Красная или синяя пилюля? Ответственность или комфорт? Реальность или иллюзия? Каждый день мы делаем выбор, и этот выбор определяет нас. Экономист Питер Беттке доказывает, что у общества тоже есть выбор, и ему же станет лучше, если оно избежит искушений синей пилюли…

НЕО. Ты хочешь сказать, что это не реально?

МОРФЕУС. Что реально? Как ты определяешь реальность? Если ты говоришь о том, что ты чувствуешь, ощущаешь на вкус, обоняешь или видишь, тогда реальность — это просто электрические сигналы, истолкованные твоим мозгом.

МОРФЕУС. Я не говорил, что будет легко, Нео. Я просто сказал, что это будет правдой.

НЕО. Я ведь уже не могу вернуться назад?

МОРФЕУС. Нет. Но если бы мог, тебе бы на самом деле этого хотелось?

САЙФЕР Я знаю, о чем ты думаешь, потому что сейчас я думаю о том же. На самом деле, по правде говоря, я думаю об этом с тех пор, как попал сюда. Почему, ну почему я не взял синюю пилюлю?!

У каждого из нас есть свои фантазии. Начиная с туристических агентств и заканчивая проституцией и виртуальными играми, для удовлетворения нашей воображаемой жизни возникают целые отрасли промышленности. Время от времени каждому из нас необходимо уходить от реальности. Потребительский спрос на наркотики, алкоголь и даже спорт подпитывается желанием отключиться от повседневности. Вместе с миллионами фанатов я следил за карьерой баскетболиста Майкла Джордана с крайним интересом. Начиная с его победного броска в финале игр Национальной студенческой спортивной ассоциации в 1982 году, когда он был еще студентом первого курса колледжа, и заканчивая его последним броском, обеспечившим ему титул лучшего игрока НБА в соперничестве с Utah Jazz, я мог лишь вообразить, какое волнение испытывал Джордан, достигнув такого высокого уровня атлетического мастерства.[107] Согласился бы я подключить себя к машине, которая позволила бы мне «пережить» эту радость? Пошел бы я на это, если в «реальности» я был бы всего лишь телом, помещенным в резервуар и подключенным к компьютерной системе, благодаря которой я бы какое-то мгновение «побыл Майком»? Я мечтал об это с детства, и теперь я мог бы пережить этот момент. Так почему бы не согласиться на такую сделку? А если я скажу «да», значит ли это, что я повторю тот выбор, который Сайфер совершает в «Матрице»?

Ну, разумеется, я (как и миллионы других людей) подключился бы, если бы это позволило мне моментально отключиться от реальности. Я был бы Майком по утрам или по вечерам, а потом возвращался бы в свою собственную жизнь. Но это совсем не тот выбор, с которым мы сталкиваемся в «Матрице». Вместо этого в фильме мы сталкиваемся с выбором — все или ничего. Либо мы живем своей жизнью, либо переживаем чужую.[108] Когда условия сделки формулируются таким образом, очевидность выбора исчезает. При определенных условиях мы могли бы увидеть логику в этом выборе: например, человек, у которого обнаружили неизлечимую болезнь и у которого нет семьи, возможно, предпочтет подключиться, чем страдать в одиночестве оставшееся ему время. Но опять-таки — это не тот выбор, с которым мы сталкиваемся в «Матрице». В лучшем случае мы получим принимаемое единожды решение или-или, как было у Сайфера. Либо я живу собственной жизнью, создавая ее самостоятельно, либо я переживаю жизнь, созданную для меня кем-то другим. В худшем случае у вас вообще не будет никакого выбора, поскольку вы не будете знать, что на самом деле являетесь топливом на электростанции, принадлежащей искусственному интеллекту.

«Матрица» ставит нас перед этим выбором, используя сильные изобразительные средства. Реальный мир оказывается жестким и отталкивающим, тогда как Матрица предоставляет нам возможность жить нормальной человеческой жизнью в 1999 году. Если Нео выбирает синюю пилюлю, то ему не нужно есть липкую противную массу в реальном мире. Он может продолжать наслаждаться лапшой в местном китайском ресторанчике, защищенный от знания того, что на самом деле его насыщают внутривенно. Его реальность в качестве «батарейки» несомненно хуже, чем реальность в качестве революционера. Однако жизнь в Матрице в роли мистера Андерсона отличается известным материальным комфортом по сравнению с суровыми буднями на борту судна на воздушной подушке. Почему он должен предпочесть реальность борьбы переживанию жизни компьютерного программиста?[109]

В этой статье я пытаюсь доказать, что один из важных уроков, которые мы должны извлечь из размышлений на тему выбора между красной и синей пилюлей, затрагивает связь между личной свободой и ответственностью, а также между свободной, ответственной жизнью и жизнью осмысленной. Осмысленная жизнь требует, чтобы мы были наделены свободой, необходимой для строительства своей жизни, и ответственностью за принятые в процессе прокладывания жизненного пути решения. Любое отступление от этого бремени ответственности — шаг к выбору синей пилюли. Уход от ответственности лишает нас человечности. Этот довод можно распространить с области личного выбора на область выбора общественного по отношению к политическим, юридическим и экономическим институтам. Процедура выбора между институтами аналогична выбору между красной и синей пилюлей: предпочтение, отданное синей пилюле, может иметь те же самые негативные последствия для человечества, как если бы мы выбрали синюю пилюлю в нашей личной жизни. Взять красную пилюлю — это значит выбрать ответственность за нашу жизнь, как на индивидуальном, так и на более высоком, социальном уровне.

Теоретическое знание, особенно в области этики и политэкономии, развивается посредством мысленных экспериментов и воображаемых конструкций. «Матрица» заставляет нас вспомнить о мысленном эксперименте с платоновской пещерой. В мифе о пещере нас просят представить ситуацию, в которой пленники оказываются в оковах с рождения и не способны увидеть ничего, за исключением образов, проецируемых их контролерами на стену, словно они тени от колеблющегося пламени. Пленники не знают, что они пленники, они слепы в своем незнании. Когда их незнание вскрывается, немедленного просветления у них не наступает, вместо этого появляется возмущение и недоверие.[110] Освободившийся из пещеры пленник сталкивается с жестким переходным периодом, но, однажды приспособившись к реальности, он может преуспеть в ней. Освобождение от незнания является необходимым условием для поддержания нашей человеческой природы. Как написал Чарльз Грисуолд: «Очевидно, что человек должен понять, что он живет в мире иллюзий, что он не свободен, а является рабом системы, что существует добро и истина по природе. Приближение к истине — это изменение души, являющееся, в сущности, познанием себя — то есть того, что у человека есть душа и что эта душа обладает определенной природой, — иначе говоря, познание реальности».[111] Лишь через эту трансформацию мы можем сделать свою жизнь значимой. Впрочем, эта значимость приобретается и благодаря тому, что мы ведем себя как свободные и ответственные личности, то есть живем как люди, которые должны делать выбор перед лицом природы и истины.

Роберт Нозик тоже затрагивает эту проблему в получившей заслуженную известность книге «Анархия, государство и утопия», используя пример машины опыта. Мысленный эксперимент Нозика имеет непосредственное отношение к Матрице, поскольку предполагает подключение человека к машине и стимуляцию его мозга, во время которой нейропсихологи позволяют человеку испытывать любые переживания, какие только он пожелает. Вы могли бы в действительности являться лишь плавающим в резервуаре телом с подведенными к мозгу электродами, зато могли бы пережить все что захотели. «Подключились бы вы к этой машине на всю жизнь, предварительно запрограммировав свои будущие переживания?» — спрашивает Нозик.[112] Он доказывает, что хорошенько поразмыслив над этой ситуацией, мы не станем подключаться по следующим трем причинам: (1) для нас важно делать определенные вещи на самом деле, а не просто переживать их; (2) имеет значение то, что мы хотим быть определенной личностью, мы хотим быть смелыми, добрыми, смышлеными, остроумными или влюбленными, а не каким-то комком, плавающим в резервуаре; наконец, (3) что важнее всего — так это то, что наше идеальное представление о том, что мы хотим достичь в нашей жизни, ничем не ограничено, тогда как машина опыта будет ограничивать наш мир рамками, установленными теми, кто будет этой машиной управлять.[113] Свобода позволяет нам бороться за право быть теми, кем мы хотим быть, она обеспечивает нас пространством, необходимым для внедрения непознанного и непредсказуемого в нашу жизнь и позволяет корректировать наши жизненные планы; она прививает нам чувство ответственности, равно как и риска. Обсуждая машину опыта, предложенную Нозиком, Дэвид Шмидц просит нас вспомнить посещения зоопарка с маленькими детьми. Разве мы часто не удивляемся тому, что малышам скучно смотреть на тигров и зебр, запертых в вольерах? И те же самые ребятишки будут визжать от восторга при виде дикой белки, метнувшейся к тротуару, чтобы подобрать кусочек съестного, или погнавшейся за другой белкой вверх по дереву. «Дети знают: белка настоящая в том смысле, в каком животные из зоопарка ненастоящие. Каким-то образом дикая природа более значима, более реальна — в смысле переживаний, которые не были заданы, особенно кем-то другим».[114] Джеральд Эрион и Барри Смит прямо заявляют, что «ни машина опыта, ни Матрица не допускают подлинных, значимых действий; вместо этого они просто обеспечивают видимость значимого действия».[115] Наше взаимодействие с реальностью внутри Матрицы отрицается в любом значимом смысле, и, таким образом, наша жизнь лишается смысла.

И вот в этом-то и состоит связь Матрицы с политической экономией. Мы не подключимся к машине опыта не только потому, что это значило бы просто прожить жизнь, а не создавать ее самим. Задумавшись над смыслом фразы «создавать жизнь», мы поймем, что для этого потребуются определенные социальные институты. Они необходимы нам для создания наполненной смыслом жизни. Наша способность совершать свободный выбор, делать определенные вещи, становиться тем, кем мы хотим стать, и представлять себе цели, которые мы надеемся достичь, — это функция политического и юридического контекста, в котором мы себя обнаруживаем (данный контекст дает нам свободу реализовывать большую часть наших природных талантов и создавать для этого материальные обстоятельства). Хотя отдельные личности могут совершить ответственный выбор при любом вероятном наборе социальных институтов, наша способность совершать нравственно значимый выбор и жить благополучной человеческой жизнью не является вполне независимой от этих институтов, Наш выбор институтов аналогичен выбору красной или синей пилюли. «Краснопилюльные» институты, поддерживающие нашу свободу выбора, являются необходимым условием для процветания человечества, тогда как «синепилюльные» институты, пытающиеся детерминировать нашу жизнь, склонны лишать нас нашей человеческой сути.[116]

Разговоры об «институтах красной и синей пилюли» не носят такого абстрактного характера, как может показаться на первый взгляд. На самом деле противопоставление становится очень конкретным, если мы поймем связь между институтами, человеческой свободой и экономическим ростом. Институты требуются нам, чтобы жить свободной и ответственной жизнью. Эти самые институты также позволяют людям осуществлять рост производительных сил человечества. Институты и материальные средства (производства) совместно работают над тем, чтобы вызволить людей из невежества и бедности.

Большую часть истории люди жили в жалкой нищете. Жизнь подавляющего большинства индивидуумов была настолько наполнена страданием, что они даже не осознавали величину этого страдания, как пленники в платоновской пещере. Борьба за выживание была нелегка, дети либо умирали во младенчестве, либо жертвовали своим детством, отдавая его труду; доживавшие до зрелости женщины нередко умирали во время родов, и даже несмотря на развитие цивилизации, им продолжали отказывать в получении образования и предоставлении работы; мужчины были неграмотны, несли на себе бремя тяжелого труда и зачастую умирали молодыми. Продолжительность жизни была коротка, а перспективы улучшения человеческой судьбы были ничтожны.

Человечество сумело преодолеть этот свой несчастный удел благодаря утверждению институтов свободы — признанию прав частной собственности, учреждению правовых норм и открытию экономики для заморской торговли.[117] Печальная действительность заключается в том, что, хотя человечество и нашло способ преодоления своего тягостного бытия, большая его часть по-прежнему живет в ужасных условиях в слаборазвитых странах.[118]

В данной статье я не преследую цель представить подробное институциональное объяснение причин, по которым какие-то нации оказываются богатыми, а другие — бедными. Вместо этого я просто хочу доказать, что инструменталистский подход к институтам экономической свободы тесно связан с необходимостью таких институтов для человеческой свободы в целом. Иначе говоря, материальные предпосылки для процветания человека создаются тем же самым набором институтов, который необходим для того, чтобы мы эффективно совершали свободный выбор. Без этих институтов нам будет отказано не только в материальных средствах для выхода за пределы элементарной борьбы за выживание, но и в социальном пространстве для совершения значимого выбора в целях создания нашей жизни.[119]

Между экономической свободой и экономическим ростом существует прямая связь. Неприкосновенность собственности и право заключать сделки, свободное ценообразование, низкие уровни регулирования и налогообложения, стабильная валюта и открытая международная торговля непосредственно связаны с экономическим ростом во всем мире. Страны, утвердившие институты, которые отличаются от этого рецепта, живут несомненно хуже. Более того, между экономическим ростом и человеческими возможностями тоже существует непосредственная связь. Средняя продолжительность жизни увеличивается, питательная ценность среднего рациона человека возрастает, санитарные условия быстро улучшаются, расширяется доступ к образованию для женщин и представителей различных меньшинств.[120] Невежество и бедность преодолеваются посредством модернизации и экономического развития.

Чтобы увязать эти рассуждения с нашим обсуждением иллюзии и реальности, которое мы предприняли выше, мы должны понять, что без модернизации люди так и будут сидеть в оковах в платоновской пещере и смотреть на образы на стене. Развитие разбивает эти оковы, а это развитие можно обеспечить лишь через введение определенных ключевых институтов. В действительности эти институты являются механизмом, при помощи которого наши пленники вырываются из пещеры и достигают просветления. Как уже говорилось, эта трансформация дается нелегко и нередко пробуждает возмущение и недоверие. Оставив в стороне современный протест против глобализации, тем не менее мы должны осознать, что при освобождении мира голодных и рабов от страданий больше всего можно надеяться на распространение реального капитализма.[121]

Мы никогда не сталкиваемся с таким безоговорочным выбором, какой Морфеус предлагает Нео, — синяя или красная пилюля. Мы нередко избавляемся от реальности «красной пилюли» и ответственности жить свободной жизнью ради иллюзорной надежности «синей пилюли» социализма и современного государства всеобщего благоденствия (welfare state), которую, по общему мнению, они обеспечивают. Я не хочу здесь спорить об эффективности социализма. Вместо этого я хочу сфокусировать внимание на воздействии на нашу способность жить значимой жизнью, если мы принимаем институты социализма или даже смешанную экономику государства всеобщего благоденствия.[122] Мой аргумент прост. Всякий раз, когда мы отходим от понятия личной ответственности, мы теряем какую-то часть самих себя. При этом результирующий эффект не способствует развитию инициативы, поскольку мы получаем возможность обобществлять издержки своих решений, приводящих к неверным результатам. «Помощь» государства всеобщего благоденствия равносильна подсовыванию бедняку синей пилюли.

Для того чтобы совершить нравственный выбор, у нас также должна быть и возможность совершения ошибочного выбора. Другими словами, чтобы совершить правильный поступок, нам необходимо иметь свободу совершать и неверные поступки. Если у нас нет такой свободы, то в каком смысле мы на самом деле выбрали правильный путь? Чувствительность нашей совести оформляется в процессе реализации нашего свободного выбора.

Мы можем доказать, что Сайфер совершил плохой выбор, потому что у него была свобода выбора. В этом смысле мы не стали бы утверждать, что полицейские в первом эпизоде фильма поступают плохо, раз они пытаются арестовать Тринити. В первом случае был сделан свободный выбор, тогда как во втором выбора нет совсем: полиция просто играет предписанную ей роль в Матрице.

Помимо того что мы учимся совершать правильные поступки, наш жизненный опыт вместе с нашим выбором учит нас благоразумию и прочим добродетелям, связанным с процессом мысленного принятия решений.[123] Свобода выбора напрямую связана с принятием ответственности за этот выбор. Если мы не несем ответственности за сделанный нами выбор, наша совесть и наше благоразумное «я» усекаются, что наносит нам вред как свободным личностям. Ф. Хайек подчеркивал, что распространение корпоративного государства всеобщего благоденствия (corporate welfare state) влияет на индивидуальную психологию и угрожает превращением людей из существ, способных жить свободной и ответственной жизнью, в существ, живущих внутри «социальной» машины. Защищенность от последствий нашего выбора препятствует проявлению нашей человечности. Короче говоря, институты, защищающие нас от последствий нашего выбора, искажают наши побуждения и коверкают нашу человеческую суть. «Очень важно понять, — утверждает Хайек, — что мы не готовим людей к свободному обществу, если обучаем специалистов, которые ожидают, что их будут «использовать», которые не способны самостоятельно находить свою нишу и которые считают, что на ком-то другом лежит ответственность за обеспечение подходящего использования их способностей или навыков».[124] Быть «человеком» по-настоящему означает совершать свободный выбор и нести за него ответственность. Мы можем попытаться избежать ответственности, но мы не можем пойти на это, если надеемся быть хозяевами своих жизней. «Несомненно, многие люди боятся свободы, потому что возможность строить свою собственную жизнь также означает бесконечную постановку задач, дисциплину, которую человек должен установить для себя, если он собирается достичь своих целей».[125]

Моральные критерии бесполезны без свободы. В «Матрице» Сайфер — самый низкий персонаж. Он вызывает презрение. Не потому ли, что он поворачивается спиной к своим друзьям и предает их доверие? Мы точно оцениваем, кому можно доверять, потому что всегда находятся такие, кому доверять нельзя. Но Сайфер совершает особенно вопиющее предательство. Он делает свой выбор, полностью осознавая, что после этого он получит лучший опыт, но не лучшую жизнь. По условиям сделки, заключенной

Сайфером с «агентами», он ничего не будет помнить и его запрограммируют удачливым и влиятельным актером, однако в реальности он останется всего лишь батарейкой на электростанции. В момент принятия решения Сайфер осознает всю важность своего выбора. Возможно, жизнь в качестве батарейки — подходящее будущее для того, кто пойдет на такую сделку. Сайфер выбирает не человеческую жизнь, а переживание жизни, сценарий которой написан кем-то другим. Короче говоря, он жертвует своей человеческой сущностью. С другой стороны, Нео должен выбирать между спасением Морфеуса и угрозой для своей собственной жизни (как и предсказывала Пифия), и, совершая этот выбор, он узнает, что он действительно Избранный, и его человеческая природа находит подтверждение. Как пишут Эрион и Смит: «Решение Сайфера, по сути дела, безнравственно. В отличие от выбора Сайфера решение Нео столкнуться с „пустыней реальности" позволяет ему совершить настоящий поступок и испытать подлинные переживания, что придает его жизни смысл и, таким образом, моральную ценность».[126]

Вслед за Нео, которому приходится пройти через электронную стимуляцию, чтобы нарастить мышцы, атрофировавшиеся за годы его жизни на электростанции, так и люди, живущие в таких обстоятельствах, при которых издержки и выгоды их решений не пропускаются через их душу, приходят к тому, что человеческая сущность тоже атрофируется. Когда мы пытаемся обменять свою свободу на безопасность, в действительности мы можем остаться у разбитого корыта и не получить вообще ничего. В конечном счете мы утрачиваем свою человеческую природу.

Тринити заводит Нео в угол и шепчет ему на ухо: «Это вопрос, который движет нами». И она, без сомнения, права. Природа не наделила человечество острыми зубами и когтями или толстой и грубой шкурой. Вместо этого мы находимся в ее власти. В жестокой борьбе за выживание, которую мы ведем с природой и другими животными, мы являемся одним из самых слабых видов. Но мы наделены способностью рассуждать. Эта способность позволяет нам общаться с другими людьми, сотрудничать с ними и производить перемены в наших отношениях с природой (путем использования орудий труда) и с другими людьми (в ходе устанавливаемых нами общественных отношений). Именно наша способность сомневаться и учиться как через абстрактные размышления, так и через опыт придает нам силу.

«Матрица» — это поразительное художественное изображение главной человеческой дилеммы, возникающей под бременем свободного выбора. Если мы возьмем «синюю пилюлю» и избавимся от этого бремени, тогда мы не сможем прожить значимую жизнь. Мы можем пережить жизнь, но не прожить ее. С другой стороны, если мы выберем «красную пилюлю», нас ждет путешествие в глубокую кроличью нору, и нам придется иметь дело с реальностью жесткого морального выбора, решений, которые подчас оказываются неверными, и отношений, причиняющих нам боль. Но мы также узнаем радости приключений и достижений. Насыщенная человеческая жизнь — вот единственный возможный вариант развития событий, если мы принимаем вызов Морфеуса. Если мы однажды сделаем это, то проблема будет заключаться не в том, сможем ли мы вернуться назад, а в том, захотим ли мы этого, даже если это будет возможно.

Брошенный Морфеусом вызов не ограничивается лишь нашей личной жизнью. На базисном уровне наш общественный выбор институтов сходен с индивидуальным выбором между красной и синей пилюлей. Если мы остановим свой выбор на синей пилюле и не учредим институты, требующие от нас совершать свободный выбор и нести ответственность за него на личном уровне, то в этом случае наша способность жить осмысленной жизнью будет урезана, а наша совесть атрофируется за ненадобностью. С другой стороны, создание гарантий личной свободы в политической, правовой и экономической сферах принесет с собой процветание и усилит наши способности жить успешной человеческой жизнью.

Boettke P. The Political Economy of Soviet Socialism: The Formative Years, 1918–1928. Boston, 1990.

Boettke P. Why Perestroika Failed: the Politics and Economics of Socialist Transformation. London, 1993.

Boettke P. (ed.) Socialism and the Market Economy: The Socialist Calculation Debate Revisited. 9 volumes. London, 2000.

Boettke P Calculation and Coordination: Essays on Socialism and Transitional Political Economy. London, 2001.

Boettke P., Subrick J.R. From Philosophy of the Mind to Philosophy of the Market // Journal of Economic Methodology. 2002. Vol. 9. № 1.

Boettke P. The Rule of Law and Human Capabilities // Supreme Court Economic Review. 2003. 10.

Easterly W. The Elusive Quest for Growth. Cambridge (Mass.), 2002.

Erion G. J., Smith B. Skepticism, Morality and "The Matrix" // The Matrix and Philosophy/ Ed. by W. Irwin. Chicago, 2002.

Griswold Ch. Happiness and Cypher's Choice: Is Ignorance Bliss? //The Matrix and Philosophy/ Ed. by W. Irwin. Chicago, 2002.

Hayek F. A. The Constitution of Liberty. Chicago, 1960.

Mill J. S. Utilitarianism. Indianapolis, 1979.

Norberg J. In Defence of Global Capitalism. Stockholm, 2001.

Nozick R. Anarchy, State and Utopia. New York, 1974.

Nozick R. The Examined Life. New York, 1989.

Rosenberg N., Birdzell L E. How the West Grew Rich. New York, 1986.

Schmidtz D. The Meaning of Ufe // Robert Nozick / Ed. by D. Schmidtz. New York, 2002.

Searie J. Rationality in Action. Cambridge (Mass.), 2002. Sen A. Development as Freedom. New York, 1999.

Примечания:

1

# Имеется в виду книга Алана Уоттса, англиканского священника и пропагандиста дзен-буддизма, весьма авторитетного философа эпохи new аge, «Высшая индентичность: Эссе о восточной метафизике и христианской религии». Здесь и далее примечания редактора русского издания обозначены символом #.

10

Половой отбор — это элемент эволюционных изменений, вызванный в большей степени конкуренцией за спаривание с представителями противоположного пола, чем соперничеством в ходе выживания, добычи пищи и т. д. Павлиний хвост, помогающий получить самку, но являющийся помехой выживанию, — вот классический пример полового отбора в действии.

11

# Декарт Р. Размышления о первой философии, в коих доказывается существование Бога и различие между душой и телом //Декарт Р. Соч. М., 1994. Т 2. Здесь и далее цитаты приводятся по этому изданию.

12

Эта известная фраза содержится в работе Декарта под названием «Рассуждение о методе». В «Размышлениях об первой философии» он пишет об этом немного иначе.

107

Джордан по-прежнему удивляет поклонников баскетбола. После возвращения в большой баскетбол в 2001 году в возрасте 38 лет он играет за команду Wizards.

108

Мне рассказывали об экспериментах с крысами, в ходе которых животных ставили перед следующим выбором: или они могли научиться нажимать на рычаг и получать пищу, или они могли нажать на другой рычаг, после чего электронный импульс вызывал у них сексуальное удовлетворение. Крысы непрерывно нажимали на второй рычаг и умирали от истощения. Людям нет необходимости быть крысами. Даже такой законченный прагматик, как Джон Стюарт Милль, следующей фразой доказывал, что лучше уж быть человеком, чем просто испытывать удовольствие: «Лучше быть неудовлетворенным человеком, чем удовлетворенной свиньей; лучше быть недовольным Сократом, чем довольным глупцом» (Mill, p.10).

109

Беспокойный разум Нео заметил нереальность Матрицы еще до того, как Морфеус освободил его. В мозгу Нео застряла «заноза», которую он хотел понять. Несметное количество людей в Матрице — это еще цветочки. Для того чтобы ярче передать нереальность Матрицы, братья Вачовски добавили зеленого оттенка во все эпизоды, действие которых протекает внутри Матрицы, а чтобы оттенить реальность, они добавили синевы во все сцены, затрагивающие реальный мир.

110

Обратите внимание на первоначальную реакцию Нео, когда он узнает от Морфеуса правду. В следующем эпизоде Морфеус извиняется, заявляя, что после достижения определенного возраста человеческий разум оказывается не в состоянии примириться с истинным положением дел, и поэтому восставшие не пытаются спасти этих людей.

111

Griswold, p. 8.

112

Nozick. Anarchy, State and Utopia, p. 42. Обратите внимание на строгую дизъюнкцию (или/или), заложенную в вопросе Нозика. Если бы этот вопрос был задан с условием, что у каждого есть выбор, в каких пределах подключаться к машине, то Нозик смягчает свой ответ. Мы не нуждаемся в том, чтобы пребывать в реальности все время (Nozick. The Examined Life, p. 121). Проблема состоит не в самом подключении к машине опыта, а в невозвращении к реальности после этого подключения. В том, что человек не будет иметь возможности свободного выбора и нести бремя ответственности за него. Он не будет более созидать жизнь, а только ее переживать.

113

Когда Морфеус сражается с Нео в тренировочной программе-симуляторе, он пытается освободить разум Нео от иллюзий Матрицы, объяснить герою, что Матрица ограничена правилами, заданными теми, кто ее запрограммировал, но как человек Нео может подчинить себе эти правила и нарушить их. Нео спрашивает у Морфеуса, означает ли это, что он будет способен увертываться от пуль, и Морфеус отвечает, что, когда Нео достигнет полного понимания того, кто он такой, ему не нужно будет от них увертываться. Человеческий разум может выйти за пределы ограничений, которых требуют правила программы. Похожей критике подвергает детерминированный ИИ Роджер Пенроуз, когда использует теорему Геделя, оспаривая идею о том, что разум может полностью познать себя. Джон Серль прибегает к другому, но в равной степени несокрушимому аргументу против детерминированного ИИ, указывая на разницу между синтаксической четкостью и семантическим значением. Человеческая мысль завязана на семантическом значении, а не просто на синтаксической четкости. Для обсуждения отношения философии разума к вопросам политэкономии смотрите работу Беттке и Сабрика «От философии разума к философии рынка».

114

Schmidtz, p. 211.

115

Smith, p. 26.

116

Так, например, социализм и коммунизм не просто привели к плохим последствиям для экономики, но и подорвали значение человеческих норм морали. Политические осведомители, партийные верноподданные и инициаторы чисток зачастую оказывались обычными людьми, которых толкала на отвратительные поступки институциональная структура. Советологи говорят о «двойственной реальности» жизни в Советском Союзе и необходимости «жить ложью», с которой сталкивались люди; даже обычный язык был изменен, чтобы скрыть тот факт, что люди должны были жить одним образом, чтобы выжить, а говорить по-другому, чтобы соответствовать официальной идеологии. Изначально коммунизм стремился достичь высокого уровня материального производства, экономической стабильности и социальной гармонии между классами, а в реальности получилась нищета и деспотическая власть. Политические лидеры, выдвинувшиеся после Ленина, сделали выбор Сайфера и предпочли иллюзию власти и относительный достаток уродливой реальности потерпевшей неудачу идеологии. Коммунизм не удался не потому, что человечество не смогло жить согласно его идеалам, а потому, что его идеалы не подошли человечеству. По истории коммунизма, его крушению и по переходному периоду в бывшем Советском Союзе смотрите работы Беттке «Политэкономия советского социализма», «Почему не удалась перестройка» и «Расчет и координация».

117

Основной работой на эту тему, как мне кажется, является книга Ро-зенберга и Бердзелла.

118

Для обсуждения человеческой трагедии в слаборазвитых странах см.: Easterly.

119

Для рассмотрения взаимоотношений между развитием и человеческой свободой см.: Sen. Его позиция значительным образом отличается от точки зрения, предлагаемой в этой статье, однако он рассуждает на ту же тему.

120

Для обсуждения этих вопросов смотрите работу Беттке «Расчет и координация». Для рассмотрения отношений между нормами права, экономическим ростом и возможностями человека также смотрите работу Беттке и Сабрика «Нормы права и возможности человека».

121

Интересное обобщение доказательств в пользу этого утверждения можно найти у Норберга. Под реальным капитализмом я подразумеваю свободную рыночную экономику, а не защиту интересов корпораций. Капитализм — это не оплот корпоративного порядка, а институциональный режим, позволяющий индивидуумам осуществлять свои проекты и осознавать взаимные выгоды от обмена посредством добровольного сотрудничества.

122

Документальная история экономического анализа социализма представлена в работе «Социализм и рыночная экономика» под ред. Беттке.

123

Для обсуждения проблемы рационального мышления и поступков см.: Searle.

124

Hayek, p. 81–82.

125

Ibid., p.72.

126

Erion, Smith, p. 27.