Вступление

События, о которых пойдет речь в этом небольшом исследовании, были такими же яркими и горячими, как и те костры, на которые в начале XVI века суждено было взойти их главным участникам. Эти события могли бы предварить западную Реформацию и даже скорректировать ее курс (каким бы громким ни казалось это утверждение), но вместо этого завершились трагедией царской семьи, интеллигенции и множества простых людей, внезапно вырвавшихся из эпохи средневековья прямо в новое время, но смертью своею ознаменовавших прочное утверждение России на средневековых стезях.

Это было время, когда от феодальной, княжеской раздробленности Россия переходила в неведомую ей эпоху, и то, каковой этой эпохе предстояло быть, зависело не только от тех или иных законов развития общества, но и от множества других, неподвластных никаким законам обстоятельств. И одним из таких обстоятельств, в данном случае решающих, была религия, разница в убеждениях, в христианских ценностях. Новое противостояло старому. Новое — это вера в свободу каждого человека самому избирать для себя, во что ему верить, а во что не верить; это установка, ставившая под сомнение разноперое патриотическое наследие Церкви, которым та манипулировала, как ей вздумается. Новое — это хорошо забытое старое, возврат к библейскому авторитету, возврат к самим источника («ad fontes», как провозгласили западные гуманисты) христианской веры — библейским писаниям. Старое — это желание полностью закрепостить человека, сделать его рабом авторитарной системы, бряцающей, как оружием, своей стариной и, как должно было из этого следовать, непогрешимостью. Я не говорю здесь о конкретных конфессиях, потому что, во–первых, в ту пору и понятия такого не существовало, а во–вторых, потому что означенное нами противостояние слишком глубоко, чтобы его можно было очертить контурами конфессиональной принадлежности. Оно всепроникающе, и лишь в качестве грубоватого обобщения можно иногда заявлять, что одна конфессия является олицетворением таких–то взглядов, а другая — иных.

Это было время, давшее первого в истории России венчанного царя, Димитрия, за которым стояла партия, именуемая в то время русскою. Изучению этой–то партии автор и посвящал свое свободное время на протяжении последних пяти лет. Объем данной работы подскажет читателю, что этого времени было не так уж много. Это правда, но следует также отметить, что здесь изложены не все результаты исследования, а лишь некоторые, касающиеся в первую очередь довольно специфического вопроса, а именно: были ли сторонники этой русской партии настоящими христианами (т. е., буквально, верили ли они в Божественность Иисуса Христа) или нет? Конечно, предлагаемая работа не ограничивается сугубо этой темой — будет рассмотрена и событийная канва, и политические хитросплетения, и, что называется, «и жизнь, и слезы, и любовь». Но все же, открывая данную тему, мне хотелось бы наиболее пристально остановиться на исследовании христианских убеждений той группы людей, которая находится в центре моих интересов, потому что главной движущей силой и осью развернувшейся в конце XV века борьбы явилась не политика (хотя, как всегда, не обошлось без нее), но религия. Большинство сторонников русской партии объединяли не только или даже не столько политические убеждения, сколько убеждения религиозные. Во что верили эти люди? Почти пять столетий как эта группа носит позорный ярлык «жидовствующие». Он подобен колокольчику, который вешают на прокаженного, чтобы никто и близко к нему не подходил и не касался его струпьев. Подобный ярлык отпугивает многих христианских исследователей, а исследователей светских эта тема волнует мало. Поэтому я и решился снять негласное табу с этой темы и заново рассмотреть, насколько серьезно можно говорить об антитринитаризме (неверии в Троицу) в среде «новгородско–московских еретиков» (иное прозвище данной группы людей). А это и было одним из главных обвинений в их адрес. Мы называем указанное обвинение одним из главных не потому, что на него делался особый упор в период борьбы с ересью, а потому, что все прочие обвинения свидетельствуют лишь о том, что это движение по своей сути было протестантским. Так что обвинения «еретиков» в антитринитаризме, возможно, и не являвшиеся в свое время ключевыми в борьбе с ними (хотя и стоявшие не на последнем месте), гораздо позднее приобретают особое значение. Сегодня, когда в России протестанты получили право на существование, обвинения жидовствующих в неприятии иконопочитания, в отвержении культа святых, в соблюдении субботы, а не воскресенья, в неверии в житие души без тела[1] и др. многим уже не кажутся (не говоря уже о самих членах протестантских церквей) собственно обвинениями. Напротив, на эти факты можно было бы смотреть как на ранние проблески Реформации в средневековой Руси. Можно было бы, если бы не грозная тень антитринитаризма, которая накрывает собою все прочие стороны этого движения, лишая многих людей всякого желания даже оглядываться на него.

Сегодня практически всех сторонников Димитрия, или русской партии, — виднейших бояр, дипломатов, членов великокняжеского семейства — именуют, как бы по злой иронии, «жидовствующими». В результате интриг противоборствующей партии, которую называли в то время кто «греческой», кто «фряжской» (итальянской), Димитрий, не успев даже вступить в свои права, по ложным (сегодня это признают практически все историки) наветам был брошен в темницу, где и был «по скору время умерщвлен», а его державное место занял сын великого князя Ивана III от второго брака — Василий. Победитель, как известно, всегда прав и может диктовать потомкам то, что ему удобно и выгодно. Это срабатывает почти всегда. И единственная оговорка, которая здесь уместна: а на какой срок это срабатывает? Как долго длится обычно обман? А сколь угодно долго. Так было с пресловутой Октябрьской революцией, когда история 70 лет трещала по швам, стенала, но тайны свои удерживала. И лишь катаклизмы в обществе сделали тайное явным. В случае же с жидовствующими загадка растянулась почти на 500 лет — наверное, истории, чтобы отдать свои тайны, требуется хорошая встряска извне. Но в нашем варианте такой встряски не происходит, поэтому и выходят по данному вопросу не груды книг, а пока одна лишь эта маленькая брошюрка.

Историки знают, что современники именовали виновника смерти царевича Димитрия Василием Грозным. Но сыну его, Ивану, суждено будет навсегда закрепить за собою это леденящее душу прозвище. Для меня очень показательно, что начало русской истории, вернее той ее страницы, которая открывается на самодержавии словами «Царевич Димитрий», написано киноварью, а перечеркнуто кровью. У меня нет веры в то, что построенное на крови принесет много благ. Кровью исписаны многие главы русской истории, кровью залита была и последняя страница русского самодержавия.

Конец XV века был не просто временем, когда Русь выбирала себе одного из двух возможных государей. Русь выбирала для себя нечто большее — она выбирала тот путь, по которому ей затем столетиями надлежало шествовать. Впрочем, мы не можем сказать, что выбирала этот путь Русь, — это будет кощунством по отношению к народу. Все вершилось в определенных государственно–церковных кругах, и даже близкие к великокняжескому престолу люди часто просто попадали под кровавое колесо самовластия. Мы не знаем и не можем знать, что сталось бы с Россией, пойди она по иному пути и не обагри кровью первые же шаги в самодержавии. Но мы не можем также утверждать, что то, что свершилось, было лучшим из того, что могло было случиться. Позвольте мне в подтверждение своего мнения привести цитату великого русского историка Н. М. Карамзина:

«История не терпит оптимизма и не должна в происшествиях искать доказательств, что все делается к лучшему: ибо сие мудрование несвойственно обыкновенному здравому смыслу человеческому, для коего она пишется».


Примечания:



1

Последние два аспекта особо примечательны для адвентистов седьмого дня.







 

Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх