Глава XII

Распространение кабаков с 1552 года до начала XVIII века

Мы видели, что около 1552 года во всём Московском царстве был один лишь большой царёв кабак, стоявший в Москве на Балчуге. Царь Фёдор будто бы велел сломать его и уничтожить, но это не помешало ему тотчас же по смерти отца пожаловать Ивана Петровича Шуйского городом Псковом с тамгою и с кабаки: «Государь царь Федоръ Ивановичъ, послѣ отца своего смерти, князя Ивана Петровича Шуйскаго пожаловалъ великимъ жалованиемъ, въ кормленiе Псковомъ обѣми половинами, и съ пригороды, и съ тамгою, и съ кабаки, чего никоторому боярину не давывалъ государь». Флетчер (1588–89) писал, что в его время уже в каждом большом городе стоял кабак: «In every great towne he hath a Caback, where is sold aqua vitae, which they cal Russe wine, mead, beere». Борис Годунов (1598–1605), сделавшись царём, вновь открыл кабак на Балчуге и завёл откупные кабаки по городам. Палицын говорит: «Оскверни царь Борисъ неправеднымъ прибыткомъ вся дани своя: корчебници бо пьянству, и душегубству, и блуду желателне, во всѣхъ градѣхъ въ прикупъ высокъ воздвигше цѣну кабаковъ, и инѣхъ откуповъ черезъ мѣру много бысть, да тѣмъ милостыню творитъ, и церкви строитъ, и смѣшавъ клятву со благословенiемъ и одолѣ злоба благочестiю».^[119] То же, по словам Карамзина, было записано в летописи: «Уставил Борис в России и пошлину имати со всяких товаров, и мыты, и перевозы, и вино продавати от казны». Но в то же время писатели хронографов не стыдились расхваливать Бориса, что он покусился корчемства, свободной торговли вином. В хронографе, бывшем у Карамзина, записано: «Государь наш царь Борис Федорович ко мздоиманию зело бысть ненавистен, разбойства и татьбы и корчемства много покусився, еже бы в свое царство таковое неблагоугодное дело искоренити, но не возможе отнюдь». В то же время один иностранец, лютеранский поп, по поводу кабаков сочинил про Бориса целую романтическую историю вроде того, что «отдамъ послѣднюю рубашку». Желая истребить грубые пороки, говорит Бер, Борис запретил пьянство и содержание питейных домов, объявив, что скорее помилует вора или убийцу, нежели того, кто вопреки указу осмелится открывать кружечный двор. «Пусть дома, — будто бы говорил Годунов, — каждый ест и пьёт, сколько хочет; может и гостей пригласить, но никто да не дерзнёт продавать вино москвитянам. Ежели же содержавшие питейные дома не имеют иных средств к пропитанию, пусть подадут просьбы: они получат земли и поместья».^[120] Арцыбашев,^[121] приводя это известие, справедливо заметил, что Бер не понял указа Годунова, запрещавшего корчемство, то есть вольную продажу питей.

Новозаведённые кабаки казались народу насилием; народ помнил ещё свой старый быт, а потому, при появлении царёва кабака, сейчас писали просьбу о том, чтобы кабак снести. Люди Вельского стана, крестьяне Бориса Годунова, в 1594 году били ему челом, чтоб кабак снести, и Борис велел снести кабак, приказав, однако, смотреть, чтоб продажного питья не было, и в отвоз с вином не ездили, а «лучшие отрадные крестьяне, кому можно (?), питье держат в своих домах, и они бы держали про себя и не продавали».^[122] В Новгороде этого времени было уже два кабака, от которых нужда, теснота, убытки и оскудение учинились; поэтому царь Борис Годунов, царица, царские дети по жалобе гостей и всех посадских людей Новгорода денежные доходы с кабаков отставили, а кабакам на посаде быть не велели. Муромские богаделенные старцы, двенадцать человек, подали челобитную царю Михаилу Фёдоровичу и писцам Борису Дмитриевичу Бартенёву да подьячему Михаилу Максимовичу, и в челобитной писали: «После де московскаго разорения, как приходил к Мурому пан Лисовский, дали де им муромцы, посадские люди, под богадельню пустовое место, а ныне де подле тое богадельни учинился государев кабак, а им де подле того кабака жить не мочно, а государь бы их пожаловал, велел бы им дата пустое место в Муроме на посаде, и по этой челобитной дано богаделенным старцам пустое место под богадельню». В 1638 году крестьяне Устюжского уезда, Онтропьевы слободки, били челом, что у них «заводчик корчму держит сильно, а преж деи сего у них корчмы не бывало (?) в той слободке, и та де их слободка стоит на дорогах, на великопермской, и на вятцкой, и на вологодской, и с тех де дорог у них на корчму приходят всякие люди, тати, и разбойники, и костари». Царь их пожаловал, велел заводчику «корчмы в той слободке не держати и пива ему не варити». В 1676 году крестьяне Веницкого погоста, жалуясь на кабацкого голову и целовальников, просили уничтожить у них кабак, а сумму питейного сбора разложить на них по-прежнему в виде оброка.

Рядом с царскими кабаками распространялись по городам и кабаки боярские. Кормленье тамгою и кабаком, не известное доселе ни князьям, получавшим уделы, ни боярам, кормившимся от поместий, — теперь, с половины XVI века, стало желанной целью и князей и бояр. Ещё в 1548 году Иван IV отдал боярину Игнатью Борисовичу Голохвастову в кормление город Шую «с правдою, съ пятномъ и съ корчмою». В Москве после 1552 года он построил кабак для опричников; в 1570 году немцы Таубе и Краузе, выдававшие себя за римских дворян, получили от него право продавать мёд и вино. Царь Фёдор, вступив на престол, пожаловал кабаком Шуйского. Наступило Смутное время, и московские бояре, являясь к польскому королю, предлагали ему воспользоваться кабацкими доходами Московского царства, причём не забывали и себя, и себе выпрашивали тамги и кабаков. Михаил Салтыков со товарищами, делая в 1610 году договор о призвании на московский престол Владислава, десятым пунктом этого договора постановили: «Пожитки, доходы господарскiе всякiе съ городовъ, съ волостей, такожъ съ кабаковъ и съ тамги гроши велить господарь его милость выбирать по давному». Избрав на царский престол поляка Владислава, московские сановники бросились просить у его отца, Сигизмунда III, отчин и кабаков. В длинном ряду этих искателей кабачной мзды мы встречаем дьяка Чичерина, получившего сельцо Лыжино с тамгою и со всякою пошлиною; крайчему Льву Афанасьеву даны в Новгородском уезде в Бежецкой пятине дворцовая волостка Липенская и рядом Боровичи с кабаком, и с тамгою, и с перевозом; окольничему князю Ф. Ф. Мещерскому дано в Новоторжском уезде село Кушалино с деревнями, тамгою и кабаком; дьяку Степану Михайлову Соловецкому в Старицком уезде дано дворцовое село Детунино с пошлиною и кабаком; Ивану Тарасовичу Грамотину в Вологде, в Красной Слободе, в Темникове кабак и тамга, и, наконец, Маржерету,^[123] вместо его села с деревнями и кабаком, которое от него отошло и отдано кому-то иному, пожалованы поместья в Двинском уезде. Подобным образом выдано разным лицам из бояр восемьсот различных привилегий на земли и оброки, и подобные же милости бояре не прочь были получать от Тушинского и других воров.^[124]

Раздача кабаков боярам продолжалась и в последующее время. В 1629 году боярам князю Юрию и брату его Мамеште (мирзе) Шулешевым (татарам) были даны в Муромском уезде: село Карачарово с кабаком, да деревня Новая с тамгою и кабаком. В 1645 году боярину князю Александру Михайловичу Львову (ярославскому) пожалованы в Ярославе на посаде рыбные ловецкие слободы да кабак. Интересно узнать, что в числе всех этих бояр, которые, местничая между собою, чтоб не быть бесчестным, заняв место пониже, не нашлось ни одного, который решился бы отказаться от кабака. И во множестве дел о местах вы тщетно будете искать случая, чтобы кто-нибудь счёл за бесчестье сидеть или служить рядом с владельцем кабака, а между тем Хилков не хотел быть ниже Пожарского, которого родители бывали в приказчиках. Такова была гражданская честь, лёгшая в основу Московского царства.

В период Смутного времени распространение царёва кабака должно было притихнуть. «Для Смутного времени, — писали в 1611 году в Пермь казанские воеводы, — кабаки заперты были по многое время». Кончилось Смутное время. Земским собором 1613 года выбран на царство шестнадцатилетний Михаил Фёдорович, и снова пошли по городам приказания, чтоб, опричь государева кабака, питья никто не держал. Грамотой 1614 года из Галицкой чети белозерскому воеводе велено на Белоозере «квасной и сусленой кабак завесть, и держати на веру, а целовальников выбирати посадских людей, а двор кабацкой поставит тем людям, кто старой кабацкой двор разволочил». Белозерцы завели сусленой и квасной кабак, и по 28 января прибыли оказалось 13 рублей два алтына с деньгою, да казаки отняли у сусляного и квасного кабака два воза солоду, посланного на мельницу, а про двор кабацкий белозерцы доносили, что его пока нет, потому что старый растаскали в литовское разоренье, и они нашли одну клетку от кабака, а ныне целовальники «квас и сусло варят для поспешенья в городе, а кабацкой двор учнут ставити, как будут прибыльные деньги». Но в грамоте следующего года опять велят поставить кабак тем людям, кто его развёз.

Кабацкая прибыль по-прежнему сделалась источником для удовлетворения всяческих нужд царя, начиная от государственных и до семейных. Умерла в 1615 году в Суздали царица-старица Александра, и указом царя велено было, чтоб тотчас взяли на её погребение из кабацких денег пятьдесят рублей. Царь и патриарх, собрав в 1620 году московских гостей для переговоров о торговле с Джоном Мериком,^[125] объявили откровенно, что нет других доходов, как от таможни и кабака: «Ведомо вам всем, что по грехам в Московском государстве от войны во всем скудость и государской казны нет нисколько; кроме таможенных пошлин и кабацких денег государевым деньгам сбору нет». В наказе воеводам, отправленном в Новгород в 1617 году, приказано было «беречь накрепко, и выбрати детей боярских сверстных, и велети им корчмы выймати у всяких людей, чтоб опричь государевых кабаков никто питья на продажу не держал». В 1627 и 1628 годах князь Василий Туренин да дьяк Третьяк Копнин во Пскове «поставили на государя варницу на кабаки варити, и церковное вино отняли на государя у торговых людей, продавати верным целовальникам дорогою ценою, их же умышлением на откуп дали квасников». В 1629 году купили на Москве кабаки псковские Ивана Никитина закладчик Хмелевский со товарищами и продавали вино по 4 алтына стопу, а стоп убавили. Другие люди откупали кабаки по волостям. «В 1639 году (говорит царская грамота) ведомо учинилось, что в городах, приписанных к Новгородской четверти, в недавнее время взяты на откуп квас, сусло, брага, батвинья, которыми в городе живут и кормятся и тягло платят посадские и всякие жилецкие люди».

В 1645 году умер Михаил Фёдорович, и царский престол достался Алексею Михайловичу, шестнадцатилетнему царевичу. Налоги, притеснения, грабёж бояр и откупщиков дошли до того, что вызвали в Москве мятеж. Это было летом 1648 года. В этом же году был Земский собор, созванный для устроения земли, и выборные прямо заявляли, что на Москве и около Москвы заведены на государевой земле патриаршие, монастырские, боярские и других чинов слободы, где живут закладчики и их дворовые люди, что они накупили себе и в заклад побрали лавки, погреба, откупают таможни, кабаки и всякие откупы, а от того служилые и тяглые люди обнищали и одолжали. И затем они просили, чтоб право винокурения и продажи вина передано было казне. А между тем московские бояре и дьяки успели составить Уложение (1649), которое предоставляло откупщикам ещё большие права. Велено было «до году на откупщиков однолишно никому суда не давати, чтобы откупщиков ни от кого напрасныя продажи не было, и отдавать кабаки и иные всякие откупы на откуп государевым посадским людям и дворцовых сел и волостным крестьянам, а иным ничьим людям и крестьянам никаких откупов не отдавати». То же повторялось в другой главе: «В головах и целовальниках на кабаках, которые кабаки в городах и уездах, в государевых дворцовых селах, и в черных волостях, опричь посадских людей и дворцовых сел крестьян ничьим людем и крестьяном не быти». С откупщиков, которые откупят городские кабаки, велено брать по полуосме деньги с рубля. В декабре 1651 года откупа были уничтожены, восстановлена старая продажа на вере, кабаки названы кружечными дворами (сокращённо кружало), и велено во всех государевых сёлах и городах, исключая меньших малолюдных сёл, быть по одному кружечному двору. В 1652 году были запрещены кабаки, принадлежавшие частным лицам, боярам, дворянам, жильцам и приказным, исключая духовенство, и оставлена одна казённая продажа на вере. «С недавнего времени, — писал Олеарий, — все частные кабаки (Kabaken) уничтожены, так как правительство нашло, что они отвлекают народ от работы и представляют ему удобный случай пропивать заработанные деньги; теперь уже никто не получит вина на две или три копейки, шиллинг или грош. Вместо этих частных кабаков, его царское величество приказал учредить в каждом городе кружечные дворы (crosisnoj dwor), откуда вино отпускается во все шинки и кабаки, ими заведуют двое присяжных, которые должны ежегодно вносить в казну его царского величества известную сумму денег. Несмотря на это, пьянство не уменьшается… В настоящее время таких кружечных дворов во всём государстве считается до тысячи. Они приносят государю огромные деньги… Прежде бояре и другие знатные вельможи имели право содержать в различных местах государства свои кабаки. Все они, подобно великому князю, отдавали их в аренду известным лицам; но так как арендная плата была ими поднята очень высоко, то многие из откупщиков должны были разориться. Поэтому в настоящее время постановлено, чтоб никто из бояр или вельмож не смел держать кабаков. Все они теперь находятся в управлении великого князя. Он повелел выстроить в каждом городе особенные дома, откуда можно бы было за известную цену получать водку, пиво и мёд, а деньги вносить в его казну».^[126]

Несмотря на уничтожение откупов и кабаков, те и другие продолжали существовать; и снова во всех городах было сказано кабацким верным головам, и целовальникам, и откупщикам, чтобы они на 1653 год на кабаках больших запасов не припасали, потому что с этого года в городах кабаков не будет, а будет по одному кружечному двору. По случаю страшного пьянства, развившегося в Москве, было приказано, чтобы в Великий пост для постного времени и о Светлой недели (?) с кабаков кабацкого вина и пива и мёду не продавали, и кабаки запечатать; а что в это время продажного питья бывало, и то им, кабацким головам и откупщикам, зачесть одним в сбор, другим в откуп. В июле 1652 года был избран в патриархи Никон. 11 августа в его присутствии был в Москве собор о кабаках, и на пятый день (16 августа) была уже написана грамота в Углич, в которой царь говорил: «11 августа советовав мы с отцом своим и богомольцем святейшим патриархом Никоном, и со всем освященным собором, и с бояры, и с окольничими, и со всеми нашими думными людьми о кабаках, и указали: во всех городах, где были напред сего кабаки, быти по одному кружечному двору, а в меньших, где малолюдно, в тех селах кружечным дворам не быть. Всем кружечным дворам быть на вере, и которые кабаки были на откупу, а урочные годы не отошли, и те кабаки у них взять, а за заводы кабацкие и за запасы платить им, но только те, которые надобны будут к кружечным дворам, а за лишние заводы и запасы не платить. Продавать вино по одной чарке одному человеку, а больше той указанной чарки одному человеку не продавать, и на кружечных дворах и близко двора питухом сидеть и питье давать (им) не велено, а ярышкам (кабацкие ярыги), и бражникам, и зернщикам на кружечном дворе не быть. По постам вина не продавать, священнический и иноческий чин на кружечный двор не пускать, и вина им не продавать; пива и меду не припасать и не продавать, а что пива и меду останется, то продать до сентября 1653 года». Таким образом, на кабаках осталась одна лишь водка… Затем в грамоте шли обычные наставления головам и целовальникам, и, как бы по привычке, снова говорилось о кабаке: «А то им головам и целовальникам сказать, чтоб им с того кабака (углицкого) и с тамги собрать перед прежним с прибылью». И грамота, выражаясь так, не ошибалась: московского кабака нельзя уж было искоренить, и тем более одной переменой названия, как нельзя было уничтожить пьянства приказом продавать вино только по одной чарке.

Хуже всего было то, что запрещено было продавать в кабаках пиво и мёд, но это было только на время. В уставных грамотах следующего года (на Мологу) велят пиво и мёд продавать по-прежнему. Как бы то ни было, но грамота об уничтожении откупов была принята народом с радостью, и память о ней сохранялась, как увидим, до половины XVIII века. Этой грамотой запрещалось питухам сидеть близ кружечных дворов. Но в 1659 году в царской грамоте на Двину снова предписывалось головам и целовальникам стараться, чтобы «великого государя казне учинить прибыль, и питухов с кружечных дворов не отгонять». В 1652 году по случаю того, что хлеб покупали недорогою ценою, вино продавали осьмивершковое ведро в чарки по полтора рубля, в кружки по сорок алтын, в вёдра от двадцати до тридцати алтын за ведро. В 1660 году была дороговизна хлеба, и царь с боярами велел продавать вино в Москве в чарки по четыре рубля, а в кружки и в вёдра по три рубля; во всех остальных городах, опричь низовских, которые ниже Казани, по три рубля ведро. При этом прибавлялось, что у крестьян, которые «учнут курить вино и продавать его, сечь руки и ссылать в Сибирь». Но во всех городах вино продавали не по три, а по четыре рубля. В 1661 году цена вину увеличена, и велено продавать его по пять рублей ведро.

Проходит со времени уничтожения откупов одиннадцать лет, и в 1663 году велят для пополнения казны великого государя во всех городах и пригородах, в помещиковых и вотчинниковых сёлах, в слободах и деревнях с 1 сентября 1664 года «кабакам и кружечным дворам быть на откупу и на вере». В 1664 году велено в Холмогорах на посаде мелкие кабаки свесть, а быть одному кружечному двору; но, несмотря на запрещенье, выборные всё-таки продавали вино в шести местах. В том же году послан был указ во все города Новгородской чети, чтоб везде, где были кабаки сведены и велено быть по одному кружечному двору, впредь кружечным дворам быть не велено, а кабакам, где они были наперёд сего, на тех же на всех местах быть по-прежнему. Так-то мудрили московские подьячие, наживавшие от кабаков, которыми торговали, большие деньги! Мы уже видели, что в 1668 году Ордын-Нащокин приписывал приказной мзде все эти потачки кабаку и откупу, столь ненавистным народу. «Эй, дурно!» — писал к царю честный гражданин, и слова его сбылись.^[127]

Начались мятежи, поднимаемые толпами кабацкой голи. За бунтом московской черни 1648 года последовал мятеж в Сольвычегодске и Пскове от худых людишек, которые и в село Коломенское приходили с большим невежеством, и наконец громадный бунт Стеньки Разина. Народ был озлоблен против бояр. 26 мая 1648 года во время мятежа, вызванного Плещеевым и Траханиотовым, в Китай-городе загорелся кружечный двор. В одиннадцать часов вечера иностранцы смотрели, как он горит. Вдруг увидели они вдалеке монаха, который тащил что-то с неимоверным усилием. Поравнявшись с ними, монах стал просить, чтоб они помогли ему бросить в огонь труп злодея Плещеева, которого он влачил за собой. Монах утверждал, что только этим средством можно унять огонь. Иностранцы отказали ему в пособии, а он начал их клясть. Пришли к нему на подмогу люди, бросили труп в огонь, и, действительно, пламя стало ослабевать (свидетельство Олеария).

Остановимся здесь на последних днях царствования Алексея Михайловича и посмотрим, как в XVII веке распространялись по городам кабацкие откупы, и что это были за кабаки… Возьмём для примера город Шую.

Мы уже встречались с Шуей в 1548 году. Кабаков тогда ещё не было, и в Шуе была корчма. К концу Смутного времени, в 1611 году, в Шуе уже был кабак; кабацким целовальником — Иван Павлов Завьялов. Польские и литовские люди приходят в Шую воевать её, посадские людишки скитаются по миру, меж двор, а тут ещё с Москвы от бояр и воевод, и от стольника и воеводы от князя Д. М. Пожарского прислан с наказом Василий Ртищев, и ему велено взять с посаду тридцать пудов мёда да двадцать вёдер вина, и Ртищев доправил их, а шуяне плачутся: «Государи, смилуйтеся пожалуйте!» В 1614 году шуяне жаловались на сыщика Кузминского и на суздальских и шуйских губных старост, что они «питье из кабака емлют силою». В 1628 году в Шуе кабацким откупщиком москвитин Мишка Никифоров со товарищами, сменивший верного голову Ивана Володимирова. В пятнадцати верстах от Шуи стояло село Дунилово (178 дворов, 37 лавок, 7 амбаров, 40 навесов, 6 полков, 3 солодовки), в нём в 1632 году был кабак за пашенным крестьянином за Михаилом Васильевым со товарищами, да ещё были две харчевни. Оброку с кабака платили 590 рублей 4 копейки на год. Село это, как видно, было богаче Шуи, где в следующем году кабак платил только 200 рублей. На шуйском посаде по писцовым книгам считалось 154 двора, и в том числе 32 — запустелых. В 1640 году случился пожар, сгорело 82 двора, осталось 40 разломанных дворишек, да сгорел ещё кабацкий двор, нужно было ставить его; но несмотря на пожарище, шуяне стоят на правеже в недоимочных дворовых деньгах за запустелые дворы. А тут ещё с Москвы приходит царская грамота: «В Шуе из посадских людей выбрать на Углич верного голову к кабацкому сбору». Шуяне пишут челобитную, чтоб государь смиловался, не велел бы выбирать в Углич кабацкого голову, и чтоб шуянам «от такого разорения, стоючи на правеже, от голоду и стужи не погибнуть». Это было зимним временем. Спустя год в Шуе опять был кабак — а недельщик Андрей Мантуров сыскивал в Шуе про попа Антипа, и шуяне дали сказку, что тот поп «на кабак ходит и пьет, и с кабака покупаючи пьет, и к себе на двор носит». В 1643 году шуйский кабак — на вере, кабацким головою — суздалец, посадский человек Никитин Жилин; а кабацкими целовальниками — шуйские посадские люди Тихон Иконник со товарищами. На них бил челом царю шуянин Ивашко Тихонов, что его отец пьёт у них на кабаке безобразно, а голова и целовальники кабацкого питья дают ему в долг «не по животом и промыслу». В то же время земский староста Мишка Осипов, от себя и во всех шуян посадских место, бил челом царю на шуянина Короба, что он пьёт и бражничает безобразно, и зернью и карты играет, и жену свою бьёт и мучит не по закону.

Но в других кабаках самим целовальникам приходилось жаловаться на обывателей. Жители соседнего с Шуей города Лухи в 1654 году всем городом били челом царю, что приказчик села Мыту князя Репнина Пётр Шибаев собрался «со многими людьми, и с пищальми и с рогатины и с бердыши, поехал в город Луху, чтоб избить воеводу, а от съезжей избы поехал на луховский кабак, и на кабаке у стойщиков стал чуланы разбивать и питья даром прошать, и стойщики все разбежались, покинув питье». В 1630 году шуяне жаловались, что у них в городе более тридцати человек «сидят по выборам, да из них же сидят в Суздальском уезде у таможенного сбору, да в Ивановской слободе на кружечном дворе, и сидят без перемены пятый год, а Ивановская слободка — Суздальского, а не Шуйского уезда, а прежде там были суздальские выборные». В 1660 году они послали новую жалобу на воеводу Боркова, что 26 сентября он избил, заперши у себя на дворе, выборного посадского человека, кружечного двора голову Ганку Карпова до полусмерти, и ныне тот голова от его «воеводских побой изувечен, а на кружечном дворе питеру нет и промысл остановили, и сборным целовальникам стало не в мочь». На Ганку Карпова пошёл особый донос от воеводы, что у него в кабаке беспорядки. Из Москвы пришло повеление сыскать, правда ли, что голова Карпов на воскресенье и в воскресенье во весь день продавал вино по стойкам; правда ли, что он воеводе Боркову учинил непослушание, и питьё в стойках печатать не давал и прочее. Шуяне сказали, что они того не ведают, знают только, что у воеводы Боркова с головою Карповым была ссора. Пришли к церкви Божией на паперть священники и шуйский земский староста и призвали туда воеводу и голову, и голова Карпов говорил воеводе Боркову, что «убил де ты меня, Иван Иванович, напрасно». А он на это сказал: «Ты де, голова, меня бранил и невежливые слова говорил». И священники с земским старостой, выслушав ту ссору, их помирили.

В кабаках пропивались люди всех сословий, светские и духовные. В 1678 году по указу архиепископа суздальского был розыск про диакона Лариона, и шуяне показали, что «Шуи города соборные церкви диакон Ларион на кабаке и по улицам валяется, и по харчевням скитается, и, приходя пьян к соборной церкви, в колокола бьёт и градом всем возмущает, и в церковь божую не ходит, всегда по улицам ходя, по ночам и в день кричит». В 1677 году опять по указу архиепископа суздальского был розыск про попа Григория, и спрашивали у шуян: «А пономарь все пьян валяется ли? Да поп Григорей в беседах напивается ли пьян и озорничает ли? Всякого скаредною бранию, мужской пол и женский, бранит ли? Ст… у… на беседах и по улицам ходя, выставляя, показывает ли?» Шуяне сказали: «Ей же, ей». Архимандрит шуйского монастыря с братиею били челом царю на старца Саватея, что живёт не по монашескому чину: на кабаке пьёт, и иноческое с себя пропивает, и зернью играет.

В 1690 году шуйский кабак стал разваливаться; изба, выход винный и ледники пивные от ветхости обвалились, а кубы винные, и бражные, и пивные, и бочки, и колоды — все сгнило и обвалилось. И нововыбранный кабацкий голова Якушка Голятин доносил, что быть в кабаке «никоими мерами не мочно». На следующий год был выбран новый голова Лука Котельник, и ему велено было починить кабак под наблюдением земского старосты и посадских людей. В 1710 году во время пожара в Шуе сгорели на кружечном дворе выход винный большой, пивные два выхода и новостройная питейная изба, да ещё две избы, да приёмного у купчин вина 750 вёдер, пива 3260 вёдер, мёду 10 вёдер 3 четверти, 3 амбара хлебных и запасу в них, приготовленного для кружечного двора: ржи 150 четвертей, овса 200 четвертей; и осталось только «на кружечном дворе в отхожем погребе (в отхожем малом выходе) вина малое число — ведер 300». И шуяне доносили, что «без земской, и таможенной, и долговой изб, и кружечного двора быть и пошлины сбирать невозможно (а на продажу вина вскоре будет оскудение)». Шуйский кабак, видно, торговал хорошо и скоро вместо одного кабака явилось несколько, явилась даже целая кабацкая улица, называвшаяся Кабацкий десяток. Но в 1738 году был новый пожар: сгорели два кабака, большой и заверняйка,^[128] два выхода откупщика Зубкова с запасным подставным вином, одна питейная изба, одна стойка и кружечный двор. В соседнем селе Иванове также было несколько кабаков. В 1775 году в Иванове сгорело два кабака, большой и подпушечный, и выгорела целая улица кабацкая. В 1795 году доход с шуйского кружечного двора и с кабаков дошёл до 1631 рубля 16 алтын 4 денег.

Из примера города Шуи видно, что кабаки были то на вере, то на откупу. Так было и по другим городам. В 1667–78 годах пошлину на вере сбирали в кабаках: в Великом Новгороде, в Старой Русе, во Пскове и пригородах, на Вологде, в Нижнем Новгороде и в Нижегородском уезде, на кабаках на Великовражеском, на Юркинском, на Вельдемановском, на Пожаровском, на Столбицком, на Терюшеве, в Константинове да в Новом.

Вот одна из записей, связанных с откупами: «В псковском пригороде во Гдове питейная прибыль в откупу за псковитянином посадским человеком за Куземкою Андреевым. В псковском же пригороде, на красном, кабак в откупу у псковитина посадского человека Опашки Лодейникова. У Архангельска квасная продажа у бани в откупу за колмогорским посадским человеком Ивашком Игнатьевым. В Нижегородском уезде в селе Гридане торжок и кабак в откупу за вязниковцем за Ларкою Кириловым. Да в селах Ватрасское, Ананьинское, Андосовское, Шихмановское кабаки и торжки в откупу за нижегородцем, посадским человеком за Андрюшкою Михалевым. В селе Троицком шелокшенский кабак в откупу за кадашевцем за Ондрюшкою Луковниковым. В селе Лопатицах да под деревнею Слопинцом торжок и кабак на откупу за ярополчанином за Федькою Суворовым. В селе Ключицах кабак в откупу за нижегородцем посадским человеком за Бориском Белобородовым. Да в Нижнем же на посаде уксусный промысел в откупу за нижегородцем посадским человеком за Андреянком Михалевым. В Вятском уезде в Шестакове таможня и кабак, да в Котельниче кабак в откупу за вятчанином за Федькою Зверовым, и откупщик Федька те кабаки отказал. В Арзамасском уезде в вотчине боярина князя Ивана Алексеевича Воротынского в селе Никитине кабак и торжок на откупу того ж села за крестьяны. В том же уезде в селе Гагине торжок и кабак в откупу за садовником за Ортюшкою Хвасливым. В вотчине бояр князя Федора да князя Григория Григорьевичев Ромодановских в селе Лопатине торжок и кабак на откупу. В вотчине окольничих Василья и Григорья Микифоровичев Собакиных в селе Круглом кабак в откупу того ж села за крестьяны. На Олонце на посаде кружечный двор в откупу за олончанином за Сидорком Заветного. В Олонецком уезде шуйский кружечной двор на откупу за олончанином за Савкою Ларионовым. В Каргопольском уезде устьмошской кабак на откупу тое ж Устьможской волости за всеми крестьяны. В Старой Русе таможня и кабак на откупу за новгородцы, посадскими людьми за Васильем Проезжаловым со товарищи. В Приказе володимирской чети в городах: в Володимире на посаде, и Володимирском уезде, в деревнях Лаптеве, да в Хорышовке; в Переславле Рязанском, в селе Путятине, в Печерниках, в Пронску, в Калуге, на Михайлове, в Ржеве Пустой и в Заполье, в Твери, в Торусе, на Туле, в Боровску, в Верее, в Волхове, на Кропивне, в Луху, в Торжку, в Печерниках, в Риском, в Зарайску таможенную и питейную прибыль сбирают на вере тех же городов жилецкие люди. В Вологодском уезде, в селе Гуском погост (!), торжок и кабак Басманной слободы (в Москве) за тяглецом за Кондрашкою Алексеевым. В деревне Липне кабак в откупу огородной слободы за тяглецом за Данилком Павловым. В Переславском уезде Рязанского в Перевицком стану кружечный двор в откупу за переславским рыболовом за Демкою Колмаковым. В Воротынску кружечной двор в откупу за кадашевцем за Лучкою Аргуновым. В Волоколамском кружечной двор в откупу гостинной сотни за Петром Исаевым. В Торуском уезде на Оке реке, да на устье реки Поротвы перевозы и рыбные ловли и кабаки в откупу по нынешний по 186 год (1678), а в 198 году те перевозы, рыбные ловли и кабаки велено сбирать на вере. В Сапожке кружечный двор в откупу села Дединова за крестьянином за Петрушкою Кислым. В Тульском уезде на Упской гати кабак на откупу за тулянином, посадским человеком за Трошкою Душкиным. В Боровском уезде в селе Ростунове кабак на откупу за Петром Исаевым. В Зарайску кабак в откупу гостиные сотни за Петром Исаевым. Приказу галицкия чети в городах: в Суздале, в Галиче да в галицких пригородах, у Соли Галицкой, на Унже, в селе Корцове, в Шуе, в селе Солтанове, на Колмине, на Кошире, в Ростове, в Юрьеве-Польском, в Колшне кабацкия прибыли сбирают верные головы и целовальники. В Суздальском уезде в селе Островцове на откупу стольника князь Ивана княж Михайлова сына за крестьянином за Якушком Рамининым. В Галицком уезде в селе Столбове кабак в откупу за крестьянином князь Ромодановского за Якушком Дементьевым. В Коломенском уезде в селе Малине кабак в откупу боярина князя Юрья Алексеевича Долгорукова того ж села за крестьянином за Ивашком Наумовым, да за кадашевцем за Петром Исаевым. В Коширском уезде в селе Люблине кабак в откупу за кадашевцем Петром Исаевым».

К 1677 году относится одна опись, указывающая на кабацкую прибыль по некоторым городам. Сборов с таможен и с кружечных дворов шло с Устюга с уездом 6782 рубля, с Сольвычегодска 3662 рубля, с Тотьмы 2350 рублей, с Вязьмы 1196 рублей, с Можайска 1196 рублей. Одних кружечных сборов шло с Рузы 175 рублей, со Ржева Володимирова 328 рублей, со Старицы 292 рубля, с Бежецкого Верха 477 рублей. В 1651 году городенский кабак в Устюжской четверти был обязан выбрать оклада 674 рубля 22 алтын 2 деньги, по 56 рублей по 7 алтын в месяц, и по рублю по 28 алтын с полуденьгою в день. В 1670 году с кружечного двора в Устюге Великом сходило 4530 рублей. Вино на кружечные дворы доставлялось в большом количестве. В 1683 году с московского отдаточного двора послано было в Соликамск на усольские кружечные дворы десять тысяч вёдер, в Чердынь две тысячи вёдер, в Кайгород тысяча вёдер. Олеарий (1639–43) записал, что «прежде в Новегороде каждый из находящихся там трёх кабаков ежегодно приносил до 2000 рублей, а все вместе до 12 000 рейхсталеров. Но когда боярские кабаки были запрещены, сумма эта увеличилась; в настоящее время таких кружечных дворов (хотя и не каждый из них приносит одинаковые доходы) во всём государстве считается до тысячи». По Штраусу, доходы от кабаков были несколько меньше; но зато кабаков в Москве, по его словам, было бесчисленное множество. По словам Коллинса,^[129] жившего в Москве в 1659 году, от иных кабаков в Москве получали ежегодно от десяти до двадцати тысяч рублей.

В 1676 году умер Алексей Михайлович, и московским царём сделался Фёдор Алексеевич. Ему было четырнадцать лет от роду. Посоветовавшись с патриархом и поговорив с боярами, новый царь в 1677 году опять запретил в малых сёлах продажу питей и на откупу и на вере, а в больших сёлах запретил отдавать кружечные дворы на откуп. Денежную прибыль велено было сбирать из Приказа новой четверти. Но, несмотря на запрещение, в сёлах, близких к Москве, откупные кабаки оставались по-прежнему. В 1681 году на откупщиках оказалась многая недоимка, а у верных голов большие недоборы. В кабаках на вере, находившихся вблизи откупных, продажа остановилась, и в казне учинилась большая «истеря». Приказано было, чтоб все кабаки по-прежнему были на вере, а откупу отнюдь нигде кружечным дворам не быть. Кабаки бояр, помещиков и вотчинников, которые были за крестьянами их в поместьях и вотчинах, приказано свесть и вновь не заводить. Цену вина уменьшили до полтины за ведро, наказав при этом, по обычаю, кабацким головам добыть во что бы ни было к 1682 году прибыли против прежних лет, и за то «к себе ожидать его государевы милости, и чтоб в том приборе, что собрано будет против прежних лет, голова и целовальники никакого опасения себе не держали». Явки были очень затруднительны, потому что нужно было ссылаться с теми приказами, где ведались крестьяне, и вот, чтоб в тех пересылках «с приказы корчемной выемке мотчания и порухи не было, явке питей и выемке велено быть из Приказа большой казны».

Для оптовой и розничной продажи вина учреждён в Москве отдаточный двор: «А быть на Москве одному отдаточному двору, а вино и всякое питье продавать по местам, на которых местах для продажи вина и всякого питья наперед сего избы построены, или вновь где построить, и продавать. Московским жителям всяких чинов людям, сколько кому вина про себя понадобится, покупать на московском отдаточном дворе, а мимо московского отдаточного двора, в иных городах и в уездах, и в корчемных местах ни у кого вина не покупать. Продавать с московского отдаточного двора в ведра и в полуведра и в четверти, в ведра по полтине, а в четверти и чарки по 20 алтын, и для того такою малою ценою продавать, чтоб в корчмах отнюдь нигде продажи вину не было». Отдаточный двор был поручен выборным на вере, но выборным только по имени, ибо головой туда назначили гостя Игнатия Могутова не по очереди, а в целовальники к нему велели выбрать хоть кого и не по очереди же, «опричь тех, которые были в службе в последние четыре года». То же велено было сделать и в других городах, выбирая хоть кого и не в очередь: «А буде в котором городе и не из кого выбрать, то выбирать из других городов, а в малолюдных городах выбирать целовальников из стрельцов, казаков, драгунов, пушкарей, затинщиков». Чтоб сосредоточить главную продажу вина и все выгоды от неё на одном московском отдаточном дворе, в 1682 году велят с кружечных дворов, которые от Москвы во 150 верстах и ближе, продавать вино по московским ценам для того, чтоб приезжие с Москвы и всяких чинов люди «мимо московского отдаточного двора вина не покупали»; а которые кружечные дворы от Москвы более 150 вёрст, там продавать вино «вольною ценою, почему приведется». Но на следующий год в дальних городах по вольной цене продавать запрещено, а велено продавать по московским ценам. Несмотря на все эти предосторожности и все эти меры прекратить корчемство усчитать выборных и увеличить потребление вина, на деле вышло то, что в Москве никто не хотел покупать казённого вина даже по полтине, на отдаточном дворе продажа остановилась, и «явился недобор многий».

Умер Фёдор Алексеевич (1682), и после некоторого времени сделался царём десятилетний Пётр. Сначала всё шло как будто царь и не менялся: кабаки по-старому плодили кабацкую голь, по-старому шли мятежи. «И в Московском государстве, — пишет Желябужский, — время было лихое, и шатание великое, а в людях смута». В 1685 году снова подтверждали о непродаже вина ниже указной цены, дабы не уменьшалась продажа его на отдаточном дворе. В том же году подтверждено московским жителям покупать вино непременно на отдаточном дворе, и вина в Москву не привозить. А для того, чтоб не привезли вина, всяких чинов городовым и уездным людям въезжать в Москву через Земляные ворота, в Земляном городе, у которых сделать надолбы, из Пушкарского приказа поставить караул из стрельцов, и смотреть им, чтоб торговцы не провозили корчемного вина.

Закон об уничтожении откупов никем не исполнялся, московские дьяки продолжали продавать откупа, и в 1690 году опять велено было отданные на откуп кабаки передать верным сборщикам. В 1691 году на Москве и во всех городах и уездах подтверждено питейную прибыль сбирать на вере головам и целовальникам, «за выбором и досмотром мирских людей, а которые кружечные дворы отданы, вместо верного бранья, московской службе, на урочные годы, и тем сборам в 1691 году быть потому ж на вере, а вино во всех кружечных дворах продавать указною ценою». В 1698 году устанавливают, чтоб явка питью была по-прежнему в Москве в Кудашове, в Садовниках, в дворцовых конюшенных и чёрных сотнях, и в слободах Новонемецкой, Стрелецкой, Пушкарских, Воротниках и во всех московских властелинских и монастырских сёлах. На московский отдаточный двор вместо гостя Никифора Сырейщикова назначен головою Кирила Лобазный, а в ларёчные люди гостиной сотни Ефрем Боков, Сергей Чувасов, Евстрат Носов, Иов Софронов. И новому голове велено принять у прежнего головы медные заорлённые меры^[130] и фортенные (от кварта) все избы^[131] со всяким дворовым каменным и деревянным строением и посудой.

Пётр, воротившийся в августе 1698 года из путешествия, вешал на виселицах крамольную Москву и приступал к своей реформации. Средством его реформаторским затеям по-прежнему служили кабаки, и Пётр шёл в этом случае по пути своих предшественников: принялся облагать питьё и еду народа. С тех пор, как в северо-восточной Руси заглохли корчмы, где народ кормился, получая пристанище, питьё и еду, их заменили шалаши и лавочки, упоминаемые ещё в платёжной рязанской книге 1104 года: «Да за лавками избы и шелаши, в них торгуют рыбой и мясом вареным, а оброку им давать с избы и с шелаша по три олтына». Впоследствии появились харчевни, которые хотя и носили подобно кабаку татарское имя, но были вполне народными. По городам завелись особые харчевенные улицы, носившие иногда особые названия: в Туле в 1668 году — Харчевный ряд — оброчные места за тулянами, посадскими людьми, отданные в 1687 году по указу царя в пользу церковников; в Москве — Обжорный ряд; в Минске на Низком рынке — Смачный куток. В Соликамске по описи 1623 года — две харчевни, а с них оброку 6 алтын 8 денег. С XVII века начинают отдавать на откуп харчевни и квасные шалаши.

Последствием этого были — необычайное стеснение народной жизни, страшные насилия, «неправедное злодейство и досадительства», о которых повествует царская грамота 30 апреля 1654 года. «Невѣмы, — говорит она, — яко во мнозѣхъ градѣхъ многое злодѣйство превниде въ обычаи человѣческіе, еже отдавати изъ нашихъ приказовъ въ нашемъ царствующемъ градѣ Москвѣ и во всѣхъ градѣхъ на откупъ мытъ и мостовщину, а на рѣкахъ перевозы, и съ людей головщину, и ядомые всякіе харчи, и иные всякіе мелкіе промыслы, — и тій откупщики, врази Богу и человѣкомъ, немилосердіемъ ревнуютъ прежнимъ окаяннымъ мытаремъ и прочимъ злодѣемъ». Рассказав о всех злоупотреблениях, происходивших от откупщиков, грамота эта уничтожила откупной сбор с харча, с кваса и сусла, запрещая продавать только квасы пьяные: «И ядомых харчей всяких, и иных мелких промыслов: квасу, сусла, хмелевой труски, сенной труски на откуп не давати, а ядомыми всякими харчьмы торговати всяких чинов людям без откупа». Но в 1676 году в Астрахани по приговору князя Одоевского наложен оброк на квасные шалаши и харчевни, а потом восстановлен был и прежний откуп на харчевный промысел. Вновь выбранный голова, Кирила Лобазный, должен был с 1699 года отдать на откуп охочим людям харчевные всякие припасы на московском отдаточном дворе, и около двора по Моисеевской площади на правой стороне до Воскресенья Христова, а налево с Великомученицы Анастасии, и по всем фартинам (по питейным домам, в которых также продавали еду), и избам, и в палатах шли водочные промыслы.

В этом же году появился откуп на табак, который доселе продавали верные целовальники. Королевского величества английского перегрин лорд Марниц Фон-Кармартен^[132] получил право в Москве и всех городах табаком торговать, и табачные немецкие трубки и коробочки, и иные мелочи, к тому табачному курению принадлежащие, привозить. Без сомнения, тотчас же началось и корчемство табаком, и некто Жданов в 1700 году писал к царю Петру следующую любопытную челобитную: «Бьет челом великобританский и высокопочтенной господина Перегрина лорд Маркиза Фон Кармартена, учрежденного его Ивана Ивановича Фальдорта приказчик его Матюшка Жданов. Милосердный великий государь, пожалуй меня сироту своего, вели мне Матюшке на Чердыне на посаде, и в Чердынских уездах, в разных станах давать для табачной продажи стойлые дворы, и мне, сироте, в тех разных станех имать для отводу тех стоялых дворов и для табачной выимки сотских и десятников для корчемных Табаков. Великий государь, смилуйся пожалуй!» И таким образом холоп, титулованный всеми чинами своего хозяина, — бродящего по свету немца, — получил право корчемной выемки в Чердыни и явился новым гонителем тамошних жителей.

В 1699 году учреждена Бурмистерская палата, и на неё возложены надежды в том, чего внутренняя жизнь не могла достичь собственными средствами: «приучать граждан к деятельности!» Бурмистры названы были земскими, и велено выбирать их целым городом. Их обязанностью было заведовать питейным делом и через выборных из посадских людей производить корчемные выемки. Городовые бурмистры, подчинённые Московской бурмистерской палате, управляемой президентами и бурмистрами, должны были высылать в неё в известные сроки все доходы, «а буде на срок каких доходов кто не вышлет, и за то имать пятнадцатую долю против окладу; а буде в котором году каких доходов не доберут и сполна не вышлют, и те деньги иметь на выборных людях, которые их выбирали». Земские бурмистры выбирали кабацких бурмистров, которые должны были торговать по кабакам. Было приказано, чтоб у кабацких бурмистров вино было дешевле того, которое подрядчики ставят, потому что подрядчики вино курят на наёмных землях и на свои деньги, и за тем всем себе прибыль получают. Московской же бурмистерской палате было сказано, чтобы, «не списався, отнюдь ничего им бурмистрам (кабацким) не чинить и не для чего к ним не посылать, потому что они за выбором тех сел бурмистров и мирских людей, а не за вашим. А на кружечных дворах быть по выбору мирских людей, кого с такое дело будет». Бурмистры оказались ворами.

XVII век заканчивал собою историю Древней Руси, которая началась столь широко и благодатно, а потом как будто не сладила с собой и расшаталась. Смолкли народные веча, пропали братчины, община была мертва, и не существовало ни народной, ни общественной деятельности. Московский кабак, сменив вольные корчмы новгородской и псковской земли, перебрался теперь в Украйны, слободскую и днепровскую…

XVII век заканчивал собою историю Московского царства, которое, сгубив независимые области, в самом себе не нашло никакой жизни, расшаталось и умерло среди смут, крамол и казней. Жив был один лишь московский кабак… Сменив вольные корчмы Новгорода, Пскова и Смоленска, он перебирался теперь в Украины, слободскую и днепровскую.

Примечания:

1

Преподобный Кирилл, основатель Кирилло-Белозерского монастыря, в послании к князю Андрею Дмитриевичу Можайскому советовал ему уничтожить корчмы, и его слова приводятся обычно в следующей редакции: «Занеже, господине, то велика пагуба душам: крестьяне ся, господине, пропивают, а души гибнут».

11

Manaheimr, minneheimr — земля людей; в скандинавской мифологии так называлась область, в которой обустроились люди, отгородившись от остального мира. Эту землю называли также Мидгард (древнескандинавское miďgarďr), что можно понимать как срединное огороженное место, земля внутри ограды: людской мир был обнесён стеной (оградой) для защиты от великанов, живущих по берегу глубокого океана, который обложил по кругу землю.

12

Принимая на веру примеры из санскрита, приводимые Прыжовым, объясним немецкое brauen — это варить пиво (сравните с английским глаголом brew с тем же значением); невеста по-немецки Braut, но у нас нет уверенности, что слово восходит к brüt с первоначальным значением варительница пива; французский глагол brasser переводится, во-первых, мешать и, во вторых, варить пиво; дополним примеры Прыжова английским mead (питейный мёд), идущим от староанглийского meodu, — это слово родственно древнескандинавскому mjoďr и восходит к предполагаемому индоевропейскому medhu.

13

В.-А. В. Похлёбкин (1923–2000) в своей книге «История водки» называет этот напиток олом, давая следующее пояснение: «Ол. В середине XIII века впервые появляется новый термин для обозначения ещё одного алкогольного напитка — ол, или олус. Есть также данные, что в XII веке зафиксировано название олуй, что, по всей видимости, означало то же самое, что и ол. Судя по скупому описанию источников, под олом понимали напиток, подобный современному пиву, но только приготавливали это пиво-ол не просто из ячменя, а с добавлением хмеля и полыни, то есть трав, зелий… Ол был напитком, напоминающим современное пиво, но только сдобренное травами. Его наименование напоминает английский эль, также приготавливаемый из ячменя с травами (например, с добавлением цветов вереска).»

119

Сноска Прыжова: А. Палицын. Сказание об осаде Троице- Сергиева монастыря от поляков… М., 1794.

120

См. Мартин Бер. «Летопись Московская» (гл. II).

121

Николай Сергеевич Арцыбáшев (1773–1841) — историк. Его главный труд, «Повествование о России», охватывает русскую историю с древнейших времён по 1698 год.

122

См. С. М. Соловьёв. «История России с древнейших времён» (том VII, гл. 4).

123

Маржерéт, правильнее Маржерé (Margeret). По национальности француз, Жак Маржерет (ок. 1550-не ранее 1618) служил наёмником в Трансильвании и Польше, в 1600 приехал в Москву на службу к Борису Годунову. Нанявшись к Лжедмитрию, он в 1605–6 годах возглавлял его личную охрану. Вторично оказавшись в России, Маржерет сражался за Лжедмитрия II. Он участвовал в Клушинской битве (1610) под командованием польского гетмана Жолкевского, а в марте 1611 оборонялся в Кремле от восставшего московского населения. В 1611 этот искатель приключений уехал в Польшу, затем во Францию. Маржерет оставил записки (Estat de l'Empire de Russie), в которых изложены события в России с 1590 по сентябрь 1606 года.

124

Тýшинский вор — прозвище Лжедмитрия II, который в 1608 году, подступив к Москве, разбил свой лагерь в Тушине.

125

Джон Мéрик — купец, который прибыл в августе 1614 года в-Москву в качестве английского посла, с верительными грамотами короля Иакова (Якова); Мерик брался помочь царю и боярам в решении «свейского дела», то есть в улаживании конфликта со Швецией, и одновременно он добивался больших привилегий для английской торговли. Историк С. М. Соловьёв пишет: «Ещё только подав надежду на помощь, Мерик спешил представить просьбы своего короля. Иаков просил, чтоб позволено было англичанам ездить Волгою в Персию, рекою Обью в восточную Индию… Другая просьба: нашли английские люди новую землю, слывёт Гирлянь, пуста, людей нет, а промысел — бьют китов, моржей, берут сало и зуб рыбий и иного в ней угодья много, и оленей очень много; так государь бы пожаловал, отпустил из своей отчины, Лопской земли, людей, которые умеют оленями владеть и теми промыслами, что у них в Лопской земле, промышлять по договору, сколько человек пригоже, чтоб английским людям указали… Потом есть в царского величества земле на реке Сухоне руда железная и оловянная, так государь бы позволил из Английской земли привезти знатцев и кузнецов: они руду найдут и станут делать, а государю от этого будет прибыль, да и русские люди выучатся сыскивать и делать и тут станут жить. Да около Вологды есть много земли пустой, болотной, ни к чему не годной; государь бы пожаловал, позволил англичанам тут своих людей привести для промысла; они станут русских людей нанимать, пашню пахать, сеять лён и полотна станут делать такие, что и за море будут ходить. Бояре отвечали, что прежде всего надобно покончить свейское дело, и Мерик отправился в Новгород для переговоров».

126

Сноска Прыжова: А. Олеарий. «Путешествия». В издании «Чтения в имп. Обществе истории и древностей российских», 1868, кн. I, гл. 4, 12.

127

Сноска Прыжова: Судьбу А. Нащокина мы видели. Сын его жил в Литве, потом съездил в Москву, увидал, что дурно, и бежал к Данциг, а отсюда во Францию.

Заметим, что в Энциклопедическом словаре Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона приводятся несколько иные сведение о Воине Афанасьевиче, сыне Афанасия Ордын-Нащокина: «Получив образование под руководством иноземцев, начал службу в посольском приказе, но в 1660 году, недовольный московскими порядками, убежал за границу, уворовал, презрев неизреченную к нему милость великого государя. Побывав в Германии, Франции, Голландии и Дании и прослужив несколько лет у польского короля, он в 1665 году вернулся в Россию, с соизволения государя, разрешившего ему жить в отцовской деревне. Через год он был сослан в Кириллов-Белозерский монастырь, под крепкое начало, и освобождён только по заключении андрусовского договора. В 1678 году, будучи стольником, послан был воеводой в Галич-Костромской. Умер, не оставив потомства».

Уворовал подразумевает, что молодой Нащокин перебежал к польскому королю Яну-Казимиру с секретными документами и значительной суммой казённых денег. Бегство произошло, когда Воин возвращался в 1660 году из Москвы в Ливонию, где его отец был русским послом.

128

Скорее всего, это название кабака, возможно, официально не оформленное, и мы бы написали теперь «Заверняйка». В XVII веке в Москве на Каменном, или Всесвятском, мосту стояли торговые ряды и существовал кружечный двор, кружало, слывшее под названием «Заверняйка»; И. К. Кондратьев в своей книге «Седая старина Москвы» (1893) пишет: «В прежнее время Каменный мост представлял совсем другой вид и обстановка его была совсем другая… На левом берегу реки с двух сторон к нему примыкали вторая стена кремлёвская и стена Белого города, сходившиеся у Всесвятской стрельницы с проезжими воротами. У отводных его быков пристроены были водяные мукомольные мельницы с плотинами и сливными воротами. На самом мосту стояли палата Предтеченского монастыря и четыре каменные палатки князя Меншикова, табачная таможня и пивной двор. На конце моста было кружало, слывшее под названием „Заверняйка“. На южном конце моста было шесть ворот и палаты, над которыми возвышались два шатровых верха, увенчанные двуглавыми орлами; в палатках помещалась Корчемная канцелярия и тюрьма для обличённых в корчемстве. Под ними находились галереи, называвшиеся верхними гульбищами, куда сходились москвичи гулять и пить вино и пиво; из галерей деревянный сход вёл на набережную к так называемому Царицынскому лугу и к Берсенёвке. Под самым мостом был пивной ледник.» Валентин Пикуль в первой книге «Слова и дела» перечисляет некоторые названия старинных кабаков: «Эх, немало кабаков на Руси, но краше нету московских! А кто позабыл их, тому напомню: Агашка — На Веселухе — Живорыбный — У Залупы — Под Пушкой — Каток — Заверняйка — Девкины Бани — Живодёрный — Тишина и прочие (всех не перечесть). Нет страшнее кабака Неугасимого…» Уже упоминаемый нами А. Мартынов приводил названия некоторых старинных кабаков и объяснял, чем был страшен «Неугасимый»: «Прозвища некоторых старинных кабаков: „Австерия“, или „Истерия“, „Агашка“, „Архаровский“, „Башмашной“… „Варгуниха“, „На Веселухе“, „Ветошная австерия“… „На Деревянном скачке“… „Зацепа“, „Каковинка“, „Кафиль“, „Козиха“, „Лупиха“, „Ленивка“, „Облупа“, „Под Пушкою“, „Разгуляй“, „Стрелка“, „Татьянка“, „Тишина“, „Труба“, „Тычок“… Против Троицы под горою находился кабак под названием „Неугасимый“, потому что помещался в подвале, не имевшем дневного света, а слабо освещался свечами. Мошенники, пользуясь темнотою, безбоязненно сбывали там с рук краденое плутам-покупщикам, и при поимке могли утверждать, что не в состоянии указать в лицо, кому продали похищенную вещь; уничтожением этого кабака прекращено и сие злоупотребление. В 1773 году императрица Екатерина II именным указом повелела вывести немедленно вон из Кремля находившийся у Тайницких ворот кабак, называемый „Каток“, по причине частых в нём озорничеств от фабричных Суконного двора, вблизи находившегося.»

Так что в тексте Прыжова определения большой, подпушенный и даже у бани, возможно, являются названиями кабаков.

129

Самуэл Кóллинс, или Кóллинз (1619–70) — английский врач, служивший восемь лет (1659–67) лейб-медиком при царе Алексее Михайловиче. По возвращении в Англию доктор Коллинз опубликовал, в 1671 году, своё сочинение о «Современном состоянии России» (The History of the Present State of Russia).

130

Заорлённые мéры — сосуды для точного и одинакового измерения вино-водочной продукции; при Иване Грозном это были ведро, осьмуха, полуосьмуха, стопа и кружка; на каждом мерном сосуде было выбито клеймо в виде орла, отсюда и определение заорлённый.

131

Фортéнная избá, или фарти´на — кабак, кружечный двор. В «Словаре» В. И. Даля фартина объясняется как: штоф, кварта, две кружки (мера). Прыжов уверенно говорит о том, что фартина произведено от кварта, но нам не удалось проверить в доступных этимологических источниках достоверность этого утверждения. В польском есть kwarta и есть kwartyna (со значением четверостишие, что вряд ли связано с кабацким промыслом), но в любом случае как объяснить переход начального кв в ф?

Бытописатель А. Мартынов в 1878 году брался объяснить читателям происхождение кабацких слов, но его толкование не отличается от прыжовского: «В старину кабаки назывались и кружалами, от кружек, в которых подавали вино; фартинами, что также означало и самую меру вина, вроде нынешнего штофа; название же питейных домов им дано в 1779 году». Так или иначе, Мартынов, в чём-то подтверждая, в чём-то опровергая, дополняет написанное Прыжовым, помогая современному читателю представить внешний облик и внутреннюю суть русского кабака: «В отдалённое время кабаки составляли как бы простонародные клубы; в них не только по дням, но и по целым ночам водили беседы, судя по старинным пословицам: людей повидать, в кабаках побывать; или: где хотите, там и бранитесь, а на кабаке помиритесь; где кабачок, там и мой дружок. В некоторых кабаках были харчевенные места, где производились так называемые фартинные, кегельные, басковые игры и гусёк, не на деньги, но для приохочивания покупателей на напитки и для приумножения казённого дохода и народного удовольствия. У кабаков на дверях на досках были гербы; возле оных в праздники помещалось нечто вроде знамён, флагов и вымпелов, а у табачных лавок на досках нарисованы были офицеры с курительными трубками. Камер-коллегия запретила эти вывески и велела над кабаками делать надписи: В сем доме питейная продажа, или В сем доме (или лавке) табачная продажа, а других никаких непристойных знаков не выставлять. Некоторое время над входами в питейные дома ставили ёлку, и так как эти заведения приносили казне доход, то и сложилась такая пословица: Ёлка зелена денежку даёт…»

132

Непонятно, почему Прыжов даёт такие именования английскому аристократу, с которым подружился Пётр I во время своего трёхмесячного пребывания в Англии в начале 1698 года. Этого человека звали Перегрин Осборн (1658–1729), в оригинале: Peregrine Osborne. За какие-то заслуги перед короной Осборн получил в 1694 году титул маркиза Кармартенского (Marquis of Carmarthen), а в 1712 году, перестав быть маркизом, он унаследовал титул умершего отца — герцог Лидский (Duke of Leeds). Английские родословные и титулы — запутаннейший вопрос, но что точно, у английского аристократа в именованиях не могло быть немецкого фон, и имя Марниц тоже не упоминается ни одним английским источником. Похоже, Прыжов принял на веру именование в том виде, в котором его изобразил в своей челобитной «сирота» Матюшка Жданов. Современные английские источники уделяют больше внимания тому, что русского царя и английского маркиза сблизила любовь к бутылке, но при более глубоком поиске обнаруживается, что маркиз был контр-адмиралом Королевского флота и опытным конструктором военно-морских судов, это привлекло к нему русского царя, мечтавшего о создании своих военно-морских сил. Что касается табака, Перегрин Осборн, выполняя поручение английских купцов, действительно выкупил у царя право на монопольную торговлю в России табаком, выращиваемым на табачных плантациях в Вирджинии, в Новом Свете, при этом одни английские источники сообщают, что Петру было выплачен пятнадцать тысяч, другие — двадцать тысяч фунтов.

И кого называет Прыжов «бродящим по свету немцем»? Если вышеуказанного Осборна, то он, повторяем, не немец.