецкие ветеринары, весьма и весьма импозантные. Простой английский ветеринар не шел ни в какое сравнение с этими смуглыми красавцами в элегантных летних костюмах. По-английски среди них объяснялся только один, зато почти без акцента.

– Чудесные экземпляры, мистер Хэрриот, – промурлыкал он, когда первые телки начали подниматься по мосткам в фургон. Его коллеги одобрительно прищелкивали языками, и я надулся гордостью: все-таки в этой области Англия по-прежнему занимает одно из первых мест в мире. Столько стран обращаются к нам, желая улучшить свои стада!

Мой собеседник сообщил, что они служат в министерстве сельского хозяйства и им поручено проверить здоровье животных, а также номера, вытатуированные на внутренней поверхности уха. При последних его словах мы дружно засмеялись. Оказывается, и в Турции номер в ухе обладает той же прямо-таки международной важностью, что и а Англии.

Выгрузка шла садистски медленно. Электрик, видимо, починил все на живую нитку, потому что подъемник нет-нет, да и застывал в воздухе на несколько гнетущих минут. Карл ругался, дергал рычаг, и подъемник приходил в движение. Солнце жгло нестерпимо, но к счастью, фургоны стояли в тени ангара. Внутри них рогатых пассажирок ждали сено и вода, так что они чувствовали себя недурно. Чего никак нельзя было сказать про фермеров и меня. Я был небрит, грязен, весь в поту с головы до ног и изнурен голодом, хотя всего лишь надзирал за разгрузкой, то забираясь в самолет, то спускаясь на землю. А что должны были испытывать Джо и Ноэль, уламывая заупрямившихся коров, не берусь даже вообразить. И все время близко-близко маячил Стамбул, оставаясь недостижимым.

Время шло, капитан не возвращался, молодые американцы Эд и Дейв часто подходили взглянуть, как продвигается ремонт мотора. Несколько раз они останавливались поболтать со мной и рассказывали про свою жизнь и работу. На редкость симпатичные ребята и такие беззаботные! Они расхаживали, засунув руки в карманы, которые, как мне довелось узнать позднее, содержали целую коллекцию монет десятка-другого стран. Песеты побрякивали о драхмы, гульдены, лиры, центы, кроны и шиллинги. Старый самолет переносил Эда и Дейва из одного уголка мира в другой. Вольные как птицы, они безмятежно встречали каждый новый день, каждую новую страну и, совсем еще мальчишки, успели повидать на своем коротком веку чуть ли не весь свет. Смелые искатели приключений на современный лад.

Последняя телка поднялась в фургон часов около четырех, и осмотр быстро приближался к концу. Ко мне подошел Ноэль.

Рубашка мокрой тряпкой прилипла к его груди. Он сказал, утирая запястьем мокрое лицо:

– Джим, а мой желудок, небось, думает, что я себе глотку перерезал, не иначе.

– И мой тоже, Ноэль, – ответил я. – Меня от голода просто мутит. В последний раз я ел почти сутки назад, и то бутерброды.

– А я бы и от пивка не отказался, – добавил Джо. – Пить хочу, просто смерть.

Но муки пока еще не кончились. Турецкие ветеринары осматривали каждое животное весьма обстоятельно, однако никаких претензий не предъявляли и были как будто вполне довольны тем, что видели.

И вдруг эта идиллия разом оборвалась. Прячась от солнца под крылом "Геракла", мы заметили, что среди ветеринаров возникло некоторое замешательство. Они по очереди заглядывали в ухо одной из последних телок и перебирали пачки листков, которые держали в руках. И невооруженным глазом было видно, что случилось что-то неладное. Сгрудившись, они совещались между собой и отчаянно жестикулировали. В конце концов старший крикнул:

– Мистер Хэрриот, будьте добры, подойдите сюда!

Я пошел к фургону, фермеры последовали за мной.

– Мистер Хэрриот, – продолжал турок, – мы обнаружили неправильный номер! – Смуглое лицо побледнело, губы подергивались. Его коллеги также явно пребывали в глубоком расстройстве.

Я мысленно застонал. Произошло немыслимое!

Какой-то особенно высокий ветеринар с сурово застывшим лицом эффектным взмахом руки указал мне на самозванку. Я поднялся в фургон и заглянул ей в ухо. Номер пятнадцатый. Столь же эффектным жестом он протянул мне пачку листков. В каждом указывались приметы, возраст и номер животного. И действительно, номер пятнадцатый в них не значился.

Губы у меня искривились в подобии улыбки. Откуда мне было знать, несу я ответственность за подобную промашку или нет. Вроде бы номера в нашем списке при погрузке все сошлись. Неужели я допустил какой-то страшный ляп? В чужой стране это казалось особенно жутким. Я обернулся к Джо.

– Список с Джерси у вас ведь с собой?

– Ага! – воинственным тоном отозвался Джо. – И там все точно. Он у меня в сумке.

– Вы его не принесете, Джо? – попросил я. – Надо же как-то разобраться, в чем тут дело.

Он неторопливо зашагал к "Гераклу", залез внутрь и вернулся со списком.

Дыхание замерло у меня в груди, глаза лихорадочно забегали по строчкам.

– Да вот же он! – воскликнул я с неистовым облегчением. – Племенной номер и номер пятнадцатый, порядковый.

Мы были спасены!

Турецкий ветеринар забрал наш список и вернулся к своим коллегам для дальнейшей консультации. Опять довольно долго сыпались непонятные слова, взлетали и опускались руки, но в конце концов они, видимо, пришли к какому-то единодушному решению. Все дружно закивали, а некоторые скрестили руки на груди. Старший выступил вперед. Лицо его было неумолимым.

– Мистер Хэрриот, мы пришли к выводу, что выход есть только один. – Вы же понимаете, что мы обязаны следовать собственному списку. Где гарантия, что мы купили именно это животное? А потому – с величайший сожалением прошу вас увезти ее обратно.

Обратно! Вот так-так!

– Но это же невозможно! – вскричал я. – Корова доставлена вам не из Англии, а с острова Джерси. Я не вижу, как я могу исполнить те, чего вы требуете.

– Мне очень жаль, – сказал он. – Но наше решение бесповоротно! Не то животное мы принять не можем. А как и куда вы ее увезете, забота ваша, но увезти ее вы обязаны.

– Да… но… – залепетал я – Почему вы убеждены, что животное не то? Дело скорее всего в ошибке вашей машинистки…

Он выпрямился во весь рост – весьма внушительный, не говоря уж о плотном его телосложении, пронизал меня взглядом и предостерегающе поднял ладонь.

– Мистер Хэрриот, повторяю: наше решение бесповоротно.

– Я… да… но… понимаете ли… – растерянно бормотал я, но тут мне на плечо легла тяжелая рука Джо. Он легонько отстранил меня, шагнул вперед, придвинул свое гранитное лоснящееся потом лицо к самым усам турка, несколько секунд не мигая глядел ему в зрачки, а затем сказал с медлительной своей оттяжкой:

– Назад я ее не повезу, приятель. Я свою работу знаю и назад ее не повезу.

Говорил он мягко, неторопливо, но тон был категорическим и произвел удивительный эффект. Турок весь как-то съежился, лицо у него сморщилось, взгляд стал жалобным, рот открылся… Я ждал, что хлынут возражения. Однако он промолчал и поплелся к своим коллегам.

Они посовещались вполголоса, пожимая плечами и скорбно поглядывая на Джо, затем наш собеседник сделал знак шоферам, и фургоны уехали. Битва была выиграна.

– Спасибо, Джо! – воскликнул я. – А мне казалось, нам уже не выкрутиться.

Мы, подчиняясь приказу капитана Берча, подождали, пока телки не покинут летное поле. Мне было приятно думать, что едут они навстречу привольной жизни. Всех их ждали образцовые животноводческие хозяйства, достойные аристократок таких голубых кровей.

Обрадовался я и тому, что мои турецкие коллеги попрощались с нами очень сердечно. Меня поначалу грызло опасение, что недоразумение с номером испортит им весь день, но они цвели улыбками, словно по волшебству забыв о нем.

Я поглядел на часы. Пять! На раскаленной сковороде летного поля мы провели девять часов. А по турецкому времени было уже семь! Мой единственный бесценный день в Стамбуле стремительно иссякал. Я провел ладонью до щетинистому подбородку. Надо немедленно вымыться и побриться.

Плечам к плечу мы зашагали к аэровокзалу. Там в мужском туалете разделись, долго пили из-под крана и совершили омовение. Какой-то толстячок усердно посыпал мне спину тальком. Я опасался, что он рассчитывает на чаевые, но, к счастью, ему требовалось одно из моих бритвенных лезвий, которое он и получил.

– Так-то лучше, – сказал Ноэль, когда мы вышли в зал ожидання. – А теперь перекусить бы. У меня совсем живот подвело.

Его состояние было мне понятно. Я изнывал от голода. Но уж теперь-то ждать осталось недолго!

Увы! К нам стремительным шагом приближался капитан Берч.

– А я вас ищу! – сказал он. – Мне надо вам кое-что сказать. Идемте, сядем вон там. – Мы расположились в мягких креслах вокруг столика, капитан обвел нас сумрачным взглядом и продолжал: – Я не знаю, кто из вас главный, но обращаться буду к вам, мистер Хэрриот.

– Как вам угодно.

– К сожалению, мне приходится сообщить вам, что устранить течь в моторе не удалось.

– А!

– Следовательно, нам придется лететь для ремонта в Копенгаген. На трех моторах.

– Ах, так?

– И следовательно, вам троим с нами лететь нельзя.

– Как?!

Его лицо немного смягчилось.

– Мне очень жаль, но, откровенно говоря, самолет неисправен, и мы не имеем права брать с собой пассажиров. Никого, кроме членов экипажа.

– Но… – задал я напрашивающийся вопрос, – как же мы вернемся домой?

– Я уже об этом думал, – ответил капитан. – Вам надо позвонить в Лондон, в экспортную фирму. Вот их телефон. Они, несомненно, организуют ваше возвращение в Англию.

– Ну-у… Спасибо… Пожалуй, ничего другого нам не остается. – Тут мне в голову пришла совсем другая мысль. – Вы сказали, что самолет неисправен?

Величавая голова наклонилась.

– Совершенно верно.

– То есть вы можете…

– Вот именно. Это не исключено. Полет над горами в таких условиях чреват определенными сложностями.

– Но как же вы сами? Вы и остальные?

– А, да! – Он улыбнулся, и вдруг стало ясно, что он человек очень добрый. – Я тронут вашим интересом, но это наша работа. Мы должны лететь, разве вы не понимаете? Это же наша работа.

Я повернулся к фермерам.

– Нам придется последовать совету капитана.

Они молча кивнули. Вид у них был совершенно растерянный, как, наверное, и у меня. Но я понял намек. Раз один мотор этого поразительного самолета окончательно вышел из строя, то насколько надежны остальные три?

– Ну, так надо поскорее позвонить в Лондон. Как лучше это сделать? Отсюда или из отеля?

Капитан кашлянул.

– Да, я еще не успел вам сказать. Снять номера мне не удалось.

– Что?

– К сожалению. Я искал повсюду, но у них тут какой-то праздник и все отели переполнены.

Час от часу не легче! Чудесно, чудесно.

– Но не беспокойтесь, – продолжал капитан. – Меня заверили, что дальше по Босфору обязательно отыщется какая-нибудь маленькая гостиница, где есть свободные номера.

Какая-нибудь маленькая гостиница… Лопнул и радужный мыльный пузырь роскошного номера в роскошном отеле.

– Не сомневайтесь! – ободрил меня капитан. – Мини-автобус нас уже ждет. Поехали.

В автобусе нас широкими улыбками встретили Эд и Дейв вольготно развалившиеся на сиденьях в своих легких костюмах.

– Эй! – весело приветствовали они нас.

– Эй! – маленький Карл помахал нам из глубины автобуса.

Подобные неурядицы для них, без сомнения, были делом привычным, и они только посмеивались. Я вдруг решил последовать их примеру. Конечно, все складывается не самым лучшим образом, но ведь я в Стамбуле, так надо не кукситься, а радоваться тому, что есть.

Я вытащил фотоаппарат. Кое-что я снял вовремя полета и разгрузки, а теперь запечатлею сказочный город, пусть мое знакомство с ним и окажется самым мимолетным.

Автобус лавировал в потоке машин по залитым вечерним солнцем улицам, и я щелкал, щелкал, щелкал, как безумный. Изящные мечети и минареты, неожиданно возникающие над современными зданиями, а рядом – пустыри с выгоревшей травой и пестрыми рекламными щитами. За стеклами возникали и тут же исчезали древние, поросшие кустами акведуки, гигантские развалины стен средневекового Константинополя… Даже сейчас я иногда разглядываю их на чуть нерезких снимках.

А уличные сцены? Продавцы разноцветных напитков, сластей и фруктов, смуглые прохожие – женщины в ситцевых платьях, мужчины в рубашках и летних брюках, одетые настолько одинаково, что это смахивало на какую-то форму.

Вскоре мы уже катили по берегу Босфора, бесспорно одного из самых красивых и романтичных проливов в мире. Широкая полоса синей воды, обрамленная лесистыми холмами, где среди деревьев белели изящные виллы и даже дворцы. А на воде – огромные современные суда, рыбачьи баркасы, а иногда и старинные, будоражащие воображение парусники.

Времени налюбоваться Босфором у меня было достаточно, потому что мы то и дело останавливались и наводили справки о ночлеге. В конце концов наши поиски увенчались успехом, и мы вылезли перед небольшим зданием. Не то чтобы "Гранд-отель", но и не блошиная ночлежка. Скромная небольшая гостиница на тихой улочке.

Встретили нас достаточно приветливо, но у меня сложилось впечатление, что управляющему было решительно все равно, останемся, мы или отправимся дальше. Кое-как я объяснил ему, что хотел бы позвонить в Лондон. Он с улыбкой растолковал мне, что для этого надо поехать на почту – стоянка такси вот тут рядом.

На почте я сообщил, что мне требуется, и очень толстая низенькая дама закивала мне и улыбнулась. По-английски она говорила достаточно хорошо для того, чтобы заверить меня, что все будет в порядке. Переговорив по телефону, она обернулась ко мне и просияла.

– Ждать долго, может, час. Вы уезжайте, я пришлю такси.

Когда я вернулся в гостиницу, мои спутники уже водворились в номера. Портье там, видимо, не имелось, а коридорные только плечами пожимали, когда я спрашивал, где мой номер. В конце концов я отыскал управляющего, и он с явным удовольствием сказал, что для меня номера не хватило. Однако мое отчаяние как будто смягчило его сердце. Он проводил меня в подвал, где оставил в какой-то каморке, которая больше всего смахивала на тюремную камеру – не застланная железная кровать, кипа старых одеял на стуле в углу. И все. Но я был рад и этому.

Впрочем, проникавшие в каморку аппетитнейшие запахи тут же лишили меня способности мыслить, и я поспешил к их источнику. Вероятно, суточное голодание – ничтожная мелочь для поклонников всяких диет, но я-то был поклонником регулярного и обильного трехразового питания, и мои внутренности терзал неистовый голод.

В обеденном зале за столом уже сидели члены экипажа и фермеры. Едва я присоединился к ним, как официант принялся носить яства, одно аппетитнее другого. Пирамиды люля-кебаба на подстилке из риса с шафраном, исходящие паром миски с всевозможными овощами, горы грубого турецкого хлеба. Я обожаю хлеб и тут же впился зубами в огромный ломоть. Какой божественный вкус!

Эд засмеялся, глядя на меня, и сказал:

– Отличный, а? Они добавляют в муку семена подсолнечника.

Может быть, и добавляют, но все равно чудеснее хлеба я не едал. Однако пора было приступить к чему-нибудь посерьезнее, и моя вилка воспарила над вертелом с шашлыком, как вдруг в зал вбежал шофер такси.

– Мистер Хэрриот, быстрей, быстрей! Телефон!

Из моих глаз чуть не брызнули слезы. У меня изо рта вырывали кусок, который я в него еще даже не положил! Но делать было нечего. Я бросил вилку и выбежал наружу. Такси с обычной в Турции бешеной скоростью примчало меня на почту, и толстуха, лучезарно улыбаясь, кивнула на телефон.

– Алло! Алло! Алло! – надрывался я почти минуту, а потом слабенький голос пискнул среди треска что-то вроде "миста Харьо, миста Харьо?"

– Да, да, Хэрриот слушает! – крикнул я, на чем все и кончилось.

Не стану докучать читателям подробностями моей борьбы с телефоном. Достаточно сказать, что длилась она почти час, что порой голосок пищал свое "миста Харьо?", но мои отчаянные вопли оставались без отклика. Лишь один раз, точно луч света, рассекающий тьму подземелья, очень английский голос отчеканил мне пряма в ухо: "О господи! Ничего не слышно!" Наконец-то Лондон! Я готов был разрыдаться в трубку, но вновь наступило потрескивающее безмолвие.

Улица за окном померкла, надеяться больше было не на что, я поблагодарил толстуху и ушел.

На обратном пути в гостиницу меня грызла черная тоска, я застрял в Стамбуле без всякой надежды когда-нибудь вернуться к семейному очагу, развлекательная поездка на сказочный Восток обернулась полным фиаско, никогда в жизни я не томился таким голодом и в довершение всего остался без ужина.

А главное, что я скажу моим друзьям фермерам? Вина, конечно, не моя, но ведь я взялся что-то устроить и полностью их подвел.

Джо с Ноэлем ждали меня в обеденном зале. Не успел я войти, как Ноэль вскочил на ноги.

– Мы попросили, Джим, оставить вам горячее! – крикнул он, выскочил за дверь и через минуту вернулся с тяжело нагруженным подносом. Меня очень тронуло, что они не только позаботились о моем желудке, но и ни о чем не спрашивали, пока я не съел все вплоть до последней крошки великолепного хлеба. Только тогда оба вопросительно посмотрели на меня.

– Извините, ребята. Ничего не вышло! – И я поведал о сорокапятиминутном треске в телефонной трубке. Они заметно приуныли.

– Так что же нам делать-то, Джим? – буркнул Джо, уставившись на свои колени.

Еще несколько минут назад я ответил бы "Понятия не имею!", но, по-видимому, от сытости у меня прояснилось в голове.

– Наличных у меня маловато, – ответил я. – Но чековая книжка с собой. Завтра поеду на аэровокзал, оплачу чеком три билета до Лондона в кассе Британской авиакомпании, а дома экспортная фирма возместит мне этот расход. Так просто! Только зря время потерял на почте!

Мы сразу повеселели, а я, увидев, что мимо открытой двери прошел капитан Берч, выбежал к нему и сообщил о нашем решении.

– Пожалуй, так будет лучше всего, – согласился он и посмотрел на свои часы. – Можно было бы обратиться в английское консульство, но уже десятый час и вряд ли они сумеют что-нибудь устроить в такое время. А мы улетаем завтра и десять. Да, вы нашли наилучший выход из положения.

Он пошел дальше по коридору, а мы трое возликовали.

– Все в порядке, Джим, старина, – объявил Джо – Значит, можно и душу отвести. Здешнего пивка мы ведь так и не попробовали!

Конечно, только наивные простаки-чужеземцы вроде нас могли отправиться на поиски питейного заведения в незнакомом мусульманском городе, но мы, полные приятных предвкушений, без промедления погрузились в такси.

Ночная жизнь Стамбула, казалось, еще только-только вступала в свои права, на улицах было полно прохожих, а машины неслись даже быстрее, чем днем, и я с большим облегчением открыл дверцу, когда такси доставило нас в центр города – так, во всяком случае, хотелось мне верить. Жаркая густая темнота, окончательно убедившая меня, что я все-таки нахожусь на Востоке, плотно окутала все достопримечательности, зато ярко горели витрины и воздух благоухал всякими таинственными ароматами, среди которых преобладал крепкий запах турецкого табака.

В небольших интереснейших лавочках покупателям предлагали ковры и бесчисленные местные сувениры, и меня поразило множество булочных, бойко торговавших всевозможными мучными изделиями, очень сладкими на вид.

Перейти улицу нечего было и думать, машины неслись нескончаемым потоком. Нет, местные жители ее все-таки переходили, но на моих глазах машина сшибла щуплого человечка, едва успевшего добраться до середины. Я ужаснулся. В Англии того, кто сидел за рулем, ожидал бы большой штраф и суровый выговор из уст судьи, здесь же к злополучному пешеходу в неизбежной рубашке и легких брюках, который стоял, дрожа и растирая ушибленную поясницу, приблизился грозный полицейский в шлеме, потряс у него над головой дубинкой и принялся его отчитывать. В потоке непонятных звуков мне несколько раз послышалось слово, похожее на "идиот". На шофера блюститель порядка даже не взглянул.

– Джим, смотрите-ка! – Джо толкнул меня локтем, показывая на какую-то дверь. – Туда много народа заходит. Пошли, а?

Мы поднялись по длинной лестнице и вышли на террасу, которая при ближайшем рассмотрении оказалась плоской крышей, где десятки мужчин в рубашках с закатанными рукавами, сидя за маленькими столиками, курили и – к большому отвращению фермеров – смаковали кофе в крохотных чашечках.

Мы хотели было ретироваться, но в нас уже вцепился официант. Пришлось сесть и заказать кофе. Он оказался очень густым и очень сладким. Мои друзья скривились, но мне он скорее понравился. Да и приятно было спокойно посидеть тут над грохочущей улицей, наслаждаясь местным колоритом (как мне, во всяком случае, казалось).

После кофе мы продолжили наши странствования, но Джо с каждой минутой все больше мрачнел. Внезапно он сделал стойку.

– Ребята, глядите! Вот это больше похоже на дело!

За широким стеклом в ярко освещенном помещении сидели мужчины и женщины с высокими бокалами в руках. И нигде ни единой кофейной чашечки!

Джо уже исчез за вращающейся дверью. Мы сели за свободный столик и Джо знаком подозвал официанта.

– Пить! Пить! – потребовал он, а заметив, что официант его не понимает, поднес к губам воображаемый стакан.

Официант улыбнулся и тотчас подал нам на подносе три бокала с малиновой жидкостью. Я протянул ему деньги, он покачал головой, засмеялся и убежал.

– Что за черт? – Джо пригубил и скривился даже больше, чем от кофе – Лимонад, чтоб ему!

Я последовал его примеру. Ну, нет! Вовсе не лимонад, а пронзительно сладкий, липкий сироп без малейшей примеси алкоголя. Впрочем, Ноэль, как мне показалось, не очень большой любитель спиртного, продолжал прихлебывать это пойло с явным удовольствием.

– А неплохо! – заметил он.

Джо поглядел на него с омерзением. Но тут вернулся официант и поставил перед нами блюдо, полное сладкого печенья. И снова отверг деньги.

Печенье оказалось более сухим вариантом кофе и малинового сиропа. Видимо, Стамбул был в основном населен сладкоежками. Действительно, вокруг нас нарядно одетые посетители дамы все больше в белых вечерних туалетах – увлеченно грызли печенье, запивая его жидкостями всех цветов радуги. И ослепительно малиновыми, и столь же ослепительно синими, зелеными, золотистыми.

Мой взгляд задержался на группе играющих между столиками детей, я в душу закралось жуткое подозрение.

– Ребята, – сказал я, – знаете что? По-моему, мы пристроились к какому-то семейному празднику.

Они привскочили как ужаленные, а я добавил:

– Видите, дети играют, а взрослые бродят от столика к столику, болтают, словно все друг с другом хорошо знакомы!..

Я замолк, потому что в дальнем конце комнаты появилась красивая молодая пара: он – в темном костюме, она – в сверкающем блестками белом платье.

– Это же свадьба! – ахнул я.

Так оно и оказалось. Новобрачные тем временем обходили гостей, и, когда они приблизились к нашему столику, я почти не сомневался, что нас попросят выйти вон. Однако я ошибся. Видимо, наше появление было сочтено большой любезностью с нашей стороны. Они приветливо улыбнулись, пожали нам руки, а потом невеста подарила каждому из нас длинную серебряную нитку, сопроводив этот жест церемонным поклоном. Я решил, что таков местный обычай, знаменующий уважение к гостю, а нитка – выдернута из ее фаты. Так это было или не так, но нитку я хранил в своем бумажнике много лет, пока она совсем не рассыпалась.

Мы еще не успели оправиться от изумления, когда на возвышении у дальней стены появилось двое мужчин в национальном турецком одеянии. Сначала они явно разыгрывали что-то вроде скетча, потому что вскоре вокруг послышался громкий смех. Затем один достал однострунную скрипку, а другой запел с теми протяжными переходами, которые всегда ассоциируются с восточными странами.

Не знаю, пел ли он любовную песню, про счастье или про горе, но я вдруг почувствовал, что нахожусь очень далеко от дома. И поймал себя на том, что у меня слипаются глаза. Поглядев на моих друзей, я обнаружил, что Джо клюет носом, а Ноэль мирно посапывает, склонив голову на грудь.

Я тихонько встал и спросил, не пора ли нам вернуться в гостиницу. Уговаривать их долго не пришлось.

Спустившись в подвал, я соорудил себе постель из старых одеял, по-прежнему покоившихся на стуле, и мгновенно уснул. Столь же мгновенно меня разбудило протяжное подвывание, точно такое же, какое я слышал на свадьбе. Мне даже показалось, что оно мне снится. Но, увы, просто в номере надо мной кто-то что-то праздновал. Взрывы хохота, музыка, топот танцующих ног – кое-как уснуть мне удалось далеко за полночь.