Фронтовые дивизии немецкого 39-го танкового корпуса разделяли тревоги своего штаба, и не без причины (см. карту 8). Много дней подряд они наблюдали за приготовлениями противника, ощущали укусы советской разведки, несли потери от нарастающего огня на изнурение, даже новичкам подозрительно напоминающего пристрелку, при которой советские артиллеристы систематически обстреливали цели противника перед крупным наступлением. Тревога особенно изматывала солдат 5-й танковой и 78-й пехотной дивизий, поскольку в ночь на 22 ноября они приступили к сложному и опасному процессу смены позиции, во время которого оказались особенно уязвимыми для противника. Той ночью большая часть артиллерии 78-й дивизии выдвинулась на позиции, сменив на них 5-ю танковую дивизию, которая начала отступать в тыл. На следующую ночь 1 — и батальон 14-го танкового гренадерского полка и часть 2-го батальона 13-го танкового гренадерского полка были заменены подразделениями 14-го гренадерского полка 78-й пехотной дивизии и вышли в тыловые районы сбора. Этот процесс продолжался еще несколько ночей, пока вся 78-я дивизия не выдвинулась на передовые позиции, а 5-я танковая не оказалась в резерве. К ночи среды, 25 ноября, смена войск завершилась лишь наполовину, подразделения обеих дивизий перемешались по всему участку фронта (1).

В ту ночь почти никто не спал. Наступила и миновала полночь; части 102-й пехотной дивизии готовились завершить выход на передовые рубежи к 4:00, замена 5-й танковой дивизии продолжалась по графику. Вскоре после полуночи погода переменилась, осложнив и без того трудный процесс. Слабый теплый фронт пришел с юго-запада, принеся с собой более высокие (но по-прежнему минусовые) температуры, плотные низкие облака, туман и снег, которые окутали долины двух рек призрачным покрывалом и снизили видимость до 20 м. В 5:45, незадолго до того, как немецкие войска приступили к последним ночным передвижениям, русский батальон вдруг появился из долины реки и нанес удар по передовым позициям 102-й пехотной дивизии, находящимся рядом с предмостным плацдармом на реке Осуга (2). Немецкая пехота легко отражала удары противника и одновременно занимала передовые позиции. Для немцев причина этих атак русского батальона не имела значения. Важнее было другое: немецкие солдаты чувствовали, что они готовы к любому развитию событий. Снег и туман придали им уверенности: они понимали, что, если утром начнется наступление, белая пелена снега и тумана ослепит смертоносную русскую артиллерию.

На другом берегу Вазузы советские позиции пребывали в суете последних перемещений. Пехотинцы боролись со снегом в темноте, выдвигаясь на последние перед наступлением позиции. Командиры батальонов и рот узнали о пунктах назначения и предстоящем сражении лишь несколько часов назад, рядовые — только когда затаились на этих передовых позициях. Саперы бесшумно вышли в снегопад на поле, разделяющее немецкие и советские передовые рубежи, направились к замерзшему берегу Вазузы и приступили к опасной работе расчищения путей через немецкие минные поля и полосы заграждений. Зловещую тишину время от времени нарушали глухие взрывы и жалобные крики раненых и умирающих. Сгрудившись в передних траншеях, солдаты молча смотрели, как роты «избранных», как саркастически называли рядовых штрафных батальонов, ползут вперед по-пластунски, чтобы занять позиции для атаки на значительном расстоянии от передовых рубежей. Восхищение, смешанное с жалостью, быстро улетучивалось, как только «неизбранные» понимали, что им тоже предстоит шагнуть в кипящий котел, полный взрывов, выстрелов, боли и смерти.

В сотнях метрах от линии фронта командиры и офицеры штаба, ежась под шинелями от пронизывающего холода и держа под мышками драгоценные планшеты, пробирались в командные блиндажи, откуда им предстояло следить за ходом атаки. Немногочисленные счастливые обладатели биноклей и стереоскопов бранились сквозь зубы, обнаружив, что в них ничего не видно. Снеговой покров с каждым часом увеличивался более чем на дюйм. Еще дальше в тылу слышались негромкие звуки, напоминающие стрекот неожиданно появившихся среди зимы сверчков: это тысячи орудий и минометов двадцати с лишним артиллерийских полков 20-й армии готовились дать залп в хмурые небеса. Командиры дивизий в блиндажах матерились, сообразив, что наступление будет поддерживать только артиллерия, стреляющая вслепую по предполагаемым местам скопления противника. Снег препятствовал взлету поддерживающей авиации, артиллеристы лишились возможности вести наблюдение. Время шло, но мучительно медленно.

В 7:49 в прочном командном бункере, обращенном к Вазузе и расположенном близ южной границы деревни Новоселове, генерал-майор Н.И. Кирюхин повернулся к стоящему рядом с ним генерал-полковнику (3). Конев кивнул, и Кирюхин негромко прошептал по рации единственное слово: «Огонь!» Потекли секунды, сотни передатчиков пробудились к жизни, эхом разнося слово «Огонь» по подразделениям огромной армии. В 7:50 тишину разорвали тысячи почти одновременно прозвучавших взрывов, которые вскоре слились в протяжные громовые раскаты. Спустя несколько мгновений пехотинцы в траншеях на переднем крае услышали, как над их головами, с дружным свистом рассекая воздух, пролетают тысячи снарядов, устремляясь в неизвестные точки немецких укреплений. Солдатам едва удавалось различать в этой какофонии глухие выстрелы минометов и резкий треск орудий. Взрывы слышались почти непрерывно. Мало кто замечал пронзительный вой ракет, выпущенных «катюшами». Даже сквозь снег и туман были видны слепящие вспышки — они разрезали утренний сумрак, как молнии — летние грозовые тучи.

Не прошло и нескольких минут, как залпы артиллерии и грохот разрывающихся снарядов слились в оглушительный шум. В темноте пехотинцы только догадывались, что их участок фронта превратился в ад. Туман, низкая облачность, вулканические извержения грязи, красные вспышки обозначали то, что еще недавно было ровным передним краем обороны немцев. Пехотинцы гадали, выживет ли кто-нибудь в этой огненной буре. Однако бывалые солдаты знали, что обманывать себя не стоит. Вскоре всем им — и ветеранам, и новобранцам — придется ринуться в атаку по этой перепаханной взрывами земле, и, несмотря на смертоносную канонаду, противник уже будет поджидать их.

Напротив позиций, занимаемых ждущей советской пехотой, немцы встретили огненный шквал с мрачной решимостью и чувством облегчения: неизбежное наконец-то свершилось. Понадобилось всего несколько минут, чтобы понять: это не просто рядовой обстрел. Затем немцы начали действовать автоматически, как во время множества других атак противника. Инстинкт выживания — строгий учитель, его ученики твердо усвоили, что советские артподготовки предсказуемы. Русский залповый и заградительный огонь, как правило, прокатывался над немецкой линией обороны от переднего края до самого тыла, иногда один раз, а порой и дважды. Затем снаряды ливнем сыпались в заранее выбранных местах сосредоточения огня, а потом над позициями проходила вторая или третья волна заградительных залпов. Канонада заканчивалась сплошным ракетным огнем. Если вначале немцы цепенели от звуков и вспышек ракетных выстрелов, то к осени 1942 года поняли, насколько низка точность стрельбы этого наводящего ужас оружия. Более того, последние раскаты ракетных залпов обычно служили зловещим симптомом близкого наступления пехоты. Привыкнув к тому, что огненный ливень предшествует атакам русских, все или почти все немецкие пехотинцы по тревоге покидали передовые позиции и перемещались в окопы второй линии обороны, в ячейки и бункеры в тылу и на флангах. Предсказуемость русских артобстрелов означала, что во время них гибели можно избежать. Как только обстрелы заканчивались, немецкая пехота появлялась из укрытий, снова занимала передовые рубежи и оказывала сопротивление наступающим русским пехотинцем — чаще всего успешно, чего и следовало ожидать. Среда 25 ноября не стала исключением. Русская артиллерия беспощадно колошматила немецкие укрепления на протяжении более чем девяноста минут. Гибли солдаты, некоторые были погребены заживо в блиндажах, выходила из строя техника. Но, как отмечали немцы, сосредоточение огня было неточным. Ослепленная снегом и облачностью, артиллерия сеяла смерть почти наугад, и благодаря этому выжили не только некоторые счастливцы.

Конев и Кирюхин мысленно проклинали снег и туман, а артподготовка шла своим чередом. Уже стало ясно, что верховному богу войны, артиллерии, не удастся завершить свое страшное дело. Значит, стрелкам и танкистам предстояло осуществить то, что оказалось не под силу артиллеристам. Когда грохот снарядов смолк в тылу противника, финальные вспышки залпов «катюш» снова осветили темное предрассветное небо. Сотни ракет устремились к цели, и в 9:20 Конев снова кивнул Кирюхину, а тот прокричал по рации еще один приказ. Через несколько минут вдалеке перед ним, на берегу рек и по всему участку фронта, поднялись солдаты с оружием на изготовку, и вся эта бурая масса медленно двинулась к замерзшей Вазузе. Подгоняемые командирами рот, батальонов и полков с пистолетами наготове, пехотинцы набирали скорость и перебирались через замерзшую реку к вражеским укреплениям — как надеялись командиры, уничтоженным артиллерией.

Штрафные роты наступали первыми, движимые курьезной смесью страха и покорности судьбе. Некоторые проваливались под лед, расколотый шальными снарядами. Саперы изо всех сил торопились устранить проруби, но кое-кто из солдат все же угодил прямиком в ледяную воду. Остальные выбрались на противоположный берег реки и очутились среди хаоса изрытых снарядами окопов, блиндажей, изуродованных заграждений. Под ногами путались обрывки колючей проволоки, взрывались мины, но большинство штрафников сумели найти себе укрытие в воронках и брошенных немцами передовых наблюдательных пунктах. Форсирование коварной реки завершилось, и теперь офицеры, снедаемые нетерпением, подгоняли солдат вверх по крутому берегу. А за ними по пятам уже следовали новые бурые цепи батальонов и полков первого эшелона, сопровождаемые грозными и зловещими силуэтами танков, поддерживающих атаку пехотинцев.

Наступающие штрафбаты были встречены лишь беспорядочной стрельбой немецкой артиллерии, пулеметным и автоматным огнем, словно стрелки щадили тех, кого было решено принести в жертву. Но с началом наступления основных советских сил огненный дождь усилился, вслепую оставляя зияющие бреши в рядах пехоты, усеивая поверхность реки корчащимися ранеными и трупами. Один из танков неистово содрогнулся, когда снарядом задело его башню, и пехотинцы, едущие на его броне, посыпались на снег, как тряпичные куклы. Угрожающе накренившись, железное чудовище погрузилось в черные воды реки. Между тем наступающие силы ускорили темп и ринулись к противоположному берегу реки. Из уст тысяч советских пехотинцев вырывалось гортанное «урр-ра!», нарастающее по мере приближения к противоположному берегу Вазузы. Новые ряды пехоты появлялись среди смутных очертаний ближнего берега реки, своим напором словно вынуждая предшественников, уже достигших дальнего берега, углубиться в тыл противника.

Такие сцены Кирюхин и Конев видели и прежде. К бойням наступлений они привыкли, увиденное в тот день обнадеживало их. Потери оказались сравнительно небольшими, первые цепи пехоты уже скрылись в полутьме на дальнем берегу реки. В течение получаса реку форсировали несколько передовых батальонов, оставшиеся подразделения первых полков последовали за ними под прикрытием танковых рот. Артобстрел уже завершился, но канонада по-прежнему звучала в ушах генералов. Скоро реку начнет форсировать дивизия генерала Мухина, думали командиры, а за ней последует второй эшелон — стрелковый корпус генерала Захарова.

Конев не подозревал, что далее на север ситуация выглядит не так обнадеживающе. На равнине между реками Осугой и Вазузой и еще севернее, на предмостном плацдарме 31-й армии у Осуги, по плану прошла только артподготовка. После ее завершения 88-я, 239-я и 336-я стрелковые дивизии 31-й армии генерала Поленова при поддержке 32-й и 145-й танковых бригад ринулись прямо в когти немецкой 102-й пехотной дивизии. Немцы уже поджидали противника, началась настоящая бойня. Документы 102-й немецкой пехотной дивизии отразили тщетность атаки русских:

«В 7:30 бурые массы русской пехоты появились из мест сбора в лесах. Танки, 25 рокочущих, изрыгающих пламя чудовищ, покатились вперед, поддерживая пехотинцев. Волна за волной русские надвигались на 102-ю пехотную дивизию.

Немецкие солдаты уже были наготове. Стоя в окопах, они стреляли поверх брустверов по вражеским полчищам, движущимся по голой равнине. Пулеметные очереди косили русских. Слышались монотонные выстрелы противотанковых пушек, гремели полевые орудия. И русские падали наземь. Остальные рвались вперед. Но в 9:40 <11:40> им потребовалась передышка. Когда же они возобновили атаку, на этот раз в условиях легкого снегопада, солдаты 102-й дивизии опять отразили ее. Немногие добирались до немецких окопов и попадали в плен. К концу дня немецкие войска по-прежнему твердо держали оборону» (4).

В ходе боевых действий этого дня было уничтожено три советских стрелковых дивизии, потери среди пехотинцев достигали 50 %. От двух поддерживающих танковых бригад тоже почти ничего не осталось. В советском отчете о боевых действиях лаконично сообщалось: «Части левого фланга 31 армии также успеха не имели и не могли содействовать продвижению наших правофланговых дивизий» (5). Это классический пример недоговоренности. Атаки армии не нанесли ни малейшего урона немецким укреплениям, а советские потери достигли угрожающих размеров. Генерал Поленов предпринял еще несколько тщетных попыток атаковать укрепления 102-й пехотной дивизии, но, несмотря на это, играть в наступлении активную роль 31-я армия прекратила в первый же день. Через несколько дней Конев приказал 20-й гвардейской стрелковой дивизии Поленова из второго эшелона передислоцироваться на юг и поддержать наступление 20-й армии.

Тем временем 326-я, 42-я гвардейская и 251-я стрелковые дивизии 20-й армии при поддержке двух танковых бригад начали наступление, согласно плану, на узкой полосе между рекими Осуга и Вазуза. Здесь противник тоже был готов встретить их атаку. Солдаты 195-го гренадерского полка 102-й пехотной дивизии снова заняли передовые рубежи сразу после завершения советской артподготовки — как раз вовремя, чтобы встретить наступающую пехоту противника испепеляющим огнем пулеметов и стрелкового оружия. Немецкая артиллерия, заранее пристрелявшаяся на предполагаемые пути наступления русских, била сосредоточенным огнем по нейтральной полосе между русским и немецким рубежами. Снегопад утихал, обеспечивая немецким артиллеристам хорошую видимость, и они вместе с пехотой отражали одну атаку за другой, пока поле не усеяли сотни убитых русских и остовы десятков сожженных танков. К 11:40 атака захлебнулась, у немцев появилась возможность окружить несколько частей противника, успешно прорвавшихся через передовую (6).

Первые донесения, полученные Кирюхиным и Коневым от правофланговых формирований, были, по меньшей мере, настораживающими. 326-я стрелковая дивизия полковника Г. П. Карамышева атаковала в лоб немецкие позиции у Васильков, но все атаки были отражены с тяжелыми потерями. То же самое произошло в секторе генерал-майора Ф.А. Боброва. Его 42-я гвардейская стрелковая дивизия при поддержке 25-й танковой бригады попала в «мясорубку» на гребне между Осугой и Вазузой и также понесла огромные потери. К такому же результату привели действия 251-й стрелковой дивизии полковника Б. Б. Городовикова, которая наступала на Гредякино в сопровождении танков 83-й бригады. Но на этот раз командиры трех дивизий не вводили в бой подразделения второго эшелона. В сущности, дивизии не добились ничего. Более того, их отчеты подтверждали информацию, полученную из других секторов: по вине погодных условий эффективность артподготовки оказалась низкой. Хорошо еще, думал командующий фронтом, что атака в центральном секторе развивалась успешнее. Чтобы закрепить этот успех, Кирюхин при поддержке Конева приказал своим правофланговым дивизиям возобновить атаки в начале дня и ввести в бой подразделения второго эшелона после второй, не такой продолжительной, но, возможно, более точной артподготовки.

Между тем Конев и Кирюхин обратили внимание на сектор напротив КП армии, где шум боя свидетельствовал о том, что советские войска продвигаются все глубже в тыл противника. Последующие донесения показали, что лишь в этом секторе советские части добились хоть какого-то успеха. 247-я стрелковая дивизия генерал-майора Г.Д. Мухина вместе с танками 80-й бригады достигла противоположного берега реки еще и начале наступления, а к полудню отбила у противника деревни Зеваловка и Кузнечиха. Одновременно пехота 331-й стрелковой дивизии полковника П.Ф. Берестова на левом фланге Мухина форсировала Вазузу и захватила деревню Пруды, но была остановлена шквальным немецким огнем у северной окраины расположенного у реки населенного пункта Хлепень. Соединения первого эшелона под командованием Мухина продолжали наступать и днем, когда снегопад начал утихать. К ночи они выбили немцев из маленьких населенных пунктов Крюково и Бобровка, на расстоянии менее двух километров от реки и неподалеку от позиций, по достижении которых Кирюхин планировал ввести в бой конно-механизированную группу. О том, чтобы предпринять это введение 25 ноября, теперь не могло быть и речи. На маленьком предмостном плацдарме не хватило бы места для бронетехники и кавалерии, и, кроме того, пути продвижения вперед по-прежнему подвергались обстрелу противника (7). Правофланговые дивизии Кирюхина, возобновившие наступление в разгар дневной метели, добились немногим больше, чем утром. Солдаты 42-й гвардейской стрелковой дивизии прорвались ближе к окраине Гредякино, но яростное сопротивление немцев вновь заставило их остановиться. Кик и прежде, 326-я и 251-я стрелковые дивизии тщетно штурмовали немецкие укрепления.

Поскольку 20-й армии не удалось прорвать оборону противника на правом фланге, конно-механизированная группа генерала Крюкова лишилась одного из путей подхода и передового района сбора между реками Осуга и Вазуза. Теперь Кирюхину предстояло скорректировать планы и бросить массированные бронетанковые и артиллерийские формирования в бой непосредственно с противоположного берега Вазузы в самую гущу немецких укреплений. Поскольку предмостный плацдарм не мог вместить два подвижных корпуса, а подходные пути еще предстояло выверить, ввод в бой ожидался не раньше следующего дня. Конев молча слушал, как Кирюхин совещается со штабом. Лично он сделал бы все возможное, чтобы ввести подвижную группу в действия не позднее 27 числа.

А задача командира армии, выговаривал Конев растерянному Кирюхину, — обеспечить необходимое пространство для сбора подвижной группы.

Обороняющимся немцам было некогда задумываться о выборе Кирюхина: перед ними стоял насущная задача собственного выживания. 195-му гренадерскому полку 102-й пехотной дивизии при поддержке 2-го батальона 14-го танкового гренадерского полка пришлось оперативно реагировать на возобновляющиеся атаки русских танков и пехоты между Васильками и Гредякино. Но, несмотря на сильный снегопад, к вечеру русские танки и пехота добились небольшого успеха, в буквальном смысле разорвав сообщение между 2-м батальоном 14-го гренадерского полка, защищающим Гредякино, и тыловыми подразделениями. При повторных атаках танки 5-й танковой дивизии 31-го танкового полка нанесли тяжелый урон русской бронетехнике. Во время первой атаки, проведенной 30–40 танками, около 10 русских танков, в том числе четыре американских, были уничтожены еще до прекращения атаки. Вторая атака, в которую русские бросили 34 танка, в том числе и несколько тяжелых, началась через час, в ходе ее было уничтожено несколько немецких танков и совершен бросок вперед, к западной окраине Гредякино. Наступление удалось остановить только с помощью специально сформированных немцами групп «истребителей танков», вооруженных подрывными снарядами, которые по сути дела, вступили в прямой контакт с боевыми машинами (8). Несмотря на временные трудности, 195-й немецкий полк и поддерживающие его соединения 5-го танкового стойко держались на всем участке фронта от Васильков до Гредякино. Оставалось выяснить, смогут ли они продержаться утром, когда русские наверняка возобновят атаку с удвоенной силой. 39-й танковый корпус в напряженном ожидании ждал вестей от ведущей затяжной бой левофланговой дивизии, поскольку провода, проложенные к передовым КП, были повреждены при артподготовке, а командиры были слишком поглощены боем, чтобы вести переговоры по рации. Но, несмотря на отсутствие связи, казалось, 102-я пехотная дивизия держит ситуацию под контролем. В противном случае русская бронетехника уже наступала бы с рокотом на левом фланге участка Вазузы.

Но ничего подобного на участке Вазузы не происходило. Здесь, южнее Гредякино, советская 247-я стрелковая дивизия обрушила атаку на правый фланг 2-го батальона (14-го гренадерского полка 78-й дивизии) у Зеваловки и отбросила его остатки назад. Южнее соседний 3-й батальон 13-го танкового гренадерского полка, еще не замененный 78-й пехотной дивизией, упорно цеплялся за свои позиции в условиях усиленной танковой и пехотной атаки. К этому времени русские танки Т-34 с пехотой на броне уже вырвались на открытое заснеженное поле южнее Никоново, прервав сообщение между 14-м гренадерским полком и 3-м батальоном 13-го танкового гренадерского полка и угрожая штабу 5-й танковой дивизии в Большом Кропотово. Пока первый боролся за свою жизнь под мощным натиском русских, второй медленно отступал к Прудам. Тем временем справа 215-й гренадерский полк 78-й дивизии отбивал неоднократные попытки русских частей форсировать Вазузу у населенного пункта Хлепень и продвинуться на юг. На этом участке отсутствие поддержки бронетехники обрекло на провал все усилия русских и привело к значительным потерям.

День принес немецкому командованию тревожные новости: оборона в секторе Вазузы под напором противника сильно ослабла. Генерал Кирюхин бросил большую часть 331-й стрелковой дивизии полковника П.Ф. Берестова через реку, на подмогу успешно ведущей наступление 247-й стрелковой дивизии, и приказал двум командирам дивизий ввести в бой все их танковые бригады поддержки пехоты, чтобы расширить предмостный плацдарм, добавив, что эту задачу надо выполнить любой ценой. Наступая под возобновившимся артиллерийским и ракетным огнем, без малого сотня русских танков действовала небольшими ударными группами при поддержке пехоты и оказывала невыносимое давление на противника. К ночи 2-й батальон 14-го полка и 3-й батальон 13-го танкового гренадерского полка, усиленный 1-м батальоном последнего, сумели остановить части 147-й русской стрелковой дивизии восточное возвышенности у деревни Арестово. При этом 3-й батальон 13-го танкового гренадерского полка сдал Пруды и отступил на более удобные оборонительные позиции севернее Хлепень, где к обороне подключился 1 — й батальон 13-го гренадерского полка. Многочисленные немецкие роты, взводы и батареи уцелели в тылу у русских, заняв позиции среди десятков взорванных и выведенных из строя русских танков, усеявших заснеженный ландшафт. Выжившие части затаились и приготовились переждать ночь, надеясь, что утро принесет спасение (9).

Вечером генерал фон Арним из 39-го танкового корпуса оценил ситуацию: могло быть и хуже. Его левый фланг стоял насмерть между Осугой и Вазузой, а 2-й батальон 14-го танкового гренадерского полка находился в затруднительном положении в секторе Гредякино. С наступлением ночи разведбат 5-й танковой дивизии (К-55)[9] был отправлен на помощь окруженным гренадерам. Положение правого фланга фон Арнима оставалось сравнительно безопасным. 215-й гренадерский полк 78-й пехотной дивизии держал береговую оборону южнее Хлепень, два батальона 13-го танкового гренадерского полка 5-й танковой дивизии противостояли южному флангу русского предмостного плацдарма севернее Талицы и Хлепень, защищая штаб 78-й пехотной дивизии в Сидорове. Но центральный сектор внушал серьезное беспокойство. Ситуация здесь оставалась неопределенной. Смешанные подразделения 14-го гренадерского полка при поддержке двух батальонов 14-го танкового гренадерского полка образовали рваную линию обороны, протянувшуюся примерно от Никоново через Арестово до Талицы, но немало частей осталось отрезанными в тылу противника, а его натиск должен был вновь усилиться утром. Почти инстинктивно фон Арним предчувствовал неминуемое появление крупных бронетанковых сил русских в этом секторе. В таких условиях защитникам рубежей ни за что не продержаться.

В ту ночь, прежде чем лечь спать, фон Арним приказал своим оставшимся резервам выйти к участку Вазузы. К этим резервам относились еще не введенные в бой батальоны 215-го гренадерского и 13-го танкового гренадерского полков. Одновременно фон Арним послал в штаб 9-й армии повторную просьбу передать под его командование 9-ю танковую дивизию, в настоящее время находящуюся в лагере к западу от Сычевки. Модель согласился, и к вечеру передовые соединения свежей танковой дивизии уже двигались маршем к предмостному плацдарму у Вазузы. В конце концов Модель передал под командование фон Арнима и 2-й батальон 1-го танкового полка 1-й танковой дивизии, остававшийся в резерве близ деревни Осуга (10). Фон Арниму было ясно, что главной целью русских станет стратегически важная железная дорога, проходящая южнее реки Осуга близ населенного пункта Ложки. Там он и намеревался сосредоточить свои резервы.

Когда на Вазузу спустилась ночь, Конев решил, что продвижение 20-й армии позволяет рискнуть и на следующий день ввести в бой 6-й танковый корпус. Кирюхин, разумеется, согласился. Он тоже считал, что немецкую оборону можно быстро прорвать только путем быстрого и решительного введения в бой танкового и кавалерийского корпусов, прежде чем вмешаются немецкие резервы и фронт стабилизируется. Но чтобы осуществить новый план, требовалось серьезно пересмотреть прежний. Первоначально Кирюхин собирался ввести в бой смешанные кавалерийские и бронетанковые колонны, отдать им приказ форсировать Вазузу и достигнуть района сбора на западном берегу, уже освобожденном от войск противника. Но сделать это было невозможно, поскольку немецкая линия обороны между реками Осуга и Вазуза сохранилась и большинство предполагаемых передовых районов сбора конно-механизированной группы находилось в руках противника. Поэтому Кирюхин приказал 6-му танковому корпусу полковника П.М. Армана выдвинуться к Вазузе ночью, переправиться через реку, а утром атаковать немецкие позиции совместно с пехотой двух советских стрелковых дивизий, уже достигших предмостного плацдарма. Первоначальные цели Армана не изменились: его корпусу предстояло прервать сообщение по железной дороге Ржев-Сычевка. Одновременно кавалерийский корпус генерала В.В. Крюкова должен был закрепиться на позициях, прежде занятых 6-м танковым корпусом, и подготовиться к введению в прорыв следом за бронетехникой 26 ноября (11).

Конев указал Кирюхину, что 6-й танковый корпус, скорее всего, сумеет прорвать немецкую оборону, но ему в подкрепление следует дать пехоту, чтобы развить успех и одновременно расширить предмостный плацдарм. Поэтому Кирюхин приказал командиру 8-го гвардейского стрелкового корпуса генерал-майору Ф.Д. Захарову продвинуть 26-ю гвардейскую стрелковую дивизию, 148-ю и 150-ю стрелковые бригады через Вазузу совместно с южным флангом танкового корпуса (12). 1-я гвардейская мотострелковая дивизия генерал-майора В.А. Рявякина и поддерживающая ее 31-я танковая бригада должны были следовать за танковым и кавалерийским корпусами, уничтожая немецкие войска, оставшиеся в тылу подвижной группы. В то же время 251 — и стрелковой дивизии предстояло повернуть влево, выйти на предмостный плацдарм и расширить зону прорыва на север и запад.

Как вскоре узнали Конев и Кирюхин, беда заключалась в том, что к Вазузе вели всего две ненадежных дороги, не способные выдержать перемещение огромной армии. Кроме того, наступающим соединениям не удавалось эффективно координировать действия. Короче говоря, слишком крупные силы были слишком быстро приведены в действие на чересчур тесном пространстве, да еще в условиях сопротивления противника и плохой погоды. Но Жуков торопил, и Коневу с Кирюхиным не оставалось ничего другого, кроме как отдать необходимые приказания.

Если рассмотреть по отдельности приказы, полученные советскими формированиями второго эшелона ночью 25 ноября, они вряд ли покажутся бесчеловечными или противоречивыми. 6-й танковый корпус Армана с 170 танками должен был ночью форсировать Вазузу, а утром атаковать в секторе 247-й стрелковой дивизии, «чтобы немедленно развить успех дивизии и овладеть Нов. Гриневка, Никоново, Арестово, Подъяблонька, Бобровка» (13). После захвата этих немецких опорных пунктов корпусу Армана предстояло двинуться на запад и пересечь железную дорогу. К утру корпус должен был собраться для атаки к востоку от рек, 22-я танковая бригада и 6-я моторизованная стрелковая бригада — восточнее Кузнечихи, 200-я танковая бригада — к юго-востоку от этой же деревни, а 100-я танковая бригада — к северо-востоку от Прудов. Тем временем генерал Крюков должен был вывести свою кавалерийскую группу в бывший район сбора 6-го танкового корпуса и приготовиться следовать за бронетехникой ближе к вечеру 26 ноября. Пехотинцам 8-го гвардейского стрелкового корпуса генерала Захарова предстояло выйти к переправам вместе с 100-й танковой бригадой, а также переправиться на западный берег реки далее к югу. Одновременно 1-я мотострелковая дивизия генерала Рявякина должна была переправиться через реку по следам 6-го танкового корпуса и совместно с наступающей кавалерией. Все это означало, что за какие-нибудь 24 часа, преимущественно ночью и под почти непрерывным изматывающим огнем немцев, свыше 200 танков, 30 тысяч пехотинцев и 10 тысяч кавалеристов должны выдвинуться вперед по двум дорогам, и без того разбитым постоянным артиллерийским огнем.

Но если рассмотреть все эти приказы в совокупности, ясно, что ни один из них выполнить невозможно. Ночь с 25 на 26 ноября стала кошмаром для штабных офицеров (14). Несмотря на все старания офицеров штаба армии и штабов наступающих формирований, войска и техника на марше неизбежно перепутались и задержались в пути. В результате ни одно формирование не сумело завершить сосредоточение к назначенному времени. 6-й танковый корпус закончил выдвижение в район сбора к середине утра, в то же время, когда 8-й гвардейский стрелковый корпус завершил развертывание в боевой порядок у реки. В тылу кавалерийский корпус потратил почти целый день на то, чтобы занять позиции, оставленные 6-м танковым корпусом, а 1-я гвардейская мотострелковая дивизия вообще не сдвинулась с места. В итоге к рассвету 26 ноября 247-я и 331-я стрелковые дивизии возобновили продвижение к плацдарму, но без дополнительной поддержки бронетехники. В довершение всего, немецкие войска уже начали предпринимать местные контратаки с целью отвоевать потерянные вчера территории.

В 6:30, в предрассветной темноте, 1-й батальон 14-го пехотного полка под командованием подполковника Кэтера и при поддержке пяти танков 1-го батальона 13-го танкового гренадерского полка нанесли удар по русским позициям севернее Пруды. Одновременно kampfgruppe фон Боденхаузена, составленная из 2-го батальона 215-го гренадерского полка и нескольких поддерживающих танков, атаковала позиции русских у Зеваловки. Между ними разведчасти самокатчиков и 9-й батальон 14-го танкового гренадерского полка воздвигли тонкий щит, упреждая новое наступление русских и прикрывая фланги контратакующих немецких сил. Почти непрестанный артиллерийский огонь противника нарушил порядок сбора немецких частей для атаки и продолжал, как минимум, затруднять связь.

Контратака фон Боденхаузена немедленно столкнулась с трудностями и в 6:30 была решительно остановлена к северо-востоку от Никоново русской пехотой, которую поддерживали танки, противотанковые орудия и умело примененные противотанковые ружья. Войскам фон Боденхаузена пришлось уйти в глухую оборону в условиях угрозы со стороны прибывающих русских войск, в том числе шестидесяти танков, собирающихся в преддверии новой атаки. На левом фланге фон Боденхаузена 2-й батальон 14-го гренадерского полка и 1-й батальон 14-го танкового гренадерского полка были вскоре сметены и рассеяны возобновившимся наступлением русских, командир танкового батальона получил ранение. Атака подполковника Кэтера из Прудов потерпела фиаско, поддерживающий батальон 13-го танкового полка был уничтожен. В итоге части Кэтера отступили к северным окраинам населенного пункта Хлепень, где и закрепились (15).

Известия с северного участка фронта оказались для немцев более обнадеживающими. В 9:00 русская пехота возобновила атаку при поддержке танков Т-34, наступающих под прикрытием тумана. Батальон 195-го гренадерского полка и 2-й батальон 14-го танкового гренадерского полка отразили атаку к 11:00, уничтожив около 10 русских танков и потеряв четыре своих. Несмотря на неоднократные попытки русских перехватить инициативу, немцы удержали оборону у Гредякино.

К 12:00 фон Арниму стало ясно: чтобы избежать серьезного ухудшения ситуации по всему участку Вазузы, необходимо и подкрепление, и новый план действий. И он отдал 9-й танковой дивизии приказ сформировать две боевых группы, названные по фамилиям командиров — Ремонта и фон Цеттвица. Каждая состояла из сорока танков, материально-технического обеспечения и бронепехоты. Эти две группы должны были наступать по шоссе Ржев-Сычевка, оказывая сопротивление авангарду атакующих русских. Но обе группы сообщили, что готовы вступить в бой не раньше 27 ноября. Тем временем фон Арним приказал 2-му батальону 1-го танкового полка 1-й танковой дивизии (kampfgruppe Бюшена) с приданными ему восемью тяжелыми танками держать оборону в секторе Хлепень вместе с 5-й танковой дивизией (16). Однако и батальон смог выдвинуться на позиции лишь к концу дня. В 14:00, едва были отданы эти приказания, в центральном секторе начался настоящий ад: совместной атакой тяжелых русских танков и пехоты были сметены стоящие в обороне немцы, поэтому возникла необходимость в изменении приказов. Новое наступление русских началось как раз в то время, когда командующий 5-й танковой дивизией генерал Метц и фон Арним обсуждали наилучший способ ликвидации плацдарма противника. Метц предлагал атаковать с севера, от Кобылино, где разведбат дивизии (К-55) и 2-й батальон 14-го танкового гренадерского полка по-прежнему твердо удерживали Гредякино по краю прорыва. То, что немцы досконально изучили эту местность, должно было облегчить атаку боевой группы 9-й танковой дивизии, а она в случае успеха — отделить главные силы русских на севере и на участке Вазузы. С другой стороны, фон Арним хотел нанести прямой удар восточнее Никоново, по направлению к Вазузе. Метц возражал: несмотря на то что этот путь к реке действительно кратчайший, на нем придется выдержать столкновение с крупными бронетанковыми соединениями противника. В довершение ко всему на КП дивизии прибыл генерал-майор Шеллер, командующий 9-й танковой дивизией, и сообщил, что боевая группа 1-й танковой дивизии под командованием Бюшена будет готова к действиям не раньше вечера. Поэтому он порекомендовал отложить контратаку до полной готовности группы. Метц настаивал на том, что обстановка требует немедленных действий, и без дальнейшего обсуждения было принято решение атаковать из Никоново и Большого Кропотово на восток, не дожидаясь прибытия боевой группы Бюшена (17).

Приняв это решение, генерал фон Арним, командующий 39-м танковым корпусом, изменил приказы, чтобы обеспечить согласованность действий сил к северу и к югу от предмостного плацдарма, который приобрел особое значение, поскольку уже возникла угроза прорыва русских к шоссе Ржев-Сычевка и рассечения немецких войск. Генерал-майору Фелькеру, командующему 78-й пехотной дивизией, штаб которой находился в Сидорове, фон Арним поручил командование всеми силами 5-й танковой дивизии у южной границы плацдарма, а на генерала Шеллера из 9-й танковой дивизии возложил ответственность за северный сектор. Генералу Шеллеру предстояло держать под контролем свою дивизию (когда она прибудет) и подразделения 5-й танковой и 78-й дивизий, ведущих борьбу к востоку от дороги Ржев-Сычевка и у северной границы плацдарма. Шеллеру было приказано удерживать оборону на северной границе предмостного плацдарма и атаковать в восточном направлении совместно с боевой группой 9-й танковой дивизии, когда она выйдет на исходные рубежи. А тем временем генералу Фелькеру предстояло стабилизировать южную границу от Подосиновки до Хлепень (18). Решение оказалось более чем своевременным, поскольку уже в середине дня русские бронетанковые соединения нанесли сокрушительный удар на стыке двух немецких групп.

Ни полковник П.М. Арман и командиры подчиненных ему бригад, ни экипажи танков и мотострелки русского 6-го танкового корпуса в ночь с 25 на 26 ноября не спали. Выполнение приказов Кирюхина уже вымотало их, а врага они еще и в глаза не видели. Всю ночь и утро длинные колонны танков и грузовиков мучительно медленно продвигались в темноте по бесконечным заснеженным дорогам речной долины, форсировали замерзшую Вазузу, взбирались на противоположный берег, к указанным районам сбора. Колонны постоянно находились под изматывающим огнем противника, уничтожающего без разбору и усталые войска на марше, и закоченевших солдат комендантской службы, выстроившихся у обочины и указывающих путь к местам заправки. К тому времени, как над дорогой забрезжил серый утренний свет, канонада усилилась далеко впереди, с ней смешались треск противотанковых пушек и стаккато автоматной стрельбы. Стало ясно, что атака уже началась. Где-то на передовой находилась пехота 247-й стрелковой дивизии, вместе с которой продвигающимся солдатам предстояло наступать, но где именно — искать было некогда.

Незадолго до 13:00 бронетанковые колонны доползли до передовых районов сбора и устало и терпеливо ждали еще час, когда подтянутся танки, попавшие в заторы на переправах через реку (19). Все танки так и не успели достигнуть района сбора вовремя, но откладывать наступление и дальше Арман уже не мог. В 13:30 он в последний раз посовещался с командирами подчиненных ему бригад, узнал, что все готово, и дал команду выступать в 14:00. По его сигналу армейская артиллерия в последний раз дала мощный заградительный огонь по его участку фронта, и четыре бригады наконец выдвинулись вперед, к боевому порядку 247-й стрелковой дивизии, которая уже сражалась за несколько деревень, превращенных немцами в опорные пункты. Отличить своих от врагов и определить, какая из деревень кем захвачена, было нелегко, но для полковника Армана это не имело значения. Ему приказали любой ценой выйти к дороге Ржев-Сычевка, и он вместе с командирами бригад твердо решил выполнить приказ. Наступая сразу тремя бригадами, танковые колонны Армана шли попарно — в одном месте преодолевая сопротивление немцев, в другом обходя их опорные пункты. Фланги колонн несли потери от противотанкового огня, отряды немецких пехотинцев оказывали сопротивление, отступали или закреплялись в деревушках по обе стороны пути следования бригад. Путаница достигла апогея, колонны ориентировались лишь по смутным очертаниям фронтовой полосы; некоторые из них поддерживала советская пехота, другие действовали самостоятельно.

На правом фланге корпуса 22-я танковая бригада полковника Н.Г. Веденичева атаковала укрепленные деревни Большое Кропотово и Малое Кропотово — кирпичные дома, которые немцы превратили в неприступные крепости. Завязался ожесточенный и кровопролитный бой, танковые бригады пытались выбить упорно обороняющихся немцев из деревень. Танкистам удалось войти в них, но немецкие солдаты повсюду цеплялись за отдельные позиции, а штаб немецкой 5-й танковой дивизии временно переместился на несколько километров к западу. Измученный атакой и потерявший почти половину из своих шестидесяти танков, к вечеру полковник Веденичев расположился лагерем чуть западнее Малого Кропотово, оставив несколько батальонов пехоты из 247-й пехотной дивизии защищать Большое Кропотово. Ближе к ночи 2-й батальон танковой бригады под командованием капитана М.С. Пинского вырвался вперед, чтобы захватить сектор шоссе Ржев-Сычевка близ Березовки и подступить к ключевой деревне Ложки южнее стратегически важного моста через Осугу. Пинский добился успеха, но к ночи немецкие контратаки выбили усталую пехоту 247-й стрелковой дивизии из Большого Кропотово (20). Воплощение упрямого сопротивления немцев, генерал Метц, перевел штаб своей дивизии обратно в деревню. Так Метц показал образец действий, препятствовавших советскому наступлению на всем протяжении этой операции. Как бы далеко ни продвигалась советская бронетехника, докучливые немецкие части продолжали занимать ключевые опорные пункты у нее в тылу.

Пока 22-я танковая бригада сражалась за две деревни и прорывалась к дороге на Сычевку, солдаты полковника И.Т. Есипенко из 6-й мотострелковой бригады двигались вперед на нескольких танках, на машинах соседних танковых бригад и пешком, отклонившись на север от пути 22-й бригады, обходя сбоку немцев, защищающих Кобылино, и угрожая с тыла защитникам Гредякино. В жестокой схватке южнее Гредякино полковник Есипенко был убит, его заменил комиссар Е.Ф. Рыбалко (21).

На левом фланге 22-й танковой бригады 200-я бригада полковника В.П. Винокурова и 100-я танковая бригада полковника И.М. Иванова устремились на запад через Бобровку, Никоново, Арестово и Подосиновку, и в конце дня заняли позиции в нескольких километрах восточное шоссе Ржев-Сычевка. Но, торопясь прорваться к дороге, они не смогли полностью выбить противника из деревень, через которые прошли. В итоге к ночи обошедшие их и контратаковавшие немецкие подразделения отбили Никоново, Арестово и Подосиновку у последовавшей за танками советской пехоты. 6-й танковый корпус выполнил основную задачу этого дня. Его бригады вышли или почти вышли к магистрали, но эта победа далась им ужасной ценой. За несколько часов яростной схватки корпус потерял половину своих ста семидесяти танков и почти половину личного состава. Мало того, запасы боеприпасов и топлива иссякали, а их пополнение оставалось под вопросом, пока немцы не будут выбиты из деревень по обе стороны от путей снабжения корпуса. Но эти соображения для Армана оставались второстепенными. Ему приказали перерезать дорогу Ржев-Сычевка, и завтра он намеревался сделать это.

Как только танковый корпус Армана перешел к действиям, в лоб и с флангов наступающим советским танкам ударила первая крупномасштабная контратака противника. В 17:30, когда на поле боя уже стемнело и русские танки гнали остатки немецкого 14-го гренадерского полка и поддерживающих танковых частей на юго-запад от Арестово, к шоссе Ржев-Сычевка, боевая группа 9-й немецкой танковой дивизии под командованием полковника Хохбаума, подготовившаяся к бою раньше, чем ожидалось, бросилась в атаку на советскую пехоту, стоящую в обороне Большого Кропотово. Контратакой Хохбаума пехотинцы 147-й стрелковой дивизии были отброшены в открытое поле к востоку от деревни. Закрепившись в ней, боевая группа Хохбаума приготовилась к ночлегу и стала ждать вестей от немецких частей из южного сектора, где продолжали вспыхивать отдельные очаги сражений (22).

Южнее генерал Фелькер из 78-й пехотной дивизии изо всех сил пытался восстановить порядок в своем секторе фронта. Его левый фланг, охватывающий Арестово и Подосиновку, был рассеян; последняя надежда спасти мелкие немецкие подразделения, окруженные глубоко в тылу русских, улетучилась, как только русские бронетанковые войска продвинулись на запад, в сторону шоссе Ржев-Сычевка. Оставалось надеяться лишь на то, что 9-я танковая дивизия сумеет заполнить эту зияющую брешь. К середине дня батальон Фелькера и другие подразделения 13-го и 14-го танковых гренадерских полков восстановили почти сплошную линию обороны между Жеребцово и Хлепень, чтобы противостоять вновь введенной в бой русской пехоте (8-му гвардейскому стрелковому корпусу). Тем временем еще одна боевая группа 9-й танковой дивизии под командованием полковника Ремонта готовилась к наступлению на север вдоль дороги Ржев-Сычевка, навстречу продвигающимся русским бронетанковым частям.

Позднее тем же днем фон Арним из 39-го танкового корпуса ввел очередные изменения в организации командования, соответствующие стремительно меняющейся обстановке. Он возложил на 9-ю танковую дивизию генерала Шеллера ответственность за проведение контратак против основных русских бронетанковых войск вдоль дороги Ржев-Сычевка и к востоку от нее. Одновременно фон Арним поручил 5-й танковой дивизии генерала Метца возвести блокирующие позиции по всей периферии предмостного плацдарма от реки Осуга до Жеребцово (23). Но все прочие контратаки немцев тем вечером захлебнулись — возобновился снегопад.

26 ноября немцам лишь чудом удалось избежать катастрофы. Эффективно перемещая свои войска, они сумели удержать оборону на флангах русского предмостного плацдарма. Несмотря на то что авангард русских бронетанковых войск — по оценкам немецкого командования, почти 200 танков — подошел почти вплотную к шоссе Ржев-Сычевка, он явно не выполнил предполагаемую задачу первого дня наступления. Северный фронт у Гредякино держался крепко, как и немецкие укрепления у Жеребцово и Хлепень. Более того, немецкие резервы заняли выгодные позиции, чтобы вступить в бой с крупными русскими танковыми силами, если те возобновят атаку. Однако эти успехи дались дорогой ценой. За первые два дня наступления 5-я танковая дивизия потеряла 91 человека убитыми, 318 — ранеными, 156 — пропавшими без вести, а потери 78-й пехотной дивизии были еще больше (24). Позднее тем же вечером генерал Фелькер рапортовал в штаб корпуса: «Все подразделения серьезно ослаблены, <имеются> большие потери техники и оружия, особенно легких и средних противотанковых пушек и тяжелых орудий пехоты» (25). Русские заплатили за достигнутый успех еще дороже: немцы насчитали по меньшей мере 50 уничтоженных русских танков, заснеженные поля перед немецкими и русскими позициями и между ними были усеяны трупами советских солдат в бурой и белой одежде.

Вечером 26 ноября интенсивность боев ослабла, немцы предприняли отчаянную попытку вновь наладить снабжение своих войск на передовых позициях. Но это было нелегко: многие подразделения по-прежнему оставались отрезанными, транспортные пути во многих местах пересекали русская пехота и бронетехника. Майор Штейгер, защищающий Гредякино со своим 2-м батальоном 14-го танкового гренадерского полка, очутился почти в окружении, топливо и боеприпасы у него были на исходе. Поэтому он сформировал из нескольких оставшихся танков стационарные «команды» и распределил их по опорным пунктам. Немецкие войска, отвоевавшие Большое — Кропотово, тоже были почти окружены, и никто не знал, где именно русские нанесут самые мощные удары утром.

По другую сторону линии фронта Конев и Кирюхин, к которым присоединился на КП 20-й армии Жуков, также подводили итоги дня. Увиденное отнюдь не радовало их, Жуков то критиковал своих подчиненных, то подгонял их. На вечерних совещаниях выяснилось, что 326-я, 251-я и 331-я стрелковые дивизии продолжают бои по указанным направлениям без сколько-нибудь заметных результатов. Транспортный затор у реки помешал им перегруппироваться и двинуться на помощь 247-й стрелковой дивизии на предмостном плацдарме. Ценой больших потерь в живой силе и технике 42-я гвардейская стрелковая дивизия прорвалась к окраине Гредякино, продвинула батальон в немецкий тыл к западу от деревни и захватила несколько строений на ее окраине. Но наступательная мощь была растрачена, поддерживающая бронетехника большей частью повреждена или уничтожена. Это означало, что лишь 247-я стрелковая дивизия могла взаимодействовать с 6-м танковым корпусом по мере его продвижения в глубь немецкого тыла со стороны предмостного плацдарма.

По мере продвижения вперед 6-го танкового корпуса поддержка артиллерии становилась недостаточной — поначалу из-за трудностей в выявлении целей на поле боя, представляющем собой «лоскутное одеяло» перекрывающих позиций, а впоследствии — из-за возобновившегося сильного снегопада. Снег также препятствовал действиям советской авиации, которая попыталась приступить к воздушной операции на второй день наступления. Следовательно, ни артиллерия, ни пехота, ни кавалерия не поддерживали наступление танков (26). Этим объясняются огромные потери под немецким противотанковым огнем и минимальное продвижение. Самым досадным было то, что кавалерия и пехота не имели возможности вступить в бой, поддержать действия 6-го танкового корпуса. 2-й гвардейский кавалерийский корпус генерала Крюкова выдвинулся в бывший район сбора танкового корпуса восточнее реки Вазуза, разведотряд кавалеристов пробился через расположения войск, сосредоточенных близ Вазузы, и вышел к переправам, которыми мог бы воспользоваться на следующий день. Наконец 20-я кавалерийская дивизия полковника П.Т. Курсакова достигла восточного берега реки. Но офицер оперативного отдела штаба 20-й армии сообщил полковнику, что все переправы через реку заняты армейскими тыловыми службами и подразделениями материально-технического обеспечения (27). Курсаковбыл вынужден встать на ночь лагерем на восточном берегу реки и ждать новых приказов. Остальные части кавалерийского корпуса продвинулись немногим дальше.

Тем временем 8-й гвардейский стрелковый корпус генерала Захарова достиг реки, передовые части 150-й и 148-й стрелковых бригад сумели переправиться через нее и вступить в бой севернее Хлепень. А в это время основные силы, особенно 26-я гвардейская стрелковая дивизия, оставались на восточном берегу реки и бездействовали. 1 — я гвардейская мотострелковая дивизия генерала Рявякина и поддерживающая ее 31-я танковая бригада попали в плотный транспортный затор на полпути между районом сбора и назначенной переправой через реку (28).

По настоянию Жукова и Конева поздно вечером Кирюхин издал новые приказы. Утром танковый корпус полковника Армана должен был возобновить движение к шоссе Ржев-Сычевка. Кавалерии Крюкова предстояло переправиться через Вазузу ночью и рано утром, а затем ринуться вперед, поддерживая бронетехнику; следующим за ней пехотинцам Захарова и Рявякина — укрепить оборону предмостного плацдарма, уничтожить сохранившиеся очаги сопротивления противника, расширить район наступления на флангах. Планируя поддержку артиллерии на очередной день операции, собравшиеся военачальники с досадой услышали, что артиллерия армии не смогла выдвинуться вперед и потому не в состоянии поддерживать операцию вдоль дороги Ржев-Сычевка и за ней. Жуков обрушился на подчиненных и, несмотря на отсутствие артиллерии, настоял на продолжении атаки. Рано утром 27 ноября полковник Арман из 6-го танкового корпуса доложил в штаб 20-й армии, что он не сможет выполнить новый приказ Кирюхина, пока его части не получат снабжения и подкрепления (см. карту 8) (29). Поскольку немцам удалось отвоевать несколько деревень у него в тылу, а запасы топлива и боеприпасов стремительно иссякали, Арман заявил, что продолжение атаки равносильно самоубийству. После ожесточенного спора Армана с Кирюхиным последний нехотя признал правоту первого. Кирюхин разрешил бригадам Армана занять оборонительные позиции неподалеку от дороги Ржев-Сычевка и на окраинах Подосиновки. Сам Кирюхин и штаб армии посвятили остаток дня отправке подкрепления и упрочению шаткого положения на предмостном плацдарме Вазузы. Целый день батальон капитана Пинского из 22-й танковой бригады удерживал опасные позиции по другую сторону дороги Ржев-Сычевка, к югу от Ложки. В результате день ознаменовался суматошными передвижениями советских войск и ожесточенными локальными боями у немецких опорных пунктов на территории предмостного плацдарма, а также контратаками противника извне.

27 ноября первоочередной задачей советских войск было выдвижение кавкорпуса генерала Крюкова вперед, в поддержку удара 6-го танкового корпуса, отложенного до утра 28 ноября (30). Сразу после полуночи и позднее 8-й гвардейский стрелковый корпус генерала Захарова завершил переброску на территорию плацдарма, 20-я кавалерийская дивизия полковника Курсакова наконец переправилась через Вазузу близ Зеваловки и Прудов под периодическим артиллерийским огнем немцев и двинулась в сторону Никоново. В 2:00 3-я гвардейская кавалерийская дивизия полковника М.Д. Ягодина достигла Вазузы у населенного пункта Пруды, но, поскольку 20-я кавалерийская дивизия все еще продолжала переправляться через реку, Ягодину пришлось отложить дальнейшие передвижения до рассвета. В свою очередь, 4-я гвардейская кавалерийская дивизия полковника Г.И. Панкратова подошла к Вазузе в 6:15, но была вынуждена задержаться на восточном берегу, поскольку все переправы были заняты солдатами 3-й кавалерийской дивизии. Через несколько часов новым приказом штаба армии усталые колонны Панкратова были направлены на север, к новой переправе у Зеваловки. Происходящее напоминало трагикомедию ошибок. Вместо того чтобы выполнять боевую задачу, кавалерийский корпус тратил драгоценные часы на перемещение, ожидание и контрмарш, а тем временем 6-й танковый корпус бездействовал на виду у подтягивающихся немецких резервов. В советском отчете о ходе действий с горечью отмечалось:

«Ответственные офицеры штаба 20-й армии, руководившие переправами, настолько мало понимали обстановку, что продолжали переправу на западный берег реки обозов и тылов частей и в то же время оставляли на восточном берегу боевые части фронтового эшелона развития успеха. Следует также отметить, что и командование кавалерийского корпуса не проявило достаточной гибкости, чтобы предотвратить скопление войск на переправе в районе Пруды» (31).

Кто бы ни был в этом виноват, весь график наступления нарушился, понадобилось несколько часов, чтобы возместить ущерб и отправить кавалерию вперед. В 8:00 передовые части 20-й кавалерийской дивизии без поддержки взаимодействующих дивизий наконец вступили в бой, отбили у немцев Арестово и Крюково, но в конце дня были остановлены шквальным огнем противника. Тем временем 3-я гвардейская кавалерийская дивизия завершила переправу и в 11:00 атаковала немцев, держащих оборону Подосиновки и Жеребцово. К 22:00 полковник Ягодин прервал ряд безуспешных атак — после того, как его дивизия понесла исключительно тяжелые потери. Дальнейшие вечерние атаки с целью сокращения численности упорных немецких гарнизонов потерпели фиаско и не принесли ничего, кроме дополнительных потерь. 4-я гвардейская кавалерийская дивизия полковника Панкратова, едва переправившись через реку, весь день провела под огнем немецкой авиации и артиллерии, встав лагерем в балке у Кузнечихи. Не имея возможности открыть стрельбу, она пассивно оставалась на одном месте и при этом несла большие потери.

Введение в бой кавалерии Крюкова не помогло укрепить и советскую тыловую зону. Весь день немецкие бомбардировщики и штурмовики, а также орудия и минометы из неотвоеванных опорных пунктов вели эффективную и губительную стрельбу по обозам 6-го танкового и 8-го гвардейского стрелкового корпусов. Короче говоря, введение в бой кавалерийского корпуса с треском провалилось. И опять-таки в отчетах о ходе действий вина возлагается на штабы армии, фронта и самого кавалерийского корпуса:

«Необходимо также отметить, что при подходе 2-го гвардейского кавалерийского корпуса к переднему краю обороны противника командир корпуса был неправильно информирован штабом фронта о том, что противник якобы уже разбит и отходит, прикрываясь арьергардами, тогда как в действительности оборона противника не была еще полностью прорвана.

Разведка 2-го гвардейского кавалерийского корпуса работала плохо и к началу наступления не смогла дать командиру корпуса данных о действительной обстановке. В результате командир 2-го гвардейского кавалерийского корпуса действовал вслепую и избрал неудачный для данной обстановки метод наступления с ходу.

Части 20-й кавалерийской и 3-й гвардейской кавалерийской дивизий вступили в бой без достаточной огневой подготовки. Взаимодействие дивизий и полков было организовано плохо» (32).

В сущности, действия кавалерийского корпуса были наглядным примером в целом неудовлетворительных действий советских войск 27 ноября. К концу дня 6-й танковый корпус оставался неподвижным на позициях у дороги Ржев-Сычевка, отрезанным от пехоты и кавалерии усиления, вне зоны действия поддерживающей артиллерии. В течение дня он получил достаточно боеприпасов и топлива, чтобы возобновить наступление на следующий день, но ненадолго. На правом фланге 20-й армии 326-я, 42-я гвардейская и 251-я стрелковая дивизии продолжали атаковать немецкие позиции со стороны реки Осуга на Гредякино, но нигде, за исключением района к западу от Гредякино, эти атаки не принесли хоть сколько-нибудь ощутимых результатов. На западной окраине Гредякино солдаты 42-й гвардейской стрелковой дивизии чуть было не окружили упрямо сопротивляющийся 2-й батальон майора Штейгера из 14-го танкового гренадерского полка. Две стрелковых бригады 8-го гвардейского стрелкового корпуса укрепили свои позиции у Жеребцово и Хлепень, но, несмотря на неоднократные атаки, так и не продвинулись вперед. Позднее вечером 26-я гвардейская стрелковая дивизия генерал-майора И. И. Корженевского, также из 8-го гвардейского стрелкового корпуса, выдвинулась вперед и заменила кавалеристов, измученных сражениями за Арестово и Подосиновку. Две ослабленных кавалерийских дивизии (20-я и 3-я гвардейская) отступили к новым районам сбора с приказом соединиться с взаимодействующей дивизией в ходе новой атаки утром, в помощь возобновившемуся наступлению 6-го танкового корпуса. Немилосердно затравленный Жуковым, Конев лично вынес Крюкову «выговор» за медленное продвижение и «потребовал», чтобы ночью усталые кавалеристы обошли немецкие опорные пункты и прорвались к дороге Ржев-Сычевка и железнодорожной ветке «любой ценой». У Крюкова и его подчиненных не осталось другого выхода, кроме как предпринять попытку.

В этот момент последние крупные формирования второго эшелона 20-й армии наконец достигли поля боя. Хорошо представляя себе, как измучена 247-я стрелковая дивизия, помощь которой ему предстояло оказать, генерал Рявякин неумолимо направлял свою 1-ю гвардейскую мотострелковую дивизию вперед (33). Преодолевая постоянное раздражение из-за бесконечных транспортных заторов, к середине дня 27 ноября он сумел успешно вывести дивизию к переправе через Вазузу у Зеваловки, миновав неистово бранящуюся дорожную охрану и ничего не понимающих офицеров штаба. В сгущающихся сумерках, не дожидаясь, когда подтянутся поддерживающие танки, Рявякин прямо с ходу ввязался в бой за немецкие опорные пункты у Никоново и Малого Кропотово. Атаковав Никоново без надлежащей поддержки танков, его 3-й гвардейский стрелковый полк вскоре был вынужден отступить под разящим автоматным и минометным огнем противника. Тем же вечером полк возобновлял атаки дважды, в отчаянной схватке погибла ровно половина из 3000 солдат полка. Та же участь постигла 1-й гвардейский стрелковый полк Рявякина, атаковавший неприступный опорный пункт Малое Кропотово. Проволочные заграждения и минные поля ломали строй наступающих формирований, огонь стрелкового оружия, пулеметов и минометов сокращал численность пехоты. Без поддержки танков и артиллерии эти атаки были самоубийственными, обреченными на полное поражение с огромными потерями. Утратив всю боевую эффективность, оба полка отступили зализывать раны, а Рявякин нехотя сообщил в штаб армии о своем фиаско.

Преобладающими настроениями на КП 20-й армии были напряжение, тревога и острый гнев. Жуков и Конев то грозили забегавшимся штабным офицерам, то подбадривали их и встречали донесения бранью и новыми угрозами. План проваливался, и это понимали все. Что характерно, и Жуков, и Конев знали, что лишь страх способен породить сверхчеловеческие усилия, необходимые для преодоления бедствий того дня, а внушать страх они умели. Как опытные военачальники, они также знали, что предстоит сделать, чтобы преобразовать временное поражение в победу, и намеревались добиться этого. Обдумывая ситуацию, они поняли, что дальнейшее наверняка покажут завтрашние действия. 6-й танковый корпус все еще находился у дороги Ржев-Сычевка и вполне мог перерезать ее. Задача заключалась в том, чтобы обеспечить корпусу необходимую поддержку, то есть выдвинуть кавалерийский корпус Крюкова вперед, пока остальная пехота усердно очищала от противника предмостный плацдарм.

Решением Жукова, с которым быстро согласился Конев, было возобновление атаки во всех секторах с увеличением интенсивности — в надежде, что где-нибудь да удастся прорвать немецкую оборону. Любой, даже самый незначительный прорыв отвлечет немцев от удара бронетанковой техники в самом центре обороны. И, кроме того, рассуждал Жуков, немцы должны опасаться потенциальной угрозы по периметру Ржевского выступа. «Пока мы говорим, — отмечал Жуков, — подвижные силы Тарасова <41-я армия> рвутся в немецкий тыл близ Белого, в двух других важных секторах немцы тоже подвергаются атаке… Следовательно, — заключил он, — наше решение — упорно атаковать по всем направлениям любой ценой». На Кирюхина и других командиров армии была возложена обязанность донести строгие приказы до сражающихся солдат. Эту задачу они выполнили ночью, когда Жуков улетел в штаб Калининского фронта — мобилизовать силы для поддержки недостаточных усилий 20-й армии у Вазузы.

Не подозревая о передышке, подаренной ему неувязками в действиях противника, немецкое командование спешно крепило ослабленную оборону. В любую минуту оно ожидало удара русской бронетехники, обрушенного на жизненно важную транспортную артерию Ржев-Сычевка. Рано утром генерал фон Арним внес в свои планы еще одну поправку, переподчинив 102-ю пехотную дивизию 9-й танковой дивизии в северном секторе. Поскольку 102-я дивизия успешно отражала все атаки русских на севере, вдоль реки Осуга и между Осугой и Вазузой, некоторые ее подразделения могли быть использованы в качестве местных резервов в прилежащих секторах. На рассвете русские возобновили наступление по всему фронту. Но, к облегчению немцев, оказалось, что русские рассеивают силы, проводя одновременные атаки в нескольких секторах. Рано утром боевая группа Штейгера отразила одну из таких атак у ненадежных позиций в окрестностях Гредякино (34). Фон Арним требовал усиления поддержки авиации, но погодные условия по-прежнему ограничивали количество самолетовылетов. Восточное Вазузы русские встречали эти вылеты интенсивным зенитным огнем и усилением вылетов собственной авиации. Сильный снегопад минувшей ночи сменился густой облачностью, местами плотным низким туманом и переменными снегопадами. Несмотря на плохую погоду и перекрытие советских и немецких позиций, немецкая артиллерия вела постоянную стрельбу по наступающим русским частям и предполагаемым местам скопления войск в тылу противника. Но поскольку штаб 39-го танкового корпуса не удовлетворил неоднократные требования генерала Метца отдать артиллерию корпуса под контроль дивизии, для передачи данных о целях от наблюдателей артиллеристам и для получения разрешения на стрельбу требовалось время, и момент для наиболее удачного обстрела русских бывал упущен.

Самым ожесточенным атакам русских 27 ноября подверглись немецкие укрепления в секторе Никоново. В 9:15 боевая группа генерала Хохбаума (9-я танковая) сообщила, что яростные атаки противника вынудили ее оставить Новую Гриневку и отступить к Никоново. Затем генерал доложил, что русские дезертиры и пленные предсказывают еще более интенсивную атаку в том же районе позже утром (предположительно силами 2-го гвардейского кавалерийского корпуса). Чтобы предупредить это наступление и ослабить натиск противника на Хлепень, боевой группе генерала Шеллера было приказано атаковать в северном направлении, в районе Арестово, предположительно на южном фланге атакующих русских войск. В 12:00 еще одно русское подразделение (3-я гвардейская кавалерийская дивизия) атаковало немецкие позиции у Подосиновки, смяло и захватило две немецких артиллерийских батареи прежде, чем огонь четырех 88-миллиметровых и пяти штурмовых орудий немецкого 667-го штурмового орудийного расчета остановили атаку (35).

Вскоре после этого обстановка осложнилась. В 13:00 новые русские подразделения (вероятно, части 20-й кавалерийской дивизии) предприняли двухстороннюю атаку из Новой Гриневки и Арестово в направлении Никоново. Не имея телефонной связи со штабом 5-й танковой дивизии, командир никоновского гарнизона, полковник фон Боденхаузен из 31-го танкового полка, сообщал по рации: «Мощные танковые удары с востока и с юга чрезвычайно осложнили ситуацию». Вскоре после этого 9-я танковая дивизия передала по рации рапорт: «Танковые атаки группы Хохбаума на Арестово потерпели поражение. Уничтожено 18 вражеских танков, потеряно восемь наших. Много наших танков пострадало, но их можно доставить в расположение части» (36). Остатки группы Хохбаума прорвались через линию фронта в Никоново, где соединились с группой полковника фон Боденхаузена. Под сильным артиллерийским огнем русских окруженная группа на протяжении всего дня испытывала неоднократные атаки: первую предприняли солдаты 247-й стрелковой дивизии, затем к ним присоединился полк только что подоспевшей 1 — и гвардейской мотострелковой дивизии.

К середине дня зона сражений охватила сначала Малое Кропотово, где немецкие укрепления осаждал еще один полк моторизованной дивизии Рявякина с частями 247-й стрелковой дивизии, затем Большое Кропотово, где служба безопасности, патрули, повара и зенитчики с трудом выдерживали натиск русских. Яростная схватка кипела вокруг этих опорных пунктов весь день, пока немецкий «отряд быстрого реагирования», сформированный в никоновском гарнизоне, не покинул надежные оборонительные позиции и не соединился с таким же отрядом 9-го батальона 14-го танкового гренадерского полка, вышедшим из Жеребцово. Вместе они атаковали русских с обоих флангов и некоторое время препятствовали наступлению.

Обстановка стала достаточно серьезной, чтобы вновь запросить о помощи штаб 39-го танкового корпуса. Штаб фон Арнима без промедления ответил на этот запрос, отправив один полк 129-й пехотной дивизии, дислоцированной в районе Ржева, на помощь 78-й пехотной и 5-й танковой дивизиям. 430-й гренадерский полк 129-й пехотной дивизии прибыл по железной дороге из Ржева и ввел в бой 1 — и батальон в Подосиновке, а 2-й батальон оставил в резерве 5-й танковой дивизии у северного сектора предмостного плацдарма. По настоянию штаба 39-го танкового корпуса последний следовало ввести в бой только с разрешения штаба корпуса. Генерал фон Арним рассчитывал с помощью подкрепления компенсировать сильную усталость подразделений корпуса, поскольку 27 ноября 5-я танковая дивизия потеряла еще 33 человека убитыми, 142 ранеными и 7 пропавшими без вести, а общие потери дивизии с 25 ноября превысили 700 человек (37).

Словом, 39-й танковый корпус и подчиненные ему дивизии наконец осознали, что русские нацелились на слабое место между 78-й пехотной и 5-й танковой дивизиями, и твердо уверовали, что утром русские попытаются прорвать оборону именно в этом месте. Сведения разведки, в том числе показания дезертиров и военнопленных и данные воздушной разведки, указывающие на интенсивные перемещения в центральном секторе на протяжении всего дня, только подтверждали эту оценку. Но до прибытия необходимого подкрепления немцам не оставалось ничего, кроме как ждать и надеяться, что их позиции выдержат возобновившийся натиск русских.

Предположения штаба немецкого 39-го танкового корпуса были верны. Жуков, Конев и Кирюхин поняли, что нашли слабое место в обороне противника. В сущности, это слабое место они выявили в первый же день сражения и досадовали на то, что не смогли воспользоваться случаем и развить успех. Немецкую оборону только подвергли давлению, а ее следовало бы уже прорвать. Жуков требовал, чтобы Конев и Кирюхин сломили сопротивление немцев той же ночью объединенным ударом пехоты и танков и расширили зону прорыва на следующий день силами 6-го танкового и 2-го гвардейского кавалерийского корпуса. Предстояла нелегкая задача: вдобавок к яростному сопротивлению немцев погода вновь отказалась помогать русским. Поздно вечером 27 ноября опять начался сильный снегопад, на землю лег туман, скрыв из виду перепаханное снарядами поле боя. В новом приказе Жуков распорядился, чтобы пехота генерала Кирюхина вступила в схватку с немцами на опорных пунктах в советском тылу в то же время, как кавалерия генерала Крюкова перегруппируется и двинется осторожным ночным маршем к месту встречи с бронетехникой полковника Армана. Тот, в свою очередь, должен был в полночь выдвинуться вперед и пересечь шоссе Ржев-Сычевка. Оказавшимся по другую сторону дороги объединенным силам предписывалось начать развивать успех в соответствии с первоначальным замыслом Жукова: танковый корпус наступает в направлении Сычевки, а кавалерия — ближе к основанию Ржевского выступа (см. карту 9) (38).

Бригады 6-го танкового корпуса полковника Армана покинули лагерь восточнее дороги Ржев-Сычевка незадолго до полуночи и медленно продвигались сквозь снежную тьму вслед за батальоном капитана Пинского из 22-й танковой бригады, которая уже пересекла шоссе (39). Танкисты знали, что за ними следует кавалерия. Поначалу немцы почти не оказывали сопротивления продвижению Армана. Пока 2-й батальон Пинского наносил удар в северо-западном направлении, в сторону Ложки, 22-я танковая бригада старалась угнаться за ним. Много танков стали жертвами глубокого снега и механических неисправностей и были брошены на обочинах. Несмотря на угрожающие потери техники, которые довели бригаду до размеров батальона, к утру бригада полковника Веденичева соединилась с батальоном Пинского, и вместе они атаковали противника у Ложки. Хотя танковая бригада Веденичева некоторое время пробыла в этом ключевом населенном пункте, рота немецкого 62-го инженерного батальона продолжала удерживать важный мост через Осугу к северу от Ложки, пока утром не прибыло подкрепление — 2-й батальон 430-го гренадерского полка. Вскоре 6-я мотострелковая бригада Армана под командованием комбрига Е.Ф. Рыбалко сменила танкистов Веденичева. Вместе они покинули Ложки и двинулись на запад, навстречу остальным силам Армана, продолжающим поиск другой переправы через Осугу далее на запад. Оттуда Арман надеялся отогнать немцев от моста через Осугу. Корпус Армана двигался вверх по течению реки, а в это время немцы стремительно отвоевали Ложки.

Пока 22-я танковая бригада двигалась к пункту Ложки, рано утром 200-я танковая бригада полковника В.П. Винокурова, подкрепленная 1-й самокатно-мотоциклетной бригадой, пересекла дорогу Ржев-Сычевка и ринулась вперед, на захват деревень Азарово и Соустево к северо-западу от Ложки. Там усилившееся сопротивление немцев и потери остановили наступление. С оставшимися двадцатью танками бригада Винокурова могла лишь ждать, когда подоспеет бронетехника Веденичева. Командир танкового корпуса, полковник Арман, вышел из себя, обнаружив, что ему никак не удается переправиться на север через Осугу. Поскольку 20-я армия не смогла выдвинуть свою артиллерию на предмостный плацдарм, а танковые соединения Армана оказались вне зоны действия поддерживающего артиллерийского огня, поддержка артиллерии была нерегулярной и в целом неэффективной. Хотя 22-я и 200-я танковые бригады сумели перейти дорогу Ржев-Сычевка, 100-й танковой бригаде это не удалось. Командир 100-й бригады полковник Иванов перевел свой лагерь к северо-западу от Подосиновки после полуночи, но сразу столкнулся с ожесточенным сопротивлением немцев у дороги Ржев-Сычевка и был вынужден перейти в оборону. Отсутствие артиллерийской поддержки обрекло атаку 100-й бригады на поражение: подавить сопротивление противника ей не удалось (40). В довершение неудач Армана наступление кавалерии Крюкова было скверно скоординировано, и Арман очутился в замешательстве, не зная, где именно, какими силами и насколько успешно кавалерия нанесла удар. Ему было известно только, что позиций достигла лишь часть соединений Крюкова.

Кавалерия Крюкова начала ночное наступление вскоре после полуночи, а пехота 247-й стрелковой, 1-й гвардейской мотострелковой и 26-й гвардейской стрелковой дивизий вновь нанесла удар по немецким позициям у Большого Кропотово, Малого Кропотово, Никоново и Подосиновки (41). 20-й и 3-й гвардейским кавалерийским дивизиям было приказано возглавить наступление, обойти немецкие опорные пункты в деревнях и соединиться с танковым корпусом Армана по другую сторону дороги Ржев-Сычевка, а4-й гвардейской кавалерийской дивизии и штабу Крюкова предстояло последовать за 3-й гвардейской кавалерийской дивизией. Полковник П.Т. Курсаков, командующий 20-й кавалерийской дивизией, приказал своим 103-му и 124-му кавалерийским полкам прорвать немецкую оборону между Большим Кропотово и Малым Кропотово «на полном скаку», при поддержке 22-го полка. Кавалерийские колонны, внезапно вынырнувшие из снежной мглы, застали немцев врасплох, вспыхнула яростная схватка, всадники прорывались через немецкие огневые позиции в роще между двух деревень. После нескольких часов жестокого сражения два авангардных полка Курсакова пробили оборону противника, понеся тяжелые потери, смяли минометную батарею немцев и опорный пункт роты и пересекли дорогу Ржев-Сычевка (42).

Не так повезло 22-му кавалерийскому полку Курсакова. Пытаясь соперничать с взаимодействующими полками, 22-й столкнулся со шквальным фланговым огнем, разбившим боевой порядок. Немцы, держащие оборону соседних деревень, осветили рощу светящимися бомбами и прожекторами и безжалостно обстреляли колонну из орудий, минометов и пулеметов. Кавалеристам пришлось спешиться и защищать рощу, которая вскоре стала мишенью контратак немецкой пехоты. Вспыхнула шестичасовая, зачастую переходящая в рукопашную, схватка, во время которой погиб командир полка, майор А. Алахвердян, и много солдат. К середине утра остатки полка в отчаянии пытались разорвать огненное кольцо. Многим посчастливилось достигнуть Арестово, но отряд численностью 63 человека, прикрывавший полк с фланга, попал в окружение и был полностью уничтожен в яростном бою. Наблюдая затяжные бои по всему фронту, Крюков приказал 4-й гвардейской кавалерийской дивизии приостановить наступление и вместе со штабом корпуса занять временные позиции, с которых, как он надеялся, можно будет возобновить атаку позднее. На юге 3-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию М.Д. Ягодина постигла та же участь, что и 20-ю кавалерийскую. Ягодин получил приказ выдвинуться вперед тремя часами позднее, и в результате ему пришлось наступать при дневном свете. Едва начав наступление между немецкими опорными пунктами Малое Кропотово и Подосиновка, два его авангардных полка попали под мощный огонь немецких орудий и минометов. Не обращая внимания на огненный град, полки прошли «сквозь строй» между немецкими позициями с предсказуемым результатом. Несмотря на большие потери людей, лошадей и техники, 12-й гвардейский кавалерийский полк вместе с небольшими частями 9-го и 14-го полков, командиром дивизии и штабом пробили оборону противника. Но второй эшелон 10-го гвардейского кавалерийского полка, сильно отклонившись к югу от взаимодействующих полков, чтобы избежать разящего немецкого огня, зашел в тыл противника южнее Жеребцово. Там в яростной утренней схватке полк был рассеян и, согласно советским донесениям, «почти полностью уничтожен» (43).

В немецкой сводке о действиях кавалерии южнее Жеребцово позднее отмечалось:

«Подполковнику Рейссингеру, командиру 215-го гренадерского полка, был отдан приказ собрать все подразделения в опасном секторе, сформировать одну боевую группу под его командованием, чтобы закрыть брешь, и, игнорируя уже прорвавшегося противника, препятствовать дальнейшим прорывам. В своем секторе Рейссингер смог собрать в блокирующей позиции у Лопаток <южнее Жеребцово> учебную роту дивизии и все штурмовые и разрозненные орудия, какие удалось. В процессе формирования около 5 казачьих эскадронов атаковали их галопом, пытаясь прорваться на юго-восток.

Все, у кого было оружие, — пехотинцы, артиллеристы и даже штурмовые орудия и легкая батарея, открыли прямой огонь. Случайно русских заметил кружащий над деревней бомбардировщик Юнкере Ju-88 и вступил в бой со всеми имеющимися бомбами и бортовым вооружением. Все казаки погибли под этим прицельным огнем. После этого эпизода Рейссингер организовал оборону своего сектора, постоянно находящегося под огнем. Он сформировал три группы из разрозненных частей и отставших орудий, и они успешно закрыли брешь и отразили все атаки» (44).

К середине дня 28 ноября командир кавалерийского корпуса генерал Крюков одновременно следил за кровопролитным сражением, в которое ввязались его части, и пытался объединить остатки окруженных танковых сил Армана. Увиденное его не радовало. Его 20-я кавалерийская дивизия с двумя ослабленными полками пересекла дорогу Ржев-Сычевка, захватила Белохвостово к западу от дороги и двинулась к Доронино. Один полк 3-й гвардейской кавалерийской дивизии последовал за 20-й дивизией через шоссе и приближался к Филиппово. Другие подразделения, в том числе большая часть 4-й гвардейской кавалерийской дивизии, оставались к востоку от дороги под личным командованием Крюкова, но вперемешку с советской пехотой и среди целой паутины немецких опорных пунктов. Более того, Крюков почти не имел связи с кавалерией к западу от дороги или с танковым корпусом Армана, если тот еще вообще существовал (45).

6-й танковый корпус Армана существовал, но был рассеян и ослабел, подобно кавалерийскому корпусу Крюкова. К середине дня две танковые бригады, сумевшие пересечь дорогу Ржев-Сычевка, удерживали оборону деревень Азарово и Соустево, а также южный берег реки Осуга к западу от Ложки с жалкими сорока танками. 6-й мотострелковой бригаде пришлось покинуть Ложки, и, в буквальном смысле слова лишившись танков, вместе с остатками 1-й самокатно-мотоциклетной бригады отбиваться от подоспевшей немецкой пехоты, угрожающей атаковать к югу от Ложков, вдоль дороги Ржев-Сычевка, и выйти русским в тыл. Поскольку 100-я танковая бригада по-прежнему находилась к востоку от дороги, защищать тылы было некому. Более того, связь со штабами армии и фронта была в лучшем случае эпизодической, местонахождение кавалерии Крюкова — неизвестным, и даже если бы связь удалось наладить, обеспечить поддержку артиллерии было невозможно. Топливо и боеприпасы иссякали, неизвестно было даже, удастся ли отступить, не говоря уже об атаке. В этот момент случилось самое худшее: немцы предприняли местные контратаки с севера и с юга вдоль шоссе Ржев-Сычевка (46).

Командующий 39-м танковым корпусом генерал фон Арним гордился тем, как его войска выдержали предсказанный натиск русских 28 ноября. К концу дня мучительные часы боевых действий даже стали приносить определенно положительные результаты. Русская бронетехника и кавалерия по-прежнему находились западнее дороги Ржев-Сычевка, но немецкие опорные пункты на флангах предмостного плацдарма еще держались, и продвигающиеся русские части подвергались яростным ударам.

Действия этого дня начались рано, в 4:00, когда боевая группа фон Боденхаузена в Никоново сообщила о решительной атаке противника. Вскоре после этого боевая группа Кетто в Малом Кропотово доложила, что мощные колонны русской бронетехники и пехоты движутся между Малым Кропотово и Подосиновкой и что сильный снегопад препятствует применению противотанкового оружия. Поначалу в штабе корпуса сочли этот рапорт преувеличением. Но к 5:50 новые отчеты о возобновившихся атаках русских на опорные пункты были подкреплены сведениями от частей прикрытия 102-й пехотной дивизии, ведущей наблюдение вдоль дороги Ржев-Сычевка: сообщалось, что русские танки пересекли дорогу и атакуют Ложки с юга. Незадолго до этого 1-й батальон 430-го немецкого гренадерского полка пересек то же коварное шоссе и благополучно вышел к Подосиновке. И сразу же генерал фон Арним приказал этому батальону атаковать в северном направлении на рассвете, совместно с танками 9-й танковой дивизии, тесня южный фланг наступающих русских. Но прежде, чем этот приказ удалось выполнить, русские штурмовали Подосиновку силами пехоты, танков и кавалерии, вынудив немцев перейти в оборону (47).

К 8:00 боевая группа Кетто в Малом Кропотово сообщила по рации, что, по меньшей мере, шесть кавалерийских эскадронов прорвали немецкую оборону и движутся к дороге Ржев-Сычевка. На рассвете в штабе 5-й танковой дивизии в Большом Кропотово также заметили «крупные скопления всадников, штурмовых орудий и транспорта, движущиеся на запад в трех километрах к югу». Силы 5-й танковой дивизии и ее соседи в Малом Кропотово бросили в бой с наступающими русскими все имеющееся оружие, в том числе «разительный огонь» артиллерии, зениток, реактивных минометов — под личным надзором командира дивизии генерала Метца, который сам выверял прицелы и подбадривал своих солдат. Сосредоточенным огнем русским колоннам был нанесен значительный урон, и, по словам очевидцев, «поле боя покрылось мертвыми и ранеными — зрелище, которого не забыть даже старейшему ветерану» (48).

Тем временем в окрестностях Подосиновки бушевал яростный и беспорядочный бой. В 10:00 обеспокоенный штаб корпуса сообщил, что населенный пункт пал, но известие оказалось ложным. Деревня подверглась мощному натиску, и хотя «частично сгорела», защитники стояли насмерть. Русские кавалеристы обогнули ее и были изрублены на куски у Лопаток, дальше к югу. В то же время 2-й батальон 430-го гренадерского полка сообщил, что Ложки пали и что он защищает стратегически важный мост через Осугу севернее Ложков. Позднее в тот же день, к облегчению фон Арнима, батальон опять отвоевал Ложки (49).

По всему периметру пылающего предмостного плацдарма русские наносили удары по немецким опорным пунктам, но безуспешно. Никоново, Большое Кропотово, Малое Кропотово, Подосиновка и множество других населенных пунктов стонали под самым мощным натиском, на который только была способна русская пехота, подержались. И самое важное, вдоль дороги Ржев-Сычевка большинство немецких форпостов тоже выдержали удары противника, особенно в Ложках, а далее к югу немецкие резервы продолжали угрожать тем русским соединениям, которые опасно продвинулись к западу от дороги.

В ту ночь офицер немецкого штаба сжато подвел итоги действий этого дня в ЖБД[10] 5-й танковой дивизии: «Трудности сегодняшнего сражения кончились. Этот богатый событиями день, когда тревожные донесения начали поступать с раннего утра, увенчался решительным успехом дивизии. Небольшими силами ей удалось не только предотвратить наступление между Подосиновкой и Малым Кропотово, но и отразить все атаки противника против отдельных узлов сопротивления» (50).

Тем вечером немецкая разведка сообщила, что войска вели бои против крепких, свежих, хорошо оснащенных сил русских и побеждали. Однако успех обошелся дорого. В длинном списке погибших солдат 5-й танковой дивизии значились начальник разведотряда дивизии и три его офицера, убитых прямым попаданием бомбы в их блиндаж. Командующий 39-м танковым корпусом генерал фон Арним также осознал, что окончательная участь его линии обороны вдоль Вазузы в большой степени зависит от упорства и выносливости немецких войск на периферии Ржевского выступа. Он знал, что бои ведутся, по меньшей мере, в трех других секторах к северу и западу. Самый мощный удар русские нанесли по городу Белый, и если бы эта атака увенчалась успехом, русские вонзили бы нож в спину фон Арнима. Он следил за обменом сообщениями между штабами 9-й армии и 41-го танкового корпуса в секторе Белого: ситуация складывалась настолько напряженно, что туда вылетел генерал Модель. Помимо полного прорыва русских в районе Вазузы, фон Арним больше всего боялся, что 9-я армия прикажет ему передать под чужое командование часть 9-й танковой дивизии, всю дивизию или другие резервы, уже введенные в его сектор. Если бы так случилось, оптимизм, в настоящее время преобладающий в его штабе и штабах подчиненных дивизий, наверняка пошел бы на убыль.

Отмахнувшись от пугающих мыслей, фон Арним начал анализировать ситуацию, выверять оборонительные диспозиции своего корпуса, отдавать новые приказы на завтрашний день. Первым делом он приказал 9-й танковой дивизии создать резервное подразделение «писцов и мойщиков бутылок», выздоравливающих, тех, кто только что вернулся из отпуска и мог 30 ноября войти в резерв 5-й танковой дивизии. Затем он переподчинил 5-й танковой дивизии те подразделения 9-й танковой дивизии, которые в тот день вступили в действия в поддержку 5-й танковой дивизии (51).

Жуков, Конев и Кирюхин столкнулись с еще более серьезной дилеммой. Поздно 27 ноября Жуков улетел в штаб Калининского фронта, где, почти постоянно поддерживая связь с Коневым, продолжал обдумывать тревожную ситуацию в секторе Конева. Поскольку Сталин настаивал на ежечасных донесениях и постоянно висел у него над душой, требуя отчетов о положении на фронте, Жукову приходилось в муках выискивать обнадеживающие известия для генералиссимуса. Он знал, что на Вазузе все идет отнюдь не по плану. Но как бы плачевно ни обстояло дело, у него еще оставались некоторые возможности — однако лишь в том случае, если он не прекратит ослабевающее наступление. Тактическая оборона немцев была прорвана, но не преодолена полностью. Стрелковые дивизии авангарда и второго эшелона увязли в ожесточенной схватке за уцелевшие опорные пункты, почти окруженные немецкие позиции в Гредякино еще держались, тем самым препятствуя прямому сообщению двух крупных стрелковых подразделений. Надо найти какой-то способ преодолеть это препятствие, думал Жуков. Только после этого пехота сможет выполнить основную задачу — поддержать наступление подвижной группы. Чтобы обеспечить более мощную поддержку пехоты, Жуков заставил Конева поторопиться с переводом 354-й стрелковой дивизии с правого фланга фронта на предмостный плацдарм у Вазузы.

Жукова давно злило ужасающее отсутствие артиллерийской поддержки в 20-й армии. С тех пор, как два дня назад у мостов через Вазузу воцарился хаос, артиллерия так и не смогла переправиться через реку и занять позиции для поддержки наступления подвижной группы. Даже сейчас лишь несколько батарей сумели преодолеть замерзшую водную преграду. Конев и Кирюхин объясняли, что непрекращающийся артиллерийский огонь многочисленных немецких опорных пунктов сделал выдвижение артиллерии на новые позиции в лучшем случае рискованным, а чаще всего — абсолютно невозможным. Жуков возражал, говоря, что выход есть, — уничтожить немецкие анклавы, а тем временем приказывал артиллерии продвигаться вперед любой ценой.

Сама подвижная группа 20-й армии была рассеяна: одна ее половина все еще находилась на предмостном плацдарме с генералом Крюковым, а вторая, под командованием полковников Армана и Курсакова, — к западу от дороги Ржев-Сычевка. Каким-то образом эти две половины предстояло объединить в новое целое, либо завершив пересечение шоссе, либо вернув обратно выдвинувшиеся вперед силы. Само собой, Жуков отдавал предпочтение первому варианту. У него имелся еще свежий 5-й танковый корпус с 131 танком в резерве, но он не спешил бросать его в бой, пока достигнутый успех не будет очевиден (52). Мало того, 1-й механизированный корпус генерала Соломатина, сражающийся на западе, только что достиг последней немецкой линии обороны юго-западнее Белого. При удачном стечении обстоятельств через несколько дней мехкорпус мог бы нанести удар с тыла по немецкому 39-му танковому корпусу. Поэтому Жуков решил придержать 5-й танковый корпус в резерве фронта, пока его силам не найдется лучшее применение. А тем временем он приказал Коневу утром возобновить штурм Гредякино и других немецких опорных пунктов, продолжая одновременно формировать и распределять подкрепление подвижной группы. Из донесений штаба армии Жуков знал, что корпус все еще включает не менее 50 танков и может быть быстро дополнен таким же количеством. Опыт показывал, что подразделение такого размера способно нанести противнику значительный урон, особенно противнику, силы которого тоже на исходе.

По прибытии в штаб Калининского фронтаЖуков встретился с генералом Пуркаевым и проинструктировал его насчет действий фронта в интересах сил Конева. Одновременно он принял окончательные решения о будущих операциях 20-й армии.

Позднее вечером, передав новые приказания Коневу, незадолго до ежевечерней встречи со Сталиным и офицерами Генштаба в Ставке Жуков позвонил Сталину и отчитался о действиях минувшего дня и новых планах. Он подробно доложил о боевых успехах в секторах 41-й и 22-й армий, но на вопрос о боях в секторе 20-й армии скупо сообщил, что тактическая оборона немцев почти разбита, однако следующий день придется потратить на закрепление успеха подвижной группы. Жуков не скрыл, что немцы упорно защищают свои опорные пункты, и на этом основании потребовал у Ставки свежие стрелковые части. В привычной манере Сталин принялся торопить Жукова, с умыслом напоминая о непрерывной череде удач Василевского на юге, но решительно отказывался выделять новое подкрепление, пока Жуков не продемонстрирует более значимые достижения.

Уже собираясь уходить, Жуков задумался о том, что реальная ситуация гораздо опаснее той, которую он обрисовал Сталину. Он понимал, что 6-й танковый корпус может попасть в окружение и не сумеет вырваться из него. Значит, считал он, утром предстоит принять гораздо более трудные решения. Быстро вернувшись на КП, он приказал Коневу и Кирюхину отправить Арману срочную депешу: «В ночь с 28 на 29 ноября вырваться на восток, пересечь дорогу Ржев-Сычевка и закрепиться в районе Арестово. <подпись> Жуков». Направляясь к себе, он искренне надеялся, что Арман сможет выполнить приказ. А если нет, только успешный удар по направлению Белого позволит Жукову и Коневу загрести жар чужими руками.

Передовой КП 6-го сталинского сибирского добровольческого стрелкового корпуса был продуманно размещен на краю замерзшего болота, рядом с группой деревьев, выдающейся на юг со стороны большого леса примерно в трех километрах к западу от дороги Белый-Демяхи. КП был надежно замаскирован сухой болотной травой и снегом, защищенные ходы сообщений вели на север к еще более густой сети окопов, уводящих к западной окраине леса. Таким образом, находясь всего в одном километре по прямой, через заснеженные поля, от передовых позиций, КП корпуса был сравнительно хорошо защищен от огня немецкой артиллерии, регулярно простреливающей опушку леса в надежде засечь КП или застать врасплох одного из его высокопоставленных обитателей. Несмотря на ранний час, на КП суетились связные, разнося отданные в последнюю минуту приказания. Оставалось всего полчаса до того момента, как сигнальные ракеты возвестят начало оглушительной артподготовки 41-й армии. Генерал-майор Г.Ф. Тарасов, командующий 41-й армией, и командир артиллерии присоединились к генерал-майору С.И. Поветкину, командующему 6-м стрелковым корпусом, и его штабу, чтобы проработать последние детали наступления и увидеть первые результаты продолжительного и трудоемкого планирования. А в это время тысячи солдат в лесах и болотах справа и слева от КП только что узнали, что многочасовое мучительное продвижение вперед было не просто муштрой. Через несколько минут им представлялась возможность проверить на прочность и сокрушить немецкую оборону вдоль пресловутой дороги на Белый. Во время кратких собраний в районах сбора политруки подразделений подробно и со всей ответственностью объяснили, чего ждут от солдат Родина и партия. После обязательной части выступления политруки перешли к практическим вопросам и напомнили собравшимся о том, сколько человек пало на этой земле.

Сегодня, объясняли они, каждому солдату представляется шанс отомстить за былые поражения и одновременно заставить фашистов поплатиться кровью за страдания, причиненные советскому народу. Ненависть, страх, презрение, месть — разницы нет — одинаково хорошо побуждали армию к действию, и политруки прекрасно знали это. А душу тех, кто уже исчерпал весь запас эмоций, должна была закалить пайковая водка, подготовив к дальнейшим событиям.

Тарасов внимательно слушал Поветкина, вновь излагающего свой план и варианты введения в бой бронетехники Соломатина совместно с наступающей пехотой. Казалось, все в порядке. Обеспокоенный размышлениями о крепости обороны противника, командующий 1-м механизированным корпусом генерал Соломатин выбрал второй вариант введения своего корпуса в бой, и теперь ему предстояло возглавить атаку двух танковых бригад и механизированной бригады (53). Артиллерия пристрелялась, саперы выполнили свою опасную работу в полях и на широкой низменности вдоль линии фронта, а несколько часов назад разведотряды прощупали немецкую оборону на всем участке фронта. В темноте падал легкий снежок, смягчая резкие очертания окопов, причудливо сломанных деревьев, заледеневших краев воронок. Тарасов был доволен. Все прошло по плану, теперь массированным соединениям предстояло пересечь открытую местность, перейти через дорогу и очутиться в лесополосе, маскирующей главный оборонительный рубеж противника. Очутившись в этой зоне поражения, бронетехника Соломатина наверняка посеет в ней панику. Тарасов знал, что почти половину выбранного для прорыва сектора защищают солдаты немецкой 2-й авиационной полевой дивизии, эрзац-войска, пожертвованные маршалом авиации Германом Герингом для наземных боевых действий. Тарасов и его штаб презрительно именовали эти наскоро обученные части «румынами группы армий „Центр“». Тарасов рассчитывал, что они падут под натиском, как неделю назад пали настоящие румыны на Дону, но втайне сомневался в этом.

Минуты убегали, Тарасов с тревогой думал о немецких оперативных резервах. Он мог представить себе, как его войска с легкостью сметают несколько пехотных полков, стоящих в обороне южнее Белого, но его беспокоили недавние донесения партизанской разведки, в которых упоминались перемещения немецкой бронетехники из Сычевки в район Владимирского. Если донесения верны, думал Тарасов, значит, Соломатину придется действовать стремительно, прорывая тактическую оборону противника, пока не вмешалась немецкая бронетехника. Мысленно Тарасов оплакивал потерю второго механизированного корпуса. Теперь придется долго колебаться и ломать голову, прежде чем ввести в бой две дополнительных механизированных бригады там, где они нужнее.

Пока Тарасов и Поветкин беседовали в относительной безопасности своего хорошо оборудованного КП, менее чем в 500 метрах в сторону фронта полковник Виноградов, командир 75-й стрелковой бригады, пристально смотрел в бинокль поверх бруствера у гораздо более примитивного блиндажа, который служил ему командным пунктом (54). Несмотря на серьезный риск и неоднократные призывы к командирам лучше заботиться о собственной безопасности, Виноградову нравилось быть впереди, чтобы следить за ходом действий. Он покинул надежный глубокий блиндаж, чтобы следить за боем своих четырех стрелковых батальонов со сравнительно открытой позиции, оборудованной на замерзших болотах в тылу 2-го батальона, наступающего в центре боевого порядка бригады. На своем участке фронта Виноградов едва различал туманные согнутые фигуры ротных и батальонных командиров: они пробегали по позициям, внося последние поправки в порядок атаки. Виноградову представлялось, как вне зоны видимости, за линией фронта, вооруженные кусачками и взрывчаткой саперы деловито расчищают проходы через заграждения противника. Время от времени тишину нарушали отдельные выстрелы или глухие взрывы, свидетельствующие либо о нервозности немецких часовых, либо об успешной работе или роковой ошибке сапера. Периодически взлетала немецкая сигнальная ракета, которую тут же поглощали предрассветная мгла и легкий снегопад. Несмотря на все старания, противникам почти ничего не удавалось разглядеть, и у наступающих и обороняющихся разыгралось воображение.

Виноградов бросил взгляд на часы. Как только длинная стрелка упала на цифру шесть, небо осветилось, воздух задрожал от какофонии глухих выстрелов, за которой последовал пронзительный визг тысяч снарядов. «Началось», — пробормотал он себе под нос, инстинктивно приникая к земле перед блиндажом. Земля задрожала, как при сильном землетрясении, неясные вспышки взрывов разорвали темное небо на горизонте. Казалось, целую вечность Виноградов и сотни солдат лежали, скорчившись, в окопах, не двигаясь и прислушиваясь к обнадеживающему грохоту орудий. Все они ценили защитную стену огня, вставшую перед ними, но вместе с тем понимали, что произойдет, когда эта стена переместится в сторону немецких укреплений, а потом огонь прекратится. Тогда им предстоит узнать извечную участь пехотинца.

Незадолго до 9:00, когда взрывы затихли вдалеке, окрестности огласили залпы «катюш». Через несколько минут батальонные и ротные командиры инстинктивно приподнялись, выбрались на брустверы перед окопами и пронзительно засвистели. За ними последовали массы пехотинцев в белых маскхалатах, с хриплым криком «ур-ра!» Вскоре звуки орудий сменились хором солдатских голосов, перебиваемым отрывистым треском автоматных и пулеметных очередей. Когда первые цепи растворились в предрассветной полутьме, с флангов сектора Виноградова двинулись в атаку танки вместе с пехотой, бегущей рядом или едущей на броне. Виноградов молча наблюдал, как танки скатываются под уклон по замерзшим полям, к немецким позициям вдоль злополучной дороги на Белый. Вместе с начальником штаба Виноградов приготовился последовать за ними вечером, как только Соломатин введет в бой главные бронетанковые силы.

Три авангардных батальона первого эшелона 75-й стрелковой бригады, подкрепленных танковыми ротами 4-го танкового полка 35-й механизированной бригады, двинулись через поля к немецким укреплениям вдоль дороги на Белый. Огонь немецких опорных пунктов у дороги был несильным, даже из укрепленной деревни Клемятино на левом фланге бригады (55). Солдаты поняли, в чем дело, прорывая первую линию обороны противника. Артподготовка разнесла укрепления, в живых осталось лишь несколько немцев, слишком ошеломленных, чтобы оказать сопротивление. Перекатившись через дорогу с мощным «ура-а!», лавина пехоты устремилась в долину реки Вишенка. Крутые западные берега реки заставили и пехоту, и танки сбавить ход, но наступление продолжалось: атакующие преодолели замерзшую реку и двинулись вверх по пологим восточным берегам долины к деревне Цицино, второму оборонительному рубежу противника. Здесь сопротивление усилилось: немецкие солдаты, почти оглохшие от канонады, упорно вели стрельбу из пулеметов, стрелкового оружия и минометов. Советские пехотинцы гибли десятками, танки, лишившись спутников, палили по противнику.

Отчаянное сражение у Цицино продолжалось час, и вскоре после полудня уцелевшие немецкие солдаты отступили в лесополосу на востоке, а их товарищи остались в окруженной деревне. Последовал бой в лесу — беспорядочный, но более продолжительный. Хотя организованной линии обороны уже не осталось, небольшие группы немцев нападали на русских из засады, неоднократно вынуждая пехоту и бронетехнику отступать. К ночи передовые батальоны Виноградова продвинулись на один километр в глубь леса, и в этот момент связной доставил приказ временно приостановить наступление. Атака прошла успешно и по плану. Теперь пришло время сменить боевой порядок и ввести в бой бронетехнику Соломатина.

В течение дня генерал-майор М.Д. Соломатин лично наблюдал за тем, как развертывается в боевой порядок на позициях его 1-й механизированный корпус. Наступал самый каверзный этап, корпус впервые принимал участие в крупной наступательной операции. Подразделениям корпуса предстояло продвигаться вперед наравне с наступающей пехотой и быть готовыми вступить в бой надлежащим строем, чтобы помочь прорвать оборону противника, если эта задача окажется более трудной, чем предполагалось, и в то же время развивать успех согласно планам. Все это время службы снабжения корпуса должны были не отставать от него, чтобы обеспечивать наступление необходимым топливом и обслуживанием. Соломатин радовался, что его корпус превосходно справился со всеми подготовительными задачами, и ждал приближения вечера, чтобы взяться за смертоносное дело.

Наступление пехоты на ранних этапах операции и вправду проходило успешно. 75-я стрелковая бригада Виноградова прорвала передовую линию немецких укреплений. На ее правом фланге 74-я стрелковая бригада полковника И.П. Репина при поддержке танковых рот 65-й танковой бригады разгромила немецкие авиационные части опорных пунктов Емельянове и Шипарево и углубилась в лес на южном фланге Виноградова. Еще южнее отборная 11-я гвардейская стрелковая дивизия полковника Е.В. Добровольского помогла захватить Шевнино и отогнала перепуганные немецкие войска за полосу противотанковых ежей у Демяхи. Слева 150-я стрелковая дивизия полковника Н.О. Груза штурмовала немецкие укрепления у Клемятино и вступила в ожесточенный бой за Дубровку на левом фланге громадного прорыва в немецкой линии обороны. По-видимому, наступающая пехота столкнулась с трудностями только на левом фланге сектора, где к концу дня полковник Груз неоднократно обращался к Соломатину с просьбой ввести в бой 219-ю танковую бригаду, чтобы помочь преодолеть яростное сопротивление немцев на крайнем левом фланге 6-го стрелкового корпуса. Положение в секторе Груза беспокоило Соломатина так же, как и значение выхода к Белому. Но в этот час отступать от плана и преждевременно бросать в бой драгоценную бронетехнику было немыслимо. Соломатин считал, что план соответствует потребностям Груза.

С наступлением ночи первых суток операции Соломатин, находясь в тыловом штабе 35-й механизированной бригады, приступил к выполнению своей части плана. Он отдал 65-й и 219-й танковым бригадам, а также 35-й механизированной бригаде приказ бросить передовые отряды на непосредственную поддержку наступающей пехоты. Эти отряды, состоящие из танковых рот, подкрепленных пехотой и саперами, должны были наступать совместно с пехотой 6-го стрелкового корпуса, способствуя ее ночной атаке. Конкретно от них требовалось следовать по пятам отступающего противника, мешая ему закрепиться на новом месте, усиливая советскую оборону (если понадобится) и облегчая ввод в бой других бригад на следующее утро (56).

Тем вечером находящийся в командном блиндаже 41-й армии генерал Тарасов был доволен. Генерал Поветкин покинул блиндаж ближе к вечеру, чтобы проследить за процессом построения своего корпуса, и после кратких переговоров с Соломатиным через связных Тарасов разрешил Поветкину ввести в бой бронетехнику. Он отправил Соломатину следующее сообщение: «Надеюсь, завтра ваши танки будут у Начи. Сделайте все возможное, чтобы не разочаровать меня». Несмотря на то, что в штабе немецкого 41-го танкового корпуса готовились к наступлению противника, его мощь, ярость и место нанесения удара оказались для немцев полной неожиданностью. Командующий корпусом генерал-полковник Йозеф Гарпе внимательно выслушал доклад начальника штаба о кровопролитном минувшем дне. Было ясно, что русские прорвали зияющую дыру в обороне немцев между населенными пунктами Белый и Демяхи и что чудовищным ударом смяты лучшие части двух полков авиаполевой дивизии и один полк 246-й пехотной дивизии. К счастью, думал Гарпе, удар русских направлен прямо вперед, а не в сторону Белого. Остатки 352-го гренадерского полка 246-й пехотной дивизии с мрачным упорством держались на передовой линии к югу от Белого, а хваленые авиационные войска или то, что от них осталось, из последних сил цеплялись за Демяхи (57).

Но что сделано — то сделано. Важнее всего сейчас было укрепить оборону по краям зоны прорыва, удержать Белый и остановить русских у реки Нача. Гарпе знал, что Белый находится в руках немцев с конца 1941 года и не только имеет большое символическое значение, но и является ключевым узлом обороны Ржевского выступа в целом. Русские могли захватить город двумя способами: либо лобовым штурмом, либо перерезав уходящие в тыл коммуникации в долине реки Нача или к западу от нее. Во всех своих последующих действиях Гарпе исходил из этих двух соображений.

К полудню, еще до того, как ситуация полностью прояснилась, Гарпе отправился в расположение 1-й танковой дивизии, где встретился с командующим генерал-лейтенантом Вальтером Крюгером и с командующим 9-й армией генералом Моделем, только что прилетевшим на самолете «Fieseler Storch» (58). Озабоченный крупным наступлением вдоль Вазузы, Модель также хорошо понимал значение «крепости Белый» и потенциально ключевую роль 1-й танковой дивизии в обороне этой крепости. Сообща три генерала рассмотрели варианты действий, отдавая приоритет защите Белого, стремясь замедлить наступление русских и создать блокирующие позиции вдоль реки Нача. Во всех трех задачах первостепенную роль играла 1-я танковая дивизия.

Рассеянные остатки 352-го гренадерского полка из последних сил держали оборону у деревушки Будино в долине Вишенки, чуть дальше к северо-востоку от разгромленных укреплений Клемятино. Там один из батальонов 352-го полка упрямо сопротивлялся превосходящим силам противника. 246-я пехотная дивизия отправила ему на подмогу все резервы, какие только смогла собрать, но собрала немного, поскольку наступление русских продолжалось по всему фронту в окрестностях Белого. Кроме того, к концу первого дня сражения соседняя 86-я пехотная дивизия отправила 2-й батальон 167-го гренадерского полка в помощь 352-му полку (59).

Самым крупным тактическим резервом в распоряжении генерала Гарпе был 14-й моторизованный пехотный полк, в то время стоявший лагерем юго-восточнее Белого с целью переоснащения, и два батальона стрелкового полка моторизованной дивизии «Великая Германия», тоже расположившихся лагерем у реки Обша к северо-западу от города. Мотопехотный полк представлял собой остатки дивизии, уничтоженной в 1941 году. Батальоны дислоцировались в регионе с конца октября на случай наступления русских, а третий батальон того же полка располагался дальше на север, у Оленине, по-прежнему оставаясь зарезервированным для дальнейших действий в этом районе. Гарпе решил ввести 41-й полк в бой на следующий день, на северном фланге русских войск в прорыве, и воспользоваться стрелковым полком «Великой Германии» как силами быстрого реагирования для усиления обороны Белого. Но эти силы никак не могли завершить перемещение до утра 26 ноября и были слишком малы, чтобы оказать решающее воздействие на ход битвы под Белым. Поэтому Гарпе также приказал генералу Крюгеру без промедления и, не дожидаясь полного сбора, бросить в бой свою танковую дивизию.

Гарпе намеревался создать специальную группу (gruppe) для обороны Белого и ее силами совершать контратаки с целью отвоевания потерянных позиций к югу от города. Группа Крюгера, названная по фамилии командующего 1-й танковой дивизией, состояла из остатков 352-го полка, двух батальонов стрелкового полка «Великой Германии» (боевая группа Кассница) под началом командующего полком полковника Кассница и 113-го танкового гренадерского полка 1-й танковой дивизии (боевая группа фон Витерсгейма) во главе с командиром 113-го полка (60). Новая группа включала все подвижные резервы, которые можно было ввести в бой утром 26 ноября. Гарпе понимал: чтобы успешно выполнить план, необходимо, чтобы предстоящей ночью 352-й гренадерский полк продержался к югу от Белого во что бы то ни стало.

Боевая группа фон Витерсгейма, ядром которой стали 2-й батальон 113-го танкового гренадерского полка и 1-й батальон 33-го танкового полка при поддержке 2-го батальона 73-го танкового артиллерийского полка, выдвинулась вперед холодной ночью, быстрым маршем от района сбора близ Владимирского, в пункт назначения юго-восточнее Белого, и с хода вступила в бой рано утром. Боевая группа Кассница, не дожидаясь подкрепления от 3-го батальона стрелкового полка, провела всю ночь на марше и приблизилась к Батурине в тылу окруженного батальона 246-го полка незадолго до рассвета.

Выполнив первоочередную задачу отправки подкрепления в Белый, Гарпе приказал остаткам 1-й танковой дивизии Крюгера сразу по прибытии занять блокирующие позиции в обширном секторе вдоль реки Нача. В условиях перспективы долгого ночного марша и неизвестной численности русских в немецком тылу Гарпе никак не мог предсказать исход этой гонки. Он надеялся только, что уцелевшие немецкие войска, рассеянные по району прорыва русских, замедлят продвижение атакующих настолько, чтобы подкрепление успело прибыть на место. Затем Гарпе обратился за поддержкой к командующему армией генералу Моделю. Он просил его перевести все доступные танковые резервы в подчинение 41 — го танкового корпуса. Модель, который уже передал части кавалерийской дивизии СС для подкрепления и защиты флангов слабой авиадивизии, обороняющей Демяхи, теперь отдал приказы 12-й, 19-й и 20-й танковым дивизиям начать переброску в тот же район. Зная, что на такое перемещение понадобится несколько дней, три генерала вернулись к более насущной проблеме — обороне Белого.

В ночь с 25 на 26 ноября пехота 6-го стрелкового корпуса генерала Поветкина при поддержке передовых бронетанковых отрядов Соломатина пробивалась по темному и заснеженному лесу к востоку от реки Вишенка (см. карту 10). По главной оси наступления корпуса сопротивление было незначительным, но продвижение замедляли темнота, многочисленные препятствия и засады мелких групп отступающих немцев. Авангардные батальоны 75-й бригады полковника Виноградова, возглавляемые небольшими отличными разведкомандами, в каждую из которых входили и саперы, обезвреживающие мины, на рассвете очутились в двух километрах к востоку от Цицино. Незадолго до рассвета отряд связных 35-й механизированной бригады достиг полевого штаба Виноградова, расположенного в глубине леса на расстоянии километра в тылу бригады. В отряд входил майор М.Н. Афанасьев, танки 4-го полка которого поддерживали ночной марш Виноградова, и представитель подполковника В.И. Кузьменко, командующий бригадой. Им предстояло согласовать прохождение подвижных сил бригады по рубежам Виноградова. Несмотря на тщательное предварительное планирование, эта сложная операция требовала пристального внимания, поскольку точные места прохождения могли варьироваться в зависимости от того, как далеко стрелковая бригада продвинется за ночь (61). В этом отношении бригада превзошла ожидания, но механизированные части достигли позиций пехоты позднее, чем предполагалось.

Отряд связных встретился со штабом Виноградова и командирами батальонов, чтобы обсудить детали, касающиеся точных маршрутов и огневой поддержки во время прохождения, а также задач каждого подразделения в ходе дальнейшего наступления. После двухчасовой дискуссии бронетехника медленно двинулась по лесным тропам через позиции пехоты Виноградова, к деревушке Спас на реке Вена, расположенной в трех километрах прямо по курсу. Виноградов ожидал яростного сопротивления немцев на Вене, поскольку река, протекавшая с юга на север, связывала многочисленные деревни, и партизаны сообщали, что немцы прорубили вдоль дорог и на берегах просеку шириной в километр. На всем участке фронта 6-го стрелкового корпуса такое же согласование проходило между наступающей пехотой Поветкина и основными бригадами первого эшелона Соломатина. На севере правофланговый полк 150-й стрелковой дивизии и 219-я танковая бригада готовились к штурму Марьино в долине реки Вена. В то же время на юге 74-я стрелковая бригада совместно с 65-й танковой бригадой наступала на Быково, также в долине Вены. В процессе согласования Соломатин лично следил за продвижением своих 19-й и 37-й механизированных бригад второго эшелона. Он знал, что в конечном итоге успех всецело зависит от его умения бросить бронетехнику в бой в верном месте и в верное время. В этот раз его механизированному корпусу впервые поручили проведение столь сложной операции в боевых условиях.

А в штабе армии генерал Тарасов терпеливо ждал рассвета и возобновления атаки. В нем уже закипало раздражение: хотя войска Поветкина порядочно продвинулись к реке Вена, его левый фланг наткнулся на упорное сопротивление в долине реки Вишенка южнее Белого. К полудню предыдущего дня немцы резко остановили наступление левофланговых полков 150-й стрелковой дивизии полковника Груза у Будино, и, несмотря на неоднократные атаки с огромными потерями, силы Груза так и не смогли выбить с позиций упрямого противника. Ближе к ночи Тарасов сверился с рекомендациями Соломатина и отказал Грузу в дополнительной бронетанковой поддержке. Но теперь Тарасов начинал сомневаться в правильности этого решения. 150-я стрелковая дивизия продолжала атаки всю ночь, но противник по-прежнему держался. В довершение всех бед незадолго до рассвета немецкая бронетанковая боевая группа вступила в сражение восточнее немецкого опорного пункта в деревне. Яростная борьба два часа продолжалась с переменным успехом, атаки и контратаки дорого обошлись дивизии, но к концу сражения Будино по-прежнему оставалось в руках немцев, а продвижение 150-й дивизии прекратилось. Груз вновь запросил поддержку танков, и на этот раз Тарасов и Соломатин отправили к нему батальон 219-й бригады, чтобы 150-я стрелковая дивизия смогла возобновить атаки на следующее утро.

Стараясь не обращать внимания на досадные затруднения к югу от Белого, 26 ноября в 10:00 танки Соломатина и пехота Поветкина возобновили совместное наступление на восток, к реке Нача. Соломатин оставил на левом фланге ослабленную 150-ю стрелковую дивизию и 219-ю танковую бригаду, уничтожать уцелевшие опорные пункты немцев южнее Белого. Решительное сопротивление противника к югу от Белого только усилило потребность в успешном наступлении русских в ключевом центральном секторе. Советское командование рассудило: если удастся пересечь немецкие коммуникации за рекой Нача, особенно дорогу Белый-Владимирское, защитники Белого будут уничтожены, даже если лобовые атаки потерпят фиаско. Но в то же время мало кто из советских командиров понимал серьезность дилеммы, с которой они столкнулись. Как только продвигающиеся войска Соломатина пересекли реку Нача, им пришлось решать, как быть дальше — продолжать двигаться напрямик к основной цели глубоко в немецком тылу или замедлить продвижение, отклониться от основного направления удара и разгромить немецкие войска в Белом. Короче говоря, советские командиры рисковали рассредоточить силы по всему участку фронта, где закрепился противник. Русские и не подозревали, чем вдруг обернулось для них решение Жукова лишить 41-ю армию второго механизированного корпуса. Тем не менее бронетехника Соломатина решительно двигалась на восток, сопровождаемая по пятам пехотой Поветкина.

Атакуя в южном секторе, 64-я танковая бригада подполковника А. И. Шевченко совместно с пехотой 74-й стрелковой бригады полковника Репина добилась поразительного продвижения, поскольку в ее секторе немцев осталось очень мало. Шевченко сам участвовал в наступлении усиленного танкового батальона, служившего передовым отрядом его бригады, и к середине дня его части проникли на девять километров от Шевино через лес к дороге, проходящей по долине реки Вена южнее деревни Быково. Повернув на северо-восток, передовой отряд вскоре достиг Вены и захватил важный мост, обеспечив переправу следующему по пятам 3-му танковому полку 37-й механизированной бригады. Пока 37-я бригада подполковника Н.М. Шанаурина стремилась к переправе через частично замерзшую Вену, Шевченко увел свой отряд на юг, в обход немецких позиций в Быково. У Сырматной, чуть севернее Самсонихи, его силы застигли врасплох и захватили форпост, обороняемый подразделениями кавалерийской дивизии СС, не ожидавшими увидеть советские танки так далеко от линии фронта (62). Южнее, в советской тыловой зоне, два полка 17-й гвардейской стрелковой дивизии осаждали немецкие укрепления у деревни Демяхи, а еще один пытался поддерживать связь с бронетехникой Шевченко, занятой развитием успеха.

В центре прорыва поздно утром 75-я стрелковая бригада Виноградова возобновила наступление, на этот раз во главе с 4-м танковым полком майора Афанасьева и в сопровождении оставшихся подразделений 35-й механизированной бригады подполковника В.И. Кузьменко. Сопротивление противника было подавлено, бронетехника Афанасьева пересекла лес и вырвалась в открытое поле западнее Вены. После краткой остановки с целью перестроения в боевой порядок полк захватил деревню Спас в долине Вены в ходе краткого, но ожесточенного сражения (63). Повернув на север вдоль реки, полк со следующей за ним механизированной бригадой приняли на себя яростный огонь немецких укреплений в деревне Тараканово, заставивший танкистов остановиться и подождать, когда подоспеет пехота Виноградова. К ночи объединенные силы собрались в долине реки и приготовились к наступлению на оборонительные позиции немцев в Тараканово и Сорокине, в густых лесах к востоку от реки. Виноградов и Афанасьев не подозревали, что им противостоят части немецкого 41-го моторизованного полка, спешно переброшенные на юг с целью замедления наступления русских, поскольку река Вена была последним благоприятным оборонительным рубежом перед стратегической рекой Нача.

В то время как основная часть корпуса Соломатина успешно расширяла зону прорыва, 219-я танковая бригада полковника Я.А. Давыдова и 150-я стрелковая дивизия полковника Груза пытались уничтожить «осиное гнездо» вражеского сопротивления к югу от Белого. Немецкие войска продолжали удерживать Будино, несмотря на возобновляющиеся атаки, и когда полковник Груз перед рассветом послал отряд обойти немцев с левого фланга, тот наткнулся прямо на свежую бронетанковую боевую группу немцев южнее Батурине. Груз предпринимал одну неудачную атаку за другой, и после того, как немцы контратаковали его позиции, вновь запросил поддержки бронетехники. Соломатин отреагировал переброской дополнительного батальона 219-й танковой бригады для поддержки Груза у Батурине. Но это ослабило удар, наносимый силами Соломатина на востоке, поскольку этот батальон 219-й танковой бригады поддерживал наступление другого полка 150-й стрелковой дивизии по направлению к промежуточной цели дивизии, населенному пункту Дубровка, который немцы успешно обороняли всю ночь. Разрываясь между двумя целями, Батурине и Дубровкой, Груз не смог захватить ни тот, ни другой объект без дополнительного подкрепления. В середине дня Тарасов, наконец, понял дилемму Груза и приказал Соломатину вновь изменить направление движения его войск. Согласно приказу, Соломатин вывел два танковых батальона 219-й танковой бригады из сражения за Батурине и бросил их в бой за Дубровку. Одновременно он отдал приказ своему второму эшелону, 19-й механизированной бригаде под командованием полковника В. В. Ершова, поддержать штурм Батурине войсками Груза.

В конце дня силы 41-й армии возобновили атаки. Поддерживаемая собранной 219-й танковой бригадой полковника Я.А. Давыдова, 150-я стрелковая дивизия Груза слом ила сопротивление немцев у Дубровки, продвинулась вперед и столкнулась с еще более сильным сопротивлением при попытке захватить Влазнево и позиции напротив Марьино в долине реки Вена. В довершение всех неудач этого дня, к ночи наступление 219-й танковой бригады вновь было остановлено — на этот раз яростным сопротивлением и огнем противника из Марьино. Тем временем к югу от Батурине продолжалось ожесточенное сражение, в которое вступила 19-я механизированная бригада. В ходе изнурительного боя в условиях сильного снегопада деревни переходили из рук в руки, пока наступление темноты не заставило противников временно прекратить боевые действия. Несмотря на ожесточенную борьбу и огромные потери с обеих сторон, Батурине оставалось в руках немцев. К этому времени 150-я стрелковая дивизия потеряла почти половину бойцов, а 219-я танковая бригада — половину своих пятидесяти танков (64). Теперь и 19-я механизированная бригада и сопровождающий ее танковый полк несли такие же потери, почти ничего не получая взамен. Бойня у деревень к югу от Белого собрала огромную дань, но ничуть не облегчила наступление Соломатина. Лесистая местность, бесчисленные лощины и разрушенные деревни, которыми изобиловал район, только усиливали воздействие противотанкового огня немцев и давали им дополнительные преимущества в отчаянной рукопашной схватке с атакующими русскими.

Вечером в командном блиндаже Тарасов изучал итоги дня. Поглощенный первоочередными целями армии, он по-прежнему считал сегодняшние испытания к югу от Белого временными трудностями. Гораздо больше его занимало продвижение 1-го механизированного корпуса в центральном и южном секторах. Хотя Соломатин так и не вышел к реке Нача и важным немецким коммуникационным артериям за ней, его корпус форсировал Вену и находился буквально в двух шагах от цели. Соломатин уже требовал, чтобы Тарасов отдал под его командование две отдельных механизированных бригады, чтобы ускорить наступление 1-го механизированного корпуса. Но Тарасов, убежденный, что Соломатину вполне хватит войск, чтобы выполнить порученную задачу, возражал. Он уже намечал возможности для наступления на флангах Соломатина. Дополнительным бригадам, рассудил он, можно поручить либо нарушить целостность немецких укреплений у Белого, не ослабляя натиск Соломатина, либо расширить зону наступления к югу, или обе задачи сразу. Тарасов чувствовал, что немцы держатся из последних сил и потому вряд ли справятся с кризисными ситуациями, если те возникнут одновременно повсюду. Он знал, что у немцев есть оперативные резервы, но они находятся далеко и вряд ли помогут отразить успешные советские атаки на периферии Ржевского выступа, не говоря уже о Сталинграде на юге. Нет, Тарасов не ждал вмешательства крупных немецких резервов, а если и ждал, то лишь после прорыва слишком протяженной линии обороны противника. На это он и рассчитывал, готовя приказы тем вечером. Поздно ночью Тарасов отправил новые приказы Соломатину с начальником штаба армии, который потребовал, чтобы Соломатин продолжал лобовое наступление и в ночное время, на максимальной скорости. Сопутствующие приказы предписывали второму эшелону, бригадам стрелкового корпуса Поветкина, следовать за Соломатиным.

Немцы и вправду держались из последних сил, поскольку единственным подкреплением, находящимся в распоряжении 41-го танкового корпуса, были измученные колонны 1-й танковой дивизии, бредущие по дороге Владимирское-Сычевка.

Рано утром 26 ноября генерал Крюгер, командующий 1-й танковой дивизией, достиг штаба 246-й пехотной дивизии, где к нему присоединился генерал Гарпе. Штаб был удачно расположен в деревне Васнево, среди открытой местности и пологих холмов чуть западнее слияния рек Нача и Вена. Из командного блиндажа открывался вид на поле боя перед Батурине, в долинах Вишенки и Вены, он находился на пересечении надежных коммуникаций, простирающихся на юг через долину Вены и на юго-восток вдоль долины Начи. Это место идеально подходило для наблюдения за яростным сражением 113-го танкового гренадерского полка 1-й танковой дивизии близ Батурине и борьбой 41-го моторизованного полка на берегах Вены. Крюгер тоже понимал: если падет Васнево, падет и Белый. Поэтому сдаваться он не собирался. В отличие от Тарасова, его первоочередной оперативной задачей было удержать Белый, и он надеялся, что подкрепление справится с русской бронетехникой, движущейся на юг (65).

В 11:00, когда штаб Крюгера стал боевым, ситуация отнюдь не обнадеживала. Боевая группа полковника фон Витерсгейма отважно сражалась на оборонительных позициях у Чирево, в одном километре к югу от Батурине, и тщетно пыталась выбить русские войска из деревни Мочальники на правом фланге группы. Обе стороны несли тяжелые потери, пытаясь перехватить позиции друг у друга. Овладев деревней, русские вбили клин между боевой группой и 41-м моторизованным полком, который как раз выдвигался на блокирующие позиции далее к югу вдоль реки Вена. Хуже того, боевая группа Кассница из дивизии «Великая Германия» сообщала со связным, что ее перемещение в район ожидается не ранее начала дня (66). Поэтому Крюгеру пришлось отложить контратаку с целью восстановления линии фронта. Вместо этого он сосредоточил усилия на укреплении своих позиций к югу от Белого и возведении линии временных укреплений южнее, вдоль реки Вена, чтобы предупредить дальнейшее продвижение русских на восток, в тыл корпуса.

Крюгер собрал два небольших боевых отряда для обороны участка вдоль реки Вена. Первый из них, подчиненный 352-му гренадерскому полку и состоящий из 2-го батальона 167-го гренадерского полка, 2-го батальона 352-го гренадерского полка и 1-го батальона 41-го полка, занял оборону вдоль реки Вена южнее Батурине, защищая левый фланг боевой группы фон Витерсгейма. Второй отряд, поменьше, состоял из 50 выживших солдат 1-го батальона 352-го гренадерского полка, 100 солдат из 3-го батальона 41-го моторизованного полка и персонала различных тыловых служб и подчинялся 41-му моторизованному полку (67). Этой группе предстояло возвести укрепления дальше к югу, у реки Вена. В начале дня эти маленькие и слабые боевые группы принялись создавать заслон у реки Вена, чтобы препятствовать продвижению русских. Поскольку расстояния были огромными, а положение — неопределенным, никакой связи между этими отрядами и группой фон Витерсгейма, действующей к югу от Батурине, не существовало.

Два боевых отряда достигли назначенных им позиций у Вены в середине дня и вскоре столкнулись с русскими бронетанковыми подразделениями, которые поддерживала пехота. Выбитая с западного берега реки, северная боевая группа закрепилась в деревне Марьино и отразила несколько слабых пробных атак противника еще до наступления вечера. Южнее вторая боевая группа оставила деревню Спас на западном берегу Вены и перешла в оборону крупной деревни Тараканово на восточном берегу реки. С наступлением ночи ее позиции были разгромлены. В сумерках реку форсировали русские танки, огибая левый фланг противника и направляясь ему в тыл, к Сорокине. Остановить наступление русских было некому, и командир боевого отряда нехотя отдал приказ попытаться замедлить продвижение противника, а потом отступать на запад, к реке Нача, где, как он надеялся, немецкие войска поддержки уже возвели новые укрепления.

Тем временем генерал Крюгер, наконец, решил, что осложнение обстановки к югу от Белого требует проведения контратаки южнее, из Батурине, хотя два батальона боевой группы Кассница из стрелкового полка дивизии «Великая Германия» еще не прибыли на место. В полдень массированная артиллерия Крюгера начала короткую артподготовку, а боевая группа фон Витерсгейма нанесла удар из Батурине в южном направлении. Солдаты 113-го танкового гренадерского полка фон Витерсгейма ринулись вперед, в жестокой схватке захватили укрепления русских в Носово на южном берегу реки Вишенка.

Но вскоре мощный огонь противника остановил немецких гренадеров, а две последующих вылазки надежно пресекли попытку Крюгера перехватить инициативу. Сначала на 2-й батальон 113-го танкового гренадерского полка, оставленный защищать Чирево, обрушился смертоносный ливень артиллерийских и минометных снарядов, принеся тяжелые потери. Потом боевой группе Кассница, только что прибывшей на место и вступившей в бой, пришлось поспешно ретироваться (68).

Боевая группа Кассница, наконец, достигла поля боя к югу от Белого в начале дня. После краткого совещания с генералом Крюгером в Батурине Кассниц повел два своих батальона вперед, навстречу одному батальону 352-го гренадерского полка 246-й пехотной дивизии, выдерживающей осаду Будино с утра 25 ноября. Изучив свой участок фронта и последствия бойни на открытых заснеженных полях, Кассниц пришел к выводу, что атака в поддержку фон Витерсгейма была бы самоубийством, поскольку пути наступления по пересеченной местности уже давно пристреляны сотнями орудий противника. Как только Кассниц принял решение, внезапная атака русских прорвала оборону на участке 2-го батальона. Только яростная контратака с огромными потерями, предпринятая 1-м батальоном, позволила Кассницу восстановить прежнее положение. К тому времени его 2-й батальон уже успел понести настолько серьезные потери, что любые дальнейшие атаки были бы бессмысленными (69). Как и следовало ожидать, Крюгер отменил все дальнейшие наступательные действия южнее Белого. Атаки русских продолжались и усиливались на протяжении всего дня и вечера, но их удавалось отражать, хотя и с большими потерями. Крюгер заметил, что в штурме деревни Турово, к юго-западу от Белого, участвовали и солдаты русской 134-й стрелковой дивизии. Это свидетельствовало о том, что русские перемещают свежие силы в «карман» у Белого, чтобы здесь развивать наступление на оборонительные рубежи противника. К счастью, поздно вечером на подмогу боевой группе полковника Кассница прибыл 4-й батальон стрелкового полка дивизии «Великая Германия». В конце дня генерал Гарпе получил донесения об отступлении его войск у реки Вена и отказе Крюгера от контратак к югу от Белого. Эти сообщения только подтвердили то, что он уже подозревал: главной целью удара русских остается река Нача и слабо защищенные немецкие тылы. Изучая карту разведки корпуса, висящую на стене КП, он читал отчет разведки о положении на фронте и оценивал силу противника:

«Части Красной армии находятся к югу от Белого, между Выползово и Демяхи. Ими был совершен прорыв в секторе 352-го гренадерского полка и 2-й авиаполевой дивизии на участке шириной 15–20 км и глубиной 30–40 км, они почти вплотную подошли к дороге Смоленск-Москва и Ярцево-Владимирское. Первую волну атаки составили 22 пехотных батальона при поддержке до 100 танков Т-34. За ними последовало 24 пехотных батальона при поддержке еще 200 танков, чтобы расширить прорыв к востоку и оттеснить немцев на север от шоссе» (70).

В отчете также сообщалось, что еще 20 русских пехотных батальонов и 100 танков нанесли удар далее к северу, в долине реки Лучеса, на левом фланге 41-го танкового корпуса, и большей части дивизии «Великая Германия» пришлось отражать его, чтобы преодолеть кризисную ситуацию. По словам одного из немецких ветеранов, «ситуация в районе Сычевка-Ржев-Белый была весьма напряженной» (71).

Генерал Гарпе задался простым вопросом: «Что предпринять?» Ответить на него было нелегко. Несмотря на то, что положение в районе Белого стабилизировалось, пусть и на время, участок фронта по реке Нача по-прежнему оставался открытым. Гарпе знал, что непрочный оборонительный заслон вдоль Вены уже разрушении теперь ничто не стоит между развивающей успех русской бронетехникой и рекой Нача. Следовательно, необходимо расположить вдоль Начи какие-то силы, и как можно скорее. Еще не введенный в бой 1-й танковый гренадерский полк 1-й танковой дивизии находился на пути к району боевых действий, выйдя из Сычевки по занесенной снегом и обледеневшей дороге на Владимирское, но прибыть на место ему предстояло не раньше следующего утра. Тем временем Гарпе приказал разведбату 1-й танковой дивизии (К-1) воздвигнуть легкий заслон вдоль Начи, но при этом обойтись без бронемашин, увязших в глубокой грязи дороги на Владимирское (72). Гарпе надеялся, что легкая пехота батальона сумеет продержаться у реки, пока не подоспеют остатки 1-й танковой дивизии. А затем, думал Гарпе, 1-й танковый полк будет удерживать позиции, пока в район не будут переброшены дивизии 30-го корпуса. «Если, если, если…» — мысленно твердил Гарпе, понимая, что на войне победа и поражение неизменно зависят от этого слова.

В данном случае все «если» Гарпе, и, по всей вероятности, окончательный исход операции, в целом зависели от прибытия 30-го корпуса, который тем самым вечером штаб группы армий «Центр» придал 9-й армии для участия в боевых действиях в секторе 41-го танкового корпуса. В штабе 30-го корпуса под командованием генерал-лейтенанта Максимилиана Фреттер-Пико, только что переведенного из Ленинградской области в подчинение крупным контратакующим танковым силам генерала Моделя, сейчас проходило совещание. Свежему корпусу Фреттер-Пико предстояло развернуть штаб в 50 км к юго-востоку от Белого, принять командование 19-й и 20-й танковыми дивизиями, а также кавалерийской дивизией СС и пехотой, остающейся в резерве корпуса, и предпринять контратаку с целью восстановления прежнего положения в окрестностях Белого (73). Но Гарпе понимал: на сбор всех войск понадобится несколько дней. Между тем еще одну резервную дивизию группы армий «Центр», 12-я танковую, ожидали в секторе Гарпе к 30 ноября. Гарпе не сомневался, что с этими силами легко одержит победу — но лишь в том случае, если до их прибытия сумеет сдержать натиск русских.

Ночью с 26 на 27 ноября бои в секторе Белого утихли. Войска Тарасова, атакующие немецкие укрепления к югу от города, за два дня ожесточенных сражений понесли громадные потери. Измученным выжившим для возобновления атаки требовались подкрепление, боеприпасы, новая техника. Поэтому вечером 26 ноября Тарасов приказал полковнику А.П. Квашнину переместить один полк своей 134-й стрелковой дивизии вправо, в поддержку дивизии полковника Груза. В свою очередь, Тарасов намеревался сосредоточить остатки ослабленных 150-й стрелковой дивизии и 19-й механизированной бригады, чтобы, как он надеялся, последним решительным ударом сокрушить немецкую оборону у Батурине, южнее Белого. Вдобавок Тарасов отдал генералу Поветкину из 6-го стрелкового корпуса приказ подготовить 91-ю стрелковую бригаду полковника Ф.И. Лобанова из второго эшелона для дальнейшего введения в бой, в помощь наступлению на Батурине, если понадобится, и для расширения участка прорыва далее на восток. Тарасов надеялся таким маневром завершить разгром немецких сил Соломатиным у реки Вена и переключиться на правый фланг противника, защищающий Белый.

Но пока Тарасов собирался подержать бригаду Лобанова в резерве, по крайней мере, 27 ноября, на случай, если подкрепленная и сосредоточенная 150-я стрелковая дивизия самостоятельно выполнит свою задачу южнее Белого. Тарасов приказал Соломатину продолжать наступление силами четырех подвижных бригад и оставшейся пехоты 6-го стрелкового корпуса Поветкина. Чтобы подбодрить Соломатина, Тарасов сообщил ему, что 47-я и 48-я отдельные механизированные бригады последуют за его корпусом, оставаясь под командованием армии, и будут переданы под командование Соломатина, когда наступит подходящй и момент. Соломатин считал, что такой момент уже наступил, но воздержался от препирательств с командующим армии. Он знал, что генерал Пуркаев в штабе фронта и генерал Жуков наседают на Тарасова, требуя от него ускорить наступление в помощь явно отстающей 20-й армии, ведущей действия с другой стороны Ржевского выступа, у Сычевки. Очевидно, Жуков рассчитывал, что 41-я армия обеспечит операции «Марс» успех. Соломатин был достаточно опытным военным, чтобы сомневаться в этом, но при этом ему хватало благоразумия, чтобы держать сомнения при себе.

Боевые действия в секторе 41-й армии включали два обособленных, но явно взаимосвязанных сражения: одно — за Белый, второе — за переправы через реку Нача и осуществление конечных целей операции «Марс». Тарасов отдал приоритет последним. Что ставили на первое место немцы, Соломатин не знал. Зато понимал, что если Белый не падет, доблестный войсковый корпус, подчиненный ему, двинется прямиком в ловушку. Именно эта убежденность побудила его неоднократно просить разрешения на введение в бой двух дополнительных механизированных бригад. Он считал, что эти две бригады не только облегчат выполнение поставленных перед ним задач, но и помогут выжить его войскам.

После краткой ночной передышки бой за Белый возобновился на рассвете 27 ноября (см. карту 10). На этот раз его инициаторами стали немцы, действующие согласно плану генерала Крюгера. Три батальона стрелкового полка боевой группы Кассница предприняли атаку в 12:15 на левом фланге советской 150-й стрелковой дивизии, окопавшейся у двух деревушек в километре к северу от Дубровки, на реке Вена (74). После первой атаки Кассница, в ходе которой удалось выбить русских из деревень, в 13:00 его четвертый батальон начал штурм на левом фланге полка и захватил деревню Морозове к северо-западу от Чирево. Одновременно 113-й танковый гренадерский полк боевой группы фон Витерсгейма нанес удар по позициям советской 150-й стрелковой дивизии у Чирево и Влазнево. Крюгер предпринял двойную атаку как раз в то время, когда полковник Груз стягивал войска, готовясь к штурму немецких позиций. Таким образом, запланированные советские атаки превратились в ожесточенные контратаки, проводимые под сплошным артиллерийским и ракетным огнем. Войска Крюгера отступили, не выдержав мощных лобовых ударов, и были вынуждены прекратить штурм Влазнево, бросить две деревни, захваченные боевой группой Кассница, и отойти на исходные рубежи. И опять потери обеих сторон были ужасающими. Крюгеру не удалось смять фланг противника к югу от Белого, но, несмотря на это, советские войска так и не приблизились к городу и в конце дня сами были вынуждены перейти в оборону. Не успел Крюгер поздравить себя с победой, как эпицентр боевых действий сместился на восток, к жизненно важным дорогам, ведущим в Белый.

Словно чтобы смягчить досаду Тарасова оттого, что «угловой пост» немцев, Белый, до сих пор не взят, 1-й механизированный корпус Соломатина 27 ноября действовал блестяще, хотя продвигался вперед преимущественно при полном отсутствии сопротивления. Ночью передовые бригады Соломатина продолжали медленно наступать по заснеженным лесам. В авангарде шли передовые моторизованные стрелковые отряды количеством с роту, задачей которых было преследовать отступающих немцев по пятам, не давая им времени укрепиться (75). Тем временем танковые и механизированные части Соломатина останавливались в лесу, чтобы перегруппироваться, отдохнуть, пополнить запасы и заправиться. Силы противника почти на всей протяженности сектора Соломатина были незначительными и могли лишь отвлекать его передовые отряды. Только на севере, у реки Вена, напротив Марьино и Тараканово, корпус Соломатина столкнулся с более-менее серьезным сопротивлением. Однако Соломатина по-прежнему злило отсутствие одной из его танковых бригад. Тарасов вывел 219-ю танковую бригаду полковника Давыдова из ожесточенного боя южнее Белого только к вечеру 26 ноября. В результате бригада Давыдова не успела достигнуть нового района сбора у Вены рано утром. В условиях значительных сил противника на противоположном берегу и собственной усталости бригаде пришлось потратить большую часть утра, организуя наступление совместно с пехотой 78-й стрелковой бригады полковника Сивакова.

Утром 27 ноября Соломатин столкнулся с очередным затруднением. Согласно первоначальному плану, его механизированный корпус должен был наступать двумя эшелонами, с танковыми бригадами в первом, до момента захвата переправ через реку Нача. Тогда, и только тогда, следовало ввести в бой две механизированных бригады второго эшелона, чтобы продолжать наступление, стремясь достигнуть конечных целей. Но поскольку Соломатин лишился одной механизированной бригады (19-й), а недостающую танковую бригаду вернули под его командование позднее намеченного срока, было уже слишком поздно двигаться маршем к Наче с остатками корпуса. Поэтому Соломатину волей-неволей пришлось просить у Тарасова разрешения бросить вперед все свои бригады на следующий день, чтобы обеспечить успешное и своевременное прибытие корпуса к рубежу у реки Нача. Тарасов одобрил предложение Соломатина, но проигнорировал намек на то, что ввод в бой двух спорных резервных механизированных бригад «существенно облегчит наступление корпуса». Тарасов мысленно согласился с командиром корпуса. Но двум лишним бригадам он нашел совсем иное применение.

Бригады Соломатина начали наступление в середине утра. 37-я механизированная бригада полковника Шанаурина с подчиненным ей 3-м танковым полком майора Е.М. Павленко двигалась на восток через реку Вена, между 35-й механизированной и 65-й танковой бригадами, по мосту, захваченному 65-й бригадой днем раньше. Затем четырем бригадам предстояло наступать в один эшелон, расходясь веером по расширяющемуся участку фронта от Сорокине на севере до Самсонихи на юге. Небольшие немецкие отряды, прячущиеся в лесах, с трепетом взирали на это внушительное зрелище — ничего другого им не оставалось. Но, несмотря на всю внушительность, продвижение корпуса было медленным и мучительным. Позднее Соломатин писал:

«Дорог, которые бы допускали свободное движение автотранспортных средств, не было. Все мосты на переправах противник при отходе уничтожал. Глубокий снежный покров и вьюга сильно сковывали движение. Специальных машин для расчистки снежных заносов и прокладки колонных путей в корпусе не было. Для этой цели использовались танки Т-34. Они шли уступом один за другим, чтобы проложить путь для автомашин с мотопехотой и буксируемой артиллерией. В ряде случаев мотопехота двигалась за танками в пешем порядке, что очень изнуряло ее и ограничивало маневр на поле боя.

Отсутствие дорог, сплошные леса и сильная снежная вьюга затрудняли ориентирование. Танковые подразделения, особенно действовавшие впереди, сбивались со своих направлений. Наступавшие части нередко выходили на маршруты своих соседей, что создавало большие трудности в управлении войсками и снижало темп наступления» (76).

Несмотря на все эти трудности, корпус неуклонно двигался на восток. 37-я механизированная бригада подполковника Шанаурина с 3-м танковым полком майора Павленко в авангарде действовала особенно удачно. Форсировав реку Вена, она повернула на юго-восток и к середине дня захватила Чичеринку, отбив ее у отряда разведбата 1-й танковой дивизии немцев (К-1). Яростная битва за деревню вспыхнула в разгар метели. Атака русских танков, внезапно вынырнувших из-за снежной завесы, застала немцев врасплох, но после продолжительной борьбы немецкой роте удалось отвоевать застрявший в грязи транспорт и отступить с умеренными потерями. Танковый полк Павленко возобновил продвижение и тем же днем захватил Городню. При этом его танки оказались всего в пяти километрах от реки Нача, путь к которой преграждали лишь слабые разведотряды противника. У Городни окрыленные успехом советские танкисты захватили брошенные немцами запасы и технику (77).

65-я танковая бригада полковника Шевченко последовала примеру бригады Шанаурина. Форсировав Вену уже к середине утра, бригада обошла небольшой отряд немцев (41-го моторизованного полка) у Быково и через леса устремилась к берегам замерзшей реки Нача, которой достигла напротив Климове к концу дня. Пока основные силы бригады сражались с немецкими отрядами, защищающими деревню Семенцово на западном берегу реки, 2-й батальон Шевченко форсировал реку Нача. Небольшой саперный отряд под командованием техника второго ранга И.А. Леонова под мощным стрелковым и пулеметным огнем противника навел по льду реки примитивную деревянную переправу для танков. Едва очутившись на другом берегу, танки Шевченко, изрыгая огонь, устремились по открытым заснеженным склонам долины к дороге Белый-Владимирское, до которой оставалось менее 500 метров. Пока воодушевленный Шевченко докладывал о захвате переправ через Начу Соломатину, его танковый авангард вступил в бой с небольшой моторизованной колонной противника на дороге. Когда потери с обеих сторон резко возросли, Шевченко отступил от дороги и возвел укрепления, приготовившись оборонять только что завоеванный предмостный плацдарм. Радость оттого, что он первым переправился на другой берег Начи, умеряли тревожные мысли о том, что моторизованные подразделения немцев, пусть даже довольно слабые, уже достигли этого района. Через несколько минут Шевченко снова связался с Соломатиным по рации, сообщил об активности противника и попросил подкрепления (78).

Невидимая для Шевченко, где-то в лесах у него на правом фланге находилась 35-я механизированная бригада подполковника В.И. Кузьменко. Бригаде Кузьменко было приказано наступать на правом фланге Шевченко и выйти к реке Нача у Семенцово. Будь эта задача выполнена, бригада сумела бы разгромить противника на фланге Шевченко и обеспечить полный захват дороги Белый-Владимирское. Но выяснилось, что походная колонна Кузьменко, возглавляемая 4-м танковым полком майора Афанасьева, отстала, сбилась с пути в заснеженных лесах, повернула на север и пересекла путь Шевченко. Не подозревая о своей ошибке, бригада в середине дня захватила Жегуны и поспешила дальше, чтобы выйти к реке Нача южнее Басино незадолго до наступления темноты. Услышав стрельбу с юга, Афанасьев организовал стремительную атаку с форсированием реки, но его полк наткнулся на немецкую моторизованную пехоту. Немецкие саперы, сопровождающие колонну, разбили лед на реке под гусеницами танков Афанасьева подрывными зарядами, а тем временем моторизованная пехота открыла эффективный противотанковый огонь с противоположного склона долины. В ожесточенной схватке Афанасьев погиб, а его полк потерял несколько танков и отступил на западный берег реки, под прикрывающий огонь бригады Кузьменко (79). Позднее вечером Кузьменко установил связь с танковой бригадой Шевченко, но не смог обеспечить ему хоть сколько-нибудь действенной поддержки.

Пока три бригады Соломатина форсировали реку Нача или приближались к ней, 219-я танковая бригада полковника Давыдова на северном фланге Соломатина в буквальном смысле ничего не добилась. Не допустив никаких ошибок, бригада вместе с приданным ей полком 150-й стрелковой дивизии вскоре после полудня 27 ноября, наконец, предприняла атаку. Задачей этого дня было прорвать оборону немцев на восточном берегу реки Вена у Марьино, а затем удержать переправы через реку Нача у Басино. В отличие от своих южных соседей, вдобавок к позднему выступлению эта бригада столкнулась с упорным сопротивлением противника у Марьино (боевая группа 352-го гренадерского полка). Тем не менее Давыдов продолжал атаковать и выбил немцев из Марьино к середине дня (80). Но вместо того, чтобы сразу отступить, немцы умело провели арьергардные действия, вынуждая Давыдова неоднократно развертывать свои танки и поддерживающую пехоту. К ночи его бригада продвинулась на два километра и захватила Асташево, но все еще находилась далеко от Начи. Весь вечер пехота 78-й стрелковой бригады полковника Сивакова медленно перемещалась вперед, чтобы заполнить зияющую брешь между 219-й танковой и 35-й механизированной бригадами, но рельеф местности препятствовал созданию сплошной линии фронта.

Южнее 75-ю стрелковую бригаду полковника Виноградова перебросили вперед, в помощь подвижным бригадам Соломатина вдоль Начи, чтобы обеспечить им необходимую и ценную поддержку пехоты. До прибытия этой поддержки ни 35-я механизированная, ни 65-я танковая бригада не возобновляли действий и не были уверены в успехе. На юге брешь между 37-й механизированной бригадой и стрелками 74-й стрелковой бригады была так велика, что никакая пехота не поддерживала наступление полковника Шанаурина. Впредь ему предстояло рассчитывать только на стрелков своей механизированной бригады, численность которых неуклонно уменьшалась. 74-я стрелковая бригада полковника Репина просто образовала непрочный пехотный заслон, протянувшийся на запад вдоль правого фланга корпуса Соломатина у Демяхи, где силы 17-й гвардейской стрелковой дивизии по-прежнему тщетно пытались прорвать немецкую оборону. Соломатин здраво оценивал ситуацию и понимал, что она осложнится при дальнейших попытках продвижения. Поэтому вечером он обратился к Тарасову с просьбой прислать подкрепление для прикрытия этого фланга.

Тарасов понял смысл просьбы Соломатина, но число его резервов было ограниченным. Он уже решил ввести в бой свою резервную 47-й отдельную механизированную бригаду и 91-ю стрелковую бригаду, чтобы помочь Соломатину, предприняв неглубокий охват укреплений противника у Белого и перерезав немецкие коммуникации, ведущие от Белого на восток. Поздно вечером Тарасов отдал 47-й механизированной бригаде полковника И.Ф. Дремова приказ на следующее утро предпринять наступление через позиции 150-й стрелковой дивизии, захватить переправы через Начу у Бокачево и наступать на север до реки Обша, чтобы перерезать дороги Белый-Владимирское и Белый-Оленине. 91-я стрелковая бригада полковника Лобанова должна была поддерживать атаку и прикрывать механизированные части с фланга от ударов противника из Белого или с юга. Тарасов был убежден, что этим маневром, неглубоким охватом на северо-востоке, он не только поддерживает действия Соломатина, но и сковывает немецкие войска в Белом с целью дальнейшего уничтожения. Эту задачу Тарасов поручил Дремову потому, что тот пользовался репутацией отчаянного смельчака (81). О правом фланге самого Дремова Тарасов не беспокоился, считая, что две бригады Соломатина, которые при поддержке пехоты уже достигли бы реки Нача, смогут успешно блокировать дорогу и защищать этот фланг. На всякий случай Тарасов приказал Соломатину передислоцировать целый противотанковый полк корпуса вперед, в поддержку 65-й танковой бригаде на плацдарме у реки Нача. И, наконец, Тарасов приказал 48-й отдельной механизированной бригаде полковника Шещубакова за ночь собраться южнее Быкова в качестве резерва 74-й стрелковой бригады. Уверенный, что он сделал все возможное, дабы обеспечить победу, Тарасов доложил о своих действиях Пуркаеву в штаб фронта и удалился спать.

Решение Тарасова встревожило Соломатина и показало, что командующий армией плохо понимает обстановку. Хотя две бригады дошли до Начи, через реку переправилась только одна и сразу очутилась в рискованном положении. Присутствие немецкой мотопехоты на восточном берегу реки свидетельствовало о том, что немцы получили подкрепление, и значит, рассуждал Соломатин, необходимо сосредоточивать войска, чтобы они могли выполнить свою задачу. Но вместо этого Тарасов отправил одну из драгоценных резервных механизированных бригад на северо-восток, прямо в лапы противнику и в сторону от основного направления наступления Соломатина. Он предчувствовал, что и последний пехотный резерв Тарасова, 91-я стрелковая бригада, неизбежно втянется в борьбу за Белый, а механизированная бригада Дремова останется без поддержки. В то же время вторая механизированная бригада будет скована необходимостью поддерживать единственную стрелковую бригаду, растянутую по 20-километровому участку фронта, да еще в то время, когда в штабе армии понятия не имеют, как и откуда из-за снежной завесы на правом фланге появятся немецкие войска. Позднее вечером Соломатин в досаде отправил депешу в штаб армии, прося разрешения изменить направление атаки 37-го механизированного корпуса, увести его от Владимирского на север, где он мог бы форсировать Начу при поддержке других частей. Штаб армии немедленно отклонил его просьбу, заметив, что Владимирское — ключевой объект и что общая обстановка известна только офицерам штаба.

Вечером 27 ноября по указанию генерала Пуркаева Тарасов отправил в штаб Калининского фронта донесение о развитии обстановки. На следующий день ожидалось прибытие Жукова и принятие решения, касающегося судьбы всей операции. Тарасов считал, что Жуков останется доволен действиями его армии, особенно на фоне явных затруднений 20-й армии. Хотя армия Тарасова еще не захватила объекты, которыми должна была завладеть на третий день операции, Тарасов не сомневался, что последние предпринятые им меры исправят положение.

Соломатина злили решения Тарасова, а между тем немецкое командование потеряло уверенность в успехе. Поздно вечером генерал Гарпе снова встретился с генералом Крюгером из 1-й танковой дивизии. Оправдаются ли многочисленные «если», от которых зависела победа, было неясно до сих пор. Войска Крюгера успешно удерживались на рубежах южнее Белого, но их попытки перехватить инициативу провалились со значительными потерями. С юга поступали еще более тревожные новости. Боевые группы 352-го гренадерского и 41-го моторизованного полков весь день вели бои у реки Вена, отброшенные с позиций яростными атаками русской бронетехники, и 41-й полк сообщал о бесконечных танковых колоннах противника, движущихся по снегу на восток, к реке Нача. До наступления темноты удалось насчитать не менее 100 русских танков и бесчисленное множество машин. В соответствии с приказами, обе немецких группы в боевом порядке отступили на новые оборонительные рубежи под Ананино (82).

Батальон разведки (К-1) 1-й танковой дивизии, которым командовал капитан Фрейхерр фон Фрейтаг, сообщил об усилении активности русских на участке вдоль реки Нача, одна из его рот чудом избежала гибели к северу от Городни (83). К концу дня батальону пришлось покинуть все до единой позиции на подступах к реке Нача, кроме маленького плацдарма у Семенцово и Дубков, и теперь батальон, понесший тяжелые потери, теснило два русских танковых подразделения, наседающих с флангов. Известие о появлении русских танков на другом берегу Начи южнее Басино было смягчено тем обстоятельством, что авангардные силы 1-го танкового гренадерского полка 1-й танковой дивизии прибыли на место как нельзя более вовремя. Они отогнали русские танки обратно на тесный плацдарм на восточном берегу реки и отразили еще одну попытку русских форсировать реку чуть севернее.

Но, в отличие от своих противников, Гарпе знал, что это лишь временная победа, особенно если русские пришлют подкрепление на предмостный плацдарм, поскольку немецкие войска у Начи еще долго будут вынуждены обходиться без помощи. Долгий марш 1-го танкового гренадерского полка полковника фон дер Медена в Белый через Владимирское начался вечером 25 ноября, и 27 ноября его колонны растянулись почти на 50 км по занесенной снегом дороге на Владимирское. Авангардный батальон полка, 1-й батальон под командованием капитана Гупперта устремился по дороге Белый-Владимирское к своей цели близ Смольян как раз в то время, когда К-1 начал отступать к Наче. Форсировав Начу и развивая атаку в сторону дороги на Белый, русские танки наткнулись на длинную колонну Гупперта. К счастью, батальон отреагировал достойно — не только отразил атаки русских, но и воздвиг заслон вдоль жизненно важной дороги. В арьергарде передовые части 2-го батальона капитана Берндта поддерживали отступление разведбата капитана фон Фрейтага, воздвигая ряд непрочных опорных пунктов к западу от реки и к югу от Текино. Пока заслон 1-го танкового гренадерского полка прикрывал и дорогу Белый-Владимирское, и само Владимирское, два батальона, развернутые на 25-километровом участке фронта, не могли долго продержаться без подкрепления (84).

Несмотря на опасное положение у реки Нача, Гарпе сохранял убежденность в том, что победа зависит от хода сражения в секторе Белого. Поэтому ночью он проверил прочность укреплений к югу от города, организовал несколько контратак и вывел на новые позиции на своем левом фланге две боевых группы, отступивших от Вены. Некоторое время, подытожил Гарпе, участок фронта вдоль Начи продержится своими силами.

На рассвете Тарасов и Гарпе наперегонки поспешили захватить инициативу: первый предпринял запланированный охват Белого с востока, второй возобновил атаки из Белого в южном направлении, на северном фланге участка прорыва русских (см. карту 11). За ночь Тарасов получил через командующего фронтом Пуркаева несколько сообщений от Жукова с настоятельными просьбами ускорить наступление механизированного корпуса Соломатина глубоко у основания Ржевского выступа, чтобы помочь наступлению 20-й армии на Сычевку. Соломатин продолжал требовать подкрепления, но Тарасов был убежден, что его план позволит выполнить пожелания Жукова и Пуркаева, и поначалу казалось, что так оно и будет.

Вскоре после наступления рассвета пехота 91-й стрелковой бригады полковника Лобанова нанесла удар под Ананино, в десяти километрах юго-восточнее Белого. Мощный штурм прорвал оборону боевой группы немецкого 352-го полка. 47-я механизированная бригада полковника Дремова была введена в прорыв, атаку возглавил танковый полк бригады. После кровопролитного сражения, продолжавшегося несколько часов в сильную метель, снизившую видимость до 10–20 метров, слабые боевые группы немецких 352-го гренадерского и 41-го моторизованного полков дрогнули под новым натиском русских. Плохая видимость и хаос сражения затруднили передачу донесений о ситуации Крюгеру и Тарасову. Но к концу дня обоим стало ясно, что наступление русских увенчалось успехом. Дремов докладывал, что его бронетехника атакует Шайтровщину у дороги на Владимирское, в десяти километрах к востоку от Белого, и сопротивление противника у дороги постепенно ослабевает. Час спустя явно воодушевленный Дремов сообщил о взятии населенного пункта и о перегруппировке перед продолжением наступления на север, в сторону реки Обша (85).

Тарасов, который в течение дня встретился с Жуковым и Пуркаевым в штабе Калининского фронта в Старом Бочово, тоже воспрянул духом, только что поделившись с командирами оптимистическими мыслями по поводу наступления Дремова. Уверенный, что Дремову будет сопутствовать удача и что немецкие укрепления неизбежно падут, он немедленно приказал Лобанову отвести 91-ю стрелковую бригаду к западу и приготовиться к прямому штурму Белого с востока. Затем он распорядился отправить 19-ю механизированную бригаду полковника Ершова в поддержку Лобанову. Все это наглядно свидетельствовало о чрезмерном оптимизме Тарасова. Бригада Ершова оказывала поддержку атакам 150-й стрелковой дивизии южнее Белого уже три дня и всего несколько часов назад помогла отразить очередную контратаку противника. А теперь ее предстояло вывести из боя, отправить маршем почти за 10 км в метель, где она должна была действовать в срочном порядке, совместно с другой стрелковой бригадой, вновь штурмуя Белый в новом направлении (с востока) по пересеченной, неразведанной местности. Тем не менее войска Ершова поздно вечером приступили к выполнению новой задачи. Генералы Гарпе и Крюгер начали новый день так, как закончили предыдущий. Рано утром их войска отразили еще один ряд атак русских к югу от Белого: как выяснилось, эти атаки были предназначены для маскировки приготовлений к более крупному наступлению чуть восточнее. Несмотря на усиление огня русской артиллерии, немцы яростно отбивали все атаки. Во время одной из них русским удалось прорвать оборону немецкого 113-го танкового гренадерского полка у Мочальники, южнее Батурине. Но полковник фон Витерсгейм сумел собрать созданную для такой цели штурмовую группу и танки стрелкового полка дивизии «Великая Германия», и сам повел их в контратаку, отвоевав деревню до наступления темноты (86). В ходе еще одной отчаянной атаки русские прорвали оборону немцев у Носово на западе, но контратака 1-го батальона 113-го танкового гренадерского полка и стрельба полковой артиллерии прямой наводкой отбросили русских назад.

Тем временем, вскоре после полудня, полковник Кассниц повел два батальона своего стрелкового полка в атаку, чтобы укрепить линию обороны между участком его полка и участком единственного батальона 246-й пехотной дивизии, до сих пор держащегося у Будино, на острие немецкого сектора обороны к юго-западу от Белого. 2-й батальон Кассница наткнулся на шквальный огонь противника, под которым за какие-нибудь двадцать минут погибли все офицеры и почти все солдаты. Хотя 1-й батальон Кассница частично овладел объектом, всем войскам пришлось отодвинуться на исходные позиции. 2-й батальон, понесший тяжелые потери, вскоре был переведен в резерв полка (87).

К концу дня положение немцев к востоку от Белого стало отчаянным. Пункты медицинской помощи, перевязочные пункты и дивизионный госпиталь в Белом были переполнены ранеными, доставленными с поля боя южнее и восточнее города, после прибытия уцелевших солдат боевых групп 352-го и 41-го полков стало ясно, что потери растут. Остатки этих двух боевых групп по снегу отступили к плацдарму у Бокачево, южнее слияния рек Вена и Нача. Объединенная артиллерия 1-й танковой дивизии и дивизии «Великая Германия» вели интенсивный огонь, стреляя в хмурое небо, поверх голов пехотинцев, которые отступали с позиций на возвышенности близ Тощино, чуть севернее реки Нача. Только разящий огонь, слепо обрушившийся на невидимые массы наступающих русских, позволил немецкой пехоте удержать позиции на предмостном плацдарме (88). Когда первые ряды наступающих были уничтожены немецкой артиллерией, русские отступили и перегруппировались для очередной атаки. Но этой ночью атака так и не состоялась.

Известия, доходившие до штабов Гарпе и Крюгера, на протяжении дня неуклонно ухудшались. 246-я пехотная дивизия сообщала, что Шайтровщину пришлось отдать русской бронетехнике, а вместе с ней — и контроль над дорогой Белый-Владимирское. Более того, больше сорока раненых немцев, которых не успели вовремя эвакуировать из местного медпункта, очутились в руках противника (89). В то же время сведения, полученные разведчиками 1-й танковой дивизии от русских военнопленных, свидетельствовали о том, что русские войска предпримут совместный штурм Белого с юго-востока утром 29 ноября. Два командира оперативно отреагировали на новую угрозу. Приказав 246-й пехотной дивизии собрать отряд и блокировать переправы через реку Обша на севере, Гарпе распорядился, чтобы Крюгер перебросил все имеющиеся резервы с участка фронта южнее Белого, с целью создания новой линии обороны к востоку от города, у дороги на Шайтровщину. Крюгер подчинился, оставив выгодные позиции южнее города, но по-прежнему удерживая предмостный плацдарм на другом берегу реки Вишенка южнее Батурине. Затем он перебросил два батальона пехоты на север от дороги на Белый. Поскольку этих сил было недостаточно, он собрал немногочисленных дивизионных артиллеристов и сигнальщиков и объединил их с пехотой, сформировав «отряды тревоги», которые затем расположил по обе стороны от дороги на Белый. У большинства солдат этих отрядов не было ни зимней одежды, ни тяжелого вооружения (90). Но критическая ситуация требовала решительного противодействия, и Гарпе с Крюгером соглашались в одном: Белый необходимо удержать.

Серьезность положения под Белым не отвлекла командиров противостоящих сил от не менее важных событий, происходящих на юге, у реки Нача. В оценке развития событий их мнения расходились, но и Тарасов, и Соломатин соглашались, что предстоящее сражение станет решающим в этом районе. Поэтому рано утром Соломатин приказал своим бригадам возобновить наступление. 37-я механизированная бригада полковника Шанаурина и 3-й танковый полк майора Павленко наступали на юго-запад, по замерзшим болотам и лесам, по направлению к конечным целям — Матренино на реке Вопь и находящейся в руках немцев железной дороге южнее Владимирского. Поскольку этот удар был чрезвычайно важен, Соломатин назначил своего заместителя, полковника А.М. Горяинова, командовать этими войсками и дал в помощь им дополнительные саперные и артиллерийские подразделения корпуса, задачей которых было поддерживать наступление.

После целого дня, проведенного на марше, к ночи один из механизированных батальонов Горяинова и батальон танкового полка нанесли поражение небольшому охранному отряду немцев у Никитинки, захватили железнодорожную станцию и склады, а также уничтожили несколько локомотивов и поездов (91). Одновременно другие батальоны бригады захватили Кубасове, Матренино и Левино у реки Вопь. К концу дня Горяинов и Шанаурин уже могли похвалиться тем, что боевые группы их бригады раньше всех выполнили первые из поставленных перед ними задач. Оставалось только выяснить, сумеют ли эти группы удержать захваченные позиции и, что еще важнее, последуют ли их примеру другие бригады Соломатина. Но победа недешево обошлась Шанаурину, потери в его подразделениях оказались велики, а полковник Горяинов был тяжело ранен в ожесточенной схватке за Матренино (92).

Пока советские подвижные группы продвигались на юг, в сторону Владимирского, на севере 65-я танковая бригада полковника Шевченко стремилась расширить свой предмостный плацдарм у реки Нача, преодолевая яростное сопротивление противника. Усиленные противотанковым полком, присланным Соломатиным, батальоны Шевченко веером расходились вдоль дороги Белый-Владимирское. 2-й танковый батальон с приданным ему противотанковым батальоном двигался на север вдоль дороги, захватил Басино, но вскоре после этого пал жертвой возобновившихся немецких контратак, целью которых было отвоевать стратегически важную деревню. В это же время свежие немецкие силы нанесли удар по укреплениям Шевченко к югу от дороги. Потери с обеих сторон быстро росли, поскольку Шевченко не собирался отступать с завоеванных позиций. Командир бригады неоднократно просил у Соломатина подкрепления, но если не считать нескольких пехотных батальонов 75-го стрелкового полка полковника Виноградова, сражающихся бок о бок с бригадой, никакого подкрепления не прибыло. К ночи Шевченко с мрачным упорством продолжал цепляться за Басино и позиции к югу от него, но продвинуться вперед не смог.

Такая же картина сложилась на севере, где 35-я механизированная бригада подполковника Кузьменко и 4-й танковый полк приблизились почти вплотную к реке Нача. Но, несмотря на все усилия, подполковнику не удавалось ни форсировать реку, ни подавить упорное сопротивление немцев у Кушлево, на западном берегу реки. 219-я танковая бригада полковника Давыдова, в которой осталось всего-навсего двадцать танков, расширяла прорыв Дремова далее к северу и также достигла западной окраины Кушлево, где наступление было остановлено всего в трех километрах от реки Нача.

Когда темп наступления в критическом центральном секторе снизился, Соломатин без ведома Тарасова сам принял меры, чтобы выйти из тупика и в случае успеха перехватить инициативу. Он приказал успешно действующей 37-й механизированной бригаде подполковника Шанаурина на юге перейти в оборону и предпринять рейды с целью максимально отвлечь внимание немцев от центрального участка. Кроме того, Шанаурину было приказано отправить специально сформированную боевую группу на север, в помощь подразделениям корпуса, сражающимся у реки Нача. Размер группы, которая состояла из механизированной роты, танкового взвода и артиллерийской батареи, явно свидетельствовал о тающих резервах Соломатина. Тем временем Соломатин распорядился, чтобы подполковник Кузьменко на севере отвел свою 35-ю бригаду и 4-й танковый полк с позиций перед Кушлево. Ночью боевой группе Кузьменко предстояло продвинуться на юг и вместе с боевой группой Шанаурина на рассвете 29 ноября нанести удар по ослабленным немецким позициям под Семенцово (93).

Какими бы жалкими ни были эти меры, Соломатин сделал все, что мог. Тарасов, по-прежнему ошеломленный временными успехами к востоку от Белого, продолжал отказывать Соломатину в дополнительных резервах. Хуже того, резервная механизированная бригада Тарасова до сих пор бездействовала в тылу 74-й стрелковой бригады, где она не могла оказать никакого влияния на этап операции, который Соломатин считал кульминационным. Отнюдь не ослепленные событиями, разворачивающимися на юге, генералы Гарпе и Крюгер уповали на удачу и на то, что остаткам 1-й танковой дивизии удастся стабилизировать ситуацию на реке Нача, пока их внимание приковано к Белому. К концу дня ситуация никак не стабилизировалась, но вновь прибывшие части 1-й танковой дивизии продолжали предотвращать катастрофу. Потеряв Басино в ходе танковой атаки русских, 1-й батальон 1-го танкового гренадерского полка под командованием капитана Гупперта, усиленный ротой 2-го батальона полка, остановил наступление русских и после полуночи отвоевал небольшую часть населенного пункта. В тоже время немногочисленное подкрепление, предоставленное Гуппертом, позволило остаткам 41-го полка удержать позиции в Кушлево, к западу от реки. 2-й батальон капитана Берндта поддержал разведбат дивизии на предмостном плацдарме у Семенцово и установил заслон к западу у реки, на подступах к Владимирскому (94). Полковник фон дер Меден, командующий немецкой боевой группой на реке Нача, умышленно, хотя и временно, игнорировал вылазки русских отрядов к юго-западу от Владимирского — зная, во-первых, что битва на реке Нача имеет огромное значение, и во-вторых, что 12-я танковая дивизия уже на марше и неуклонно приближается к Владимирскому. Она была способна справиться с тем, что Гарпе и Крюгер называли «вторичным кризисом на юге сектора».

Вечером 28 ноября Тарасов, только что прилетевший из штаба фронта, расположившегося в Старом Бочово, отправил Жукову и Пуркаеву новую оперативную сводку. Проникнутая чрезмерным энтузиазмом и оптимизмом, она описывала дерзкий прорыв Дремова на севере, по направлению к реке Обша, и хаос, который, по мнению Тарасова, возник в немецких войсках, обороняющих Белый. Кроме того, в сводке описывался шхват переправ через Начу корпусом Соломатина и разгром немецких войск под Владимирским. По сути дела, сводка содержала только хорошие новости и умалчивала об опасностях, кызванных решениями Тарасова. В ответ Тарасов получил краткое и отрезвляющее сообщение. Оно гласило: «Не упускайте из виду главную цель, а она впереди! И позаботьтесь о защите флангов! Пуркаев».

Хотя ударные силы 22-й армии размерами значительно уступали войскам генерала Тарасова на юге, генерал-майор В.А. Юшкевич высоко ставил роль своей армии в операции «Марс». Успех советских войск в долине реки Лучеса мог в немалой степени поспособствовать падению обороны противника на западе ржевского выступа и оказать существенную помощь и захвате Оленине на севере и Белого на юге. Вот почему командующий фронтом генерал Пуркаев придал 22-й армии Юшкевича надежный 3-й механизированный корпус генерала Катукова — несмотря на тот факт, что в штабе фронта считали атаку этой армии второстепенной. Перед Юшкевичем и Катуковым стояла задача оправдать присутствие механизированного корпуса.

Незадолго до рассвета 25 ноября Юшкевич, начальник его артиллерии и целая группа офицеров связи собрались в передовом КП, расположенном в двух километрах от линии фронта, в тылу двух стягивающихся дивизий. Примитивный блиндаж выстроили на опушке леса, рядом с обледеневшей колеёй, лишь отдаленно напоминавшей дорогу. Перед блиндажом вдоль дороги на семьсот метров простиралось поле, за ним едва виднелись руины деревни Петровки. Где-то за деревней находились немецкие передовые укрепления. В унылом сером свете пронзительно-холодного утра Юшкевич едва различал в бинокль призрачные фигуры пехотинцев, занимающих позиции для атаки под прикрытием сильного снегопада. Юшкевич не видел и не слышал признаков кипучей деятельности в лесах и болотах по обе стороны от него, но чувствовал ее. Там, под командованием опытного начальника штаба, генерал-майора М.А. Шалина, второй эшелон дивизии завершал приготовления и ждал своей очереди вступить в бой (95).

Позади, преимущественно по открытым берегам реки Лучеса примерно в двух километрах к северу и вдоль дороги, ведущей через лес в Седнево на юге, артиллерия армии уже заняла позиции, приготовившись возвестить начало наступления оглушительной канонадой. Юшкевича обнадеживали свежие известия о том, что авангардные бригады механизированного корпуса Катукова завершили продвижение вперед и расположились глубоко в лесах вдоль его флангов. Этот маневр дался корпусу нелегко. Всего несколько часов назад даже сам Катуков сомневался в том, что его бригады сумеют вовремя завершить марш по заснеженным дорогам. Но почти сверхчеловеческими усилиями его первый эшелон выполнил поставленную задачу. А при слабости немецких укреплений, рассудил Юшкевич, авангардные бригады сумеют прорвать их. Остальные силы Катукова завершат начатое, как только подоспеют.

На передовой Юшкевич чувствовал себя беспомощным: он слишком выдвинулся вперед, чтобы следить за продолжающейся вплоть до последней минуты подготовкой к наступлению. С другой стороны, его блиндаж оставался единственным местом на всем участке фронта армии, откуда можно было увидеть результаты первого удара. Неизменно компетентный генерал Шалин мог действовать в соответствии с обстановкой, находясь на главном КП армии в Тагоще. Юшкевич надеялся, что Пуркаев оценит их работу и усилия, которые потребовались для успешного завершения подготовки к наступлению. Местность здесь была просто отвратительная, угрожающая серьезно замедлить атаку. В отличие от войск Тарасова, пересекавших четко обозначенную дорогу на Белый и несколько замерзших рек на пути к ясным целям, армии Юшкевича предстояло наступать по узкой извилистой речной долине, окаймленной с обеих сторон густыми лесами и замерзшими болотами. Единственная дорога, заслуживающая этого названия, была ограничена речной долиной, а кроме нее имелось еще несколько троп для маневрирования в окрестных лесах. Армия должна была двигаться по тесному коридору между рекой и стеной деревьев, пока не достигнет дороги Оленине-Белый на расстоянии почти двадцати километров от исходной точки. «Вот почему, — думал Юшкевич, — быстрое продвижение Катукова так важно. Как только он выйдет к стратегически важной дороге, фланги немецких сил, защищающих Оленине и Белый, окажутся широко открытыми». Именно поэтому Юшкевич пытался организовать бригадную разведку боем еще в начале вечера. Мимоходом пожалев об этой упущенной возможности, он снова исполнился оптимизма, мысленно перечисляя слабые немецкие подразделения, противостоящие его объединенной армии, и вспоминая о вероятном отсутствии у противника крупных оперативных резервов. Последнее обстоятельство, заключил он, позволит внушительным силам Катукова выполнить свою ответственную задачу.

В 7:30 Юшкевича вывела из раздумий нарастающая канонада, от грохота которой осыпался снег с деревьев на краю поляны (96). Раскаты звучали меньше часа, а когда они смолкли вдали, в деревне Петровка вдруг ключом закипела деятельность: пехота двинулась в атаку. Вскоре по лесам на флангах раскатились глухие ружейные и пулеметные выстрелы вперемешку с редкими взрывами. Когда пальба в отдалении утихла, Юшкевич приказал членам штаба подыскать новую позицию для наблюдения за ходом сражения. Прошло несколько часов, прежде чем офицеры штаба вернулись к уже потерявшему терпение командиру и порекомендовали ему оставаться на прежнем месте, пока в бой, как назначено, в полдень, не вступит бронетехника Катукова. Юшкевич уже понял, каким трудным будет это наступление. Противник действительно слаб, но местность чудовищна. Это сочетание досаждало армии Юшкевича и в последующие дни.

Незадолго до девяти часов солдаты 238-й стрелковой дивизии полковника И. В. Карпова и два полка 185-й стрелковой дивизии полковника М.Ф. Андрющенко поднялись из ячеек и окопов и нанесли удар по передовым позициям противника (см. карту 12) (97). Артподготовка, запланированная заранее и редко проводившаяся под наблюдением, тем не менее прорвала кое-где оборону немцев. Но поскольку немецкие опорные пункты были рассеяны по всему участку фронта, уничтожить их до последнего не представлялось возможным. Таким образом, атака Юшкевича с самого начала развивалась неравномерно. Некоторые передовые батальоны продвинулись далеко вперед, а других задержал огонь из уцелевших немецких бункеров. Это потребовало от атакующих почти постоянного маневрирования, они теряли силы в схватках за отдельные немецкие позиции. Более того, поддержка, которую обеспечивали танки корпуса Катукова в расчете до танковой роты на атакующий стрелковый батальон, была неравномерной. На подступах к узкой долине и на лесных тропах неповоротливые танки становились жертвами нерасчищенных минных полей и засад пехоты. Короче говоря, наступление осуществлялось донельзя медленно.

В первые несколько часов атаки два стрелковых полка полковника Андрющенко прорвали передовую оборону немцев, но увязли в бою за несколько деревень в открытом поле на южном берегу реки Лучеса. В полдень передовая танковая бригада Катукова — 1-я гвардейская танковая бригада полковника В.М. Горелова, вступила в атаку по графику и продвинула два стрелковых полка вперед на один километр. Но силы дивизии к северу от реки Лучеса не смогли прорвать передний край обороны противника и поддержать атаку. К ночи Андрющенко остановил наступление и приготовился форсировать реку с тем, чтобы утром атаковать Гриву. На юге целая дивизия Карпова столкнулась с такими же трудностями. Два его полка первого эшелона прорвали немецкую оборону в лесах перед Петровкой и южнее ее, но в лесах за ней продвижение замедлилось. Более того, 49-я танковая бригада Катукова, которой следовало начать прикрывать пехоту уже с полудня, выдвинулась вперед с опозданием и тоже отстала от графика из-за боев в лесу. К концу дня объединенные силы достигли немецких укреплений у Толкачей, всего в двух километрах от своих исходных позиций.

Генерал-майор М.Е. Катуков, командующий 3-м механизированным корпусом, и его начальник штаба полковник М.Т. Никитин провели день в лихорадочной суете, подгоняя передовые бригады и требуя, чтобы бригады второго эшелона следовали, несмотря на залесенность местности, по пятам за первыми. Даже при замедленном продвижении главной целью было доставлять передовым частям боеприпасы, топливо и другие важные припасы, необходимые для ведения боевых действий. Особую тревогу внушало то, что затяжные схватки в лесах требовали немалых затрат топлива и еще больше осложняли снабжение частей.

Ближе к вечеру Катуков присоединился к Юшкевичу на полевом КП севернее Толкачей. Они пересмотрели планы действий на следующий день. При поддержке двух танковых бригад Катукова Юшкевич запланировал атаки через замерзшую Лучесу (с целью удержания Гривы) и через Толкачи к открытым полям севернее Карской. Добравшись от открытых полей, бронетехника Катукова должна была нанести удар по деревне Старухи, расположенной по обе стороны единственной в доли не Лучесы дороги, которой Юшкевич придавал большое значение для быстрого наступления. А пока он приказал усталым солдатам остановиться на отдых и перегруппироваться, готовясь к действиям следующего утра.

Вести о наступлении русских дошли до генерала Гарпе, командира 41-го танкового корпуса, в 9:00, в то время, когда его внимание было уже приковано к яростной атаке к югу от Белого. Эта атака поначалу его сильнее заботила — потому, что на первых этапах развивалась стремительно, узел Белого играл важную роль в обороне Ржева, а Гарпе знал, что пересеченная местность поможет немецким войскам удерживать оборону в долине реки Лучесы. С другой стороны, он не мог так высокомерно отмахнуться от угрозы с севера, поскольку оборона немцев там была слаба, а доступные резервы — малочисленны (98).

В первых донесениях сообщалось, что атака русских смяла правофланговые батальоны 216-го гренадерского полка 86-й пехотной дивизии генерала Вейдлинга и что командир дивизии уже на пути в Карскую, чтобы лично руководить обороной. Далее днем донесения свидетельствовали о замедленном продвижении русских к югу от Лучесы. Гарпе понял, что атака была предпринята на уязвимом стыке его войск и 23-го армейского корпуса генерала Гильперта. Левофланговая 110-я пехотная дивизия Гильперта держала оборону на растянутом участке фронта протяженностью почти 30 км севернее железной дороги Великие Луки-Оленине, проходящей на юг чуть севернее Гривы в долине реки Лучеса. Для сражений в долине Лучесы дивизия могла выделить только боевую группу Линдемана размером с полк (252-й гренадерский полк). Это означало, что нескольким батальонам 252-го гренадерского полка 110-й пехотной дивизии и остаткам 216-го гренадерского полка 86-й пехотной дивизии предстоит сдерживать атаку противника своими силами, пока не подоспеет подкрепление, а для этого потребуется не менее двадцати четырех часов (99).

Единственным подкреплением для долины Лучесы мог стать гренадерский полк моторизованной дивизии «Великая Германия», стоящий лагерем севернее Оленине. Беда заключалась в том, что тем утром полку пришлось реагировать на атаки по двум направлениям. На севере русские войска форсировали реку Молодой Туд, а на юге продвигались вверх по Лучесе. Генерал Гильперт разрешил эту дилемму, отправив половину полка на юг, половину на север. Так или иначе, достигнуть Лучесы два батальона гренадерского полка могли не раньше, чем через сутки. 2-й батальон гренадерского полка встал лагерем незадолго до полуночи, а рано утром 26 ноября направился на юг, через Оленине, к долине Лучесы. 1-й батальон полка приготовился последовать за ним (100).

На рассвете 26 ноября, после очередной краткой артподготовки пехота Юшкевича при поддержке двух танковых бригад Катукова, развернутых поротно, возобновила наступление в тихий снегопад. На берегах Лучесы 280-й стрелковый полк 185-й стрелковой дивизии полковника Андрющенко форсировал замерзшую реку и закрепился на ее северном берегу. Не выдержав напористой советской атаки, немцы оставили передовые позиции к северу от реки и в боевом порядке отступили в укрепленный населенный пункт Грива (101). Новые надежные позиции были расположены вдоль передних скатов гребня между Лучесой и притоком, впадающим в Лучесу с севера. Когда два полка Андрющенко подступили к Гриве, немцы встретили их смертоносным огнем автоматов, пулеметов и минометов, а тем временем немецкая артиллерия перепахивала землю и оставляла бреши в цепях русских пехотинцев на подступах к деревне. Сопровождающие танки 1-й гвардейской танковой бригады отстали от пехоты на переправе через реку, и без их поддержки в полдень советская атака замерла перед неприступными укреплениями населенного пункта.

Тем временем усиленный 1319-й стрелковый полк полковника Андрющенко прорвался через немецкие позиции к югу от реки и медленно двинулся вперед, по обе стороны от дороги на Старухи. На полпути к цели его остановила яростная контратака только что подоспевшей немецкой моторизованной пехоты. Битва продолжалась с переменным успехом весь день, преимущество русских было минимальным. Продвижения всего на километр удалось достичь ценой больших потерь танков (102). Поэтому ближе к вечеру Катуков отвел свою танковую бригаду на перегруппировку и подкрепил ее батальоном из сектора к северу от реки. Тем вечером Катуков предложил Юшкевичу на следующий день ввести в бой и переформированную 1-ю гвардейскую танковую бригаду, и части 3-й механизированной бригады из второго эшелона, чтобы окончательно сокрушить оборону противника и достичь Старухи. Юшкевич согласился.

В секторе Толкачей полковник Карпов несколько раз бросал свою 238-ю стрелковую дивизию в атаку на немецкие укрепления и, наконец, перед наступлением темноты захватил опорный пункт противника. Его потери тоже были чрезвычайно велики, и к концу дня Карпов отказался от дальнейших атак. Одной из основных причин, по которым ему не удалось раньше захватить Толкачи, стало запоздалое прибытие 1-й механизированной бригады, которая должна была охватить деревню с юга, но не сумела. Выполняя указания Катукова и Юшкевича, Карпов повторно сосредоточил свою дивизию и запланировал новую атаку на 27 ноября. На этот раз в ней должны были принять участие 49-я танковая и 1-я механизированная бригады.

Трудности, с которыми советские войска столкнулись 26 ноября, были вызваны не только упорным сопротивлением немцев на надежно укрепленных позициях, неудовлетворительным взаимодействием атакующих сил и пересеченной местностью, но и прибытием первых немецких резервов. Проведя на марше всю ночь, в середине утра 2-й батальон гренадерского полка «Великой Германии» вышел к долине Лучесы и с хода вступил в бой у дороги на Старухи. Первой атакой ему удалось отбросить русских, но вскоре русская пехота возобновила удары. К середине дня боевая группа Варшауэра, состоящая из 1-й и 2-й боевых саперных рот дивизии «Великая Германия», приблизилась к полю боя. Введение в бой 1-й роты вновь стабилизировало линию немецкой обороны в четырех километрах к западу от Старух. В то же время боевая группа Линдемана, защищающая Гриву, отправила свой 1 — и батальон 252-го гренадерского полка широким обходным маршем через Лучесу, в тыл немецких войск в Карской, чтобы оказать им поддержку. Немецкая 86-я пехотная дивизия тоже сформировала резервное подразделение размером с батальон и отправила его в качестве подкрепления защитникам Карской (103).

Рано утром 27 ноября армия Юшкевича наконец-то добилась первых успехов. Возобновив штурм Гривы, на этот раз только силами пехоты, она, наконец, заявила о присутствии своих сосредоточенных танковых частей на юге. 1-я гвардейская танковая бригада полковника Горелова и 3-я механизированная бригада полковника А.Х. Бабаджаняна смяли надоедливые танковые гренадерские силы противника, защищающие дорогу на Старухи, и продвинулись вдоль южного берега Лучесы до самых окраин населенного пункта. Хотя усилившееся сопротивление немцев заставило их остановиться на окраине, следовавший за ними 1319-й стрелковый полк завладел небольшим предмостным плацдармом на северном берегу реки, южнее Гривы. Одновременно 49-я танковая бригада майора B.C. Черниченко, преследуемая 1-й механизированной бригадой полковника И.В. Мельникова, осуществила охват немецких сил севернее Карской. Пока пехота 238-й стрелковой дивизии оттесняла немцев назад к деревне, танки Черниченко пересекли открытое пространство южнее Старух и были остановлены свежей немецкой пехотой севернее Гончарове. Юшкевичу казалось, что долгожданный прорыв уже осуществляется. Но к ночи многообещающая атака опять заглохла, натолкнувшись на непреклонное сопротивление немцев.

Это сопротивление было результатом умелой смены немецких частей на позициях и прибытия немногочисленных, но свежих немецких резервов. Подвергнувшись атаке утром, 2-й батальон гренадерского полка в боевом порядке отступил к северному берегу Лучесы и сумел сдержать атакующую русскую пехоту на маленьком предмостном плацдарме, когда та осталась без поддержки бронетехники. Оставшийся гренадерский батальон достиг Старух и с помощью обеих штурмовых саперных рот боевой группы Варшауэра с трудом удержал населенный пункт. Южнее 1-й батальон 252-го пехотного полка тоже намертво остановил русских у Гончарове и вынудил их предпринять еще одну перегруппировку (104). Но, несмотря на эти местные успехи, между немецкими войсками, ведущими боевые действия на берегах Лучесы, и 86-й пехотной дивизией, держащей оборону Карской, образовалась внушительная брешь. Немецкому командованию следовало предотвратить увеличение этой бреши — задача, по меньшей мере, трудная, поскольку, кроме двух оставшихся батальонов гренадерского полка дивизии «Великая Германия», других резервов почти не ожидалось. Генерал Гарпе уже пришел к выводу, что сначала следует разобраться в кризисной ситуации у Белого, и только потом заняться положением у Лучесы. Спать он удалился, слегка успокоенный известием о том, что два свежих гренадерских батальона только что вошли в долину Лучесы.

К счастью для немцев, прибытие двух гренадерских батальонов подкрепления произошло непосредственно перед началом последней и решающей советской атаки, целью которой было освобождение долины от противника. Вследствие этого запланированный победный глубокий удар в направлении дороги Оленине-Белый превратился в изнуряющее двухдневное противостояние, которое не только не принесло советским войскам победы, но и в значительной мере ослабило их.

Поздно 27 ноября Юшкевич вновь перегруппировал свои поиска (см. карту 12). На этот раз он намеревался бросить основные бронетанковые силы против открытого фланга противника в Карской, чтобы расширить зону прорыва, а затем отодвинуть ее границу на север, в немецкий тыл, с фланга подойти к немецким укреплениям у Старух и захватить переправы через Лучесу восточнее этого опорного пункта. Юшкевич приказал Катукову перегруппировать все подвижные группы направо. Его 49-я танковая и 10-я механизированная бригады, развернутые во втором эшелоне, должны были сокрушить немецкие укрепления у Карской, а 1-я гвардейская танковая и 3-я механизированная бригады — атаковать в восточном направлении с выступа южнее Старух (105). Прорвав оборону противника, всем бригадам следовало двигаться на север железной лавиной, которую Юшкевич считал непобедимой.

Но и на этот раз в ходе операции незамедлительно возникли проблемы. Во-первых, сильный снегопад мешал ночной перегруппировке, и подразделения безнадежно перепутались на занесенных снегом лесных тропах. Поэтому атака, запланированная на рассвет, началась только после полудня. Когда же она, наконец, началась, массированный танковый удар смял немецкие укрепления у Карской, а танки Черниченко и механизированная пехота двинулись через леса на восток, в сторону Гончарове. Но усилившееся сопротивление немцев поставило под угрозу успех атаки. На крутых берегах речушки к западу от Гончарове штурмовые войска, чрезмерно растянувшиеся в ходе стремительной погони, попали под ливень огня противника, засевшего в деревне. Зловещим знаком было то, что в число защитников деревни входила не только пехота, с которой советские войска уже имели дело, но и танковые гренадерские части. Когда с наступлением ночи атака русских прекратилась, Юшкевич опять приказал своим войскам перегруппироваться и запланировал на утро объединенный штурм.

На севере 1-я танковая бригада полковника Горелова и 3-я механизированная бригада полковника Бабаджаняна нанесли удар по населенному пункту Старухи и опорным позициям вскоре после полудня. Они сразу наткнулись на свежие немецкие танковые гренадерские силы и сумели с тяжелыми боями продвинуться всего на один километр. Убедившись, что обе его передовые ударные группы застряли, Юшкевич направил им на помощь резервы. Его 114-я стрелковая бригада и 39-й отдельный танковый полк с тридцатью новыми танками медленно выдвинулись вперед, чтобы поддержать атаку на следующий день, если потребуется. Юшкевич надеялся, что их помощь не понадобится, поскольку это были его последние резервы, а до дороги на Оленине предстоял еще долгий путь.

Рано днем Юшкевич ненадолго съездил в штаб фронта в Старое Бочово, где провел совещание с Жуковым и Пуркаевым по поводу продвижения и дальнейших действий своей армии. Вернувшись на КП армии в середине дня, он получил новое сообщение из штаба фронта, где продолжалось совещание командующего Калининским фронтом Пуркаева с Жуковым. В сообщении войска Юшкевича поздравляли со «скромными» достижениями, приказывали продолжать наступление и требовали выйти к дороге на Оленине максимально быстро и «любой ценой». Командующий армией порадовался тому, что уже отдал приказ о выдвижении резервов.

28 ноября немцы чудом избежали катастрофы в долине Лучесы; своим спасением они были обязаны прибытию боевой группы Келера — оставшимся двум батальонам гренадерского полка моторизованной дивизии «Великая Германия» под командованием полковника Келера. Эти два батальона вошли в долину Лучесы на рассвете того дня, с 1-м батальоном в авангарде (1-й батальон форсировал реку и отправил подкрепление 1-му батальону 252-го гренадерского полка, держащему оборону на обширном участке фронта к югу от Гончарове, а 3-й батальон оказал поддержку маленькой боевой группе Варшауэра в Старухах) (106). Выполнив первоочередную задачу, Келер приступил к реорганизации сил для выполнения второстепенной — полномасштабной атаки с целью закрытия прорыва в немецкой обороне и восстановления связи с 86-й пехотной дивизией. Но прежде, чем он успел сделать это, новые атаки советских войск вынудили его перегруппировывающиеся части защищать свою жизнь. Когда же советские атаки после достижения незначительных результатов прекратились в конце дня, Келер возобновил приготовления — на этот раз к удару на следующее утро.

Рано утром 29 ноября участок фронта вдоль Лучесы взорвался огнем: обе стороны атаковали почти одновременно на всем участке, яростное сражение затянулось на весь день. Бронетехника 49-й танковой бригады майора Черниченко и пехота 10-й механизированной бригады, а также 238-я стрелковая дивизия полковника Карпова сокрушили немецкие укрепления у Гончарове и устремились на запад через леса, прямо в когти контратакующего 1 — го батальона немецких гренадерских резервов полковника Келера. Немцы развернули батарею 50-миллиметровых противотанковых орудий для стрельбы прямой наводкой по атакующим средним танкам Т-34 и тяжелым КВ-1, но снаряды просто отскакивали от железных чудовищ, и вскоре огонь батареи захлебнулся. Вспыхнул яростный ближний бой между атакующими русскими и немецкой пехотой, во время которой немцы вели по наступающему противнику прицельную стрельбу из 88-миллиметровых зенитных орудий. Уничтожив 15 советских танков, немцы сумели временно приостановить штурм русских у самой деревни Смольково, на просеке, всего в 8 км от дороги на Оленине. Хотя 1-й батальон гренадерского полка дивизии «Великая Германия» был измотан ожесточенной борьбой, он удерживал Смольково до тех пор, пока вечером бой не утих (107).

Дальше на север разгорелась еще более страшная битва. Уцелевшие сорок танков полковников Горелова и Бабаджаняна при поддержке моторизованной пехоты механизированной бригады Бабаджаняна атаковали две саперных роты с подкреплением боевой группы Варшауэр в Старухах и позиции 2-го батальона гренадерского полка у Лучесы. Потери с обеих сторон были огромными, советские войска лишились половины танков, от немецкого 2-го батальона остался только усиленный взвод. Немецкий участник тех событий вспоминал: «Невозможно описать то, что пехотинцы, саперы, артиллеристы и наблюдатели выдержали среди снега и льда на передовой. Пришлось формировать из транспортных колонн и тыловиков заградительные отряды, чтобы закрыть хотя бы некоторые из разрастающихся брешей» (108).

Обе стороны были одинаково измотаны, и с наступлением ночи Юшкевич предпочел бы остановиться, но Жуков приказал продолжать атаку во что бы то ни стало, и Юшкевич понял, что это значит. В полночь он отдал приказ всем подразделениям продолжать удары всю ночь, а утром приготовиться к еще одному общему штурму. Горелов, Бабаджанян, Карпов и Андрющенко выполнили приказ и на рассвете с удвоенной силой ринулись в атаку. Бронетехника и пехота то и дело наносили удары по всему участку фронта от Гривы до Смольково — с решимостью, недоступной пониманию немцев. Казалось, весь фронт охватило пламя — грохотала артиллерия, рвались снаряды, рокотали танки, слышались крики пехотинцев.

Столкнувшись с новой, еще более мощной волной атак противника, боевые саперы старшего лейтенанта Варшауэра нехотя оставили Старухи, а затем и деревню Богородицкое на востоке, только чтобы вскоре вернуться и в упорной борьбе отвоевать ее. 1-й батальон гренадерского полка был полностью окружен в Смольково, но с тяжелыми боями сумел пробиться к Гороватке. 1-й батальон 252-го полка понес большие потери, отступая под непрерывным огнем на новые позиции восточнее Галицкина, всего в четырех километрах от дороги на Оленине. Немецкий очевидец писал: «Нас атаковали отовсюду! Кризисные ситуации возникали каждую минуту!» (109)

Тем временем к северу от реки Лучеса пехота 185-й стрелковой дивизии полковника Андрющенко атаковала опорный пункт Грива, но не сумела взять его штурмом. Но далее на восток вдоль Лучесы, на ее южном берегу, 2-й и 3-й батальоны гренадерского полка были вынуждены отступить на новые позиции вдоль реки, к востоку и к западу от Травино. Они чудом выдерживали свирепые атаки советских войск. Положение немцев осложняло то, что прорыв шириной в несколько километров между боевой группой Келера и укреплениями 86-й пехотной дивизии превратился в 12-километровую брешь, поскольку 216-й гренадерский полк неуклонно двигался на юг от Карской, постепенно отдаляясь от своих соседей с севера. Его 3-й батальон при попытке отступить под огнем на юг, через леса, потерял почти всех офицеров и множество солдат. Остатки разгромленного полка образовали новый ненадежный оборонительный заслон к западу от Ивановки, он протянулся на шесть километров на запад, а потом на юго-запад, а его открытый правый фланг резко обрывался в замерзших болотах.

Донесения об ужасной бойне, отправленные полковниками Линдеманом и Келером генералам Гарпе и Гильперту из штабов 41-го танкового и 23-го армейского корпуса до глубины души потрясли двух обычно хладнокровных командиров. Оба осознали, что успешная оборона Белого и Оленине будет напрасной, если падет сектор Лучесы. Поэтому отражение советского наступления в долине Лучесы вдруг приобрело совершенно новое значение. Оба командира принялись собирать подкрепление везде, где только могли найти его, и поспешно отправлять в сектор, оказавшийся под угрозой. 23-й армейский корпус прислал пехотные батальоны 110-й и 253-й пехотных дивизий, хотя эти формирования сами могли в любой момент подвергнуться атаке. Артиллеристы, саперы, служащие тыла, повара и даже русские HW (Hilfswilliger-добровольческие вспомогательные части) были собраны и отправлены в стратегически важный сектор Лучесы (110). Теперь и немецкое командование пришло к выводу, что советские атаки необходимо сдерживать любой ценой.

Угрозы и мольбы Жукова подействовали. К наступлению ночи 30 ноября Юшкевич, Пуркаев и Жуков могли гордиться действиями 22-й армии. По мнению Жукова, достижения армии наглядно свидетельствовали о том, чего можно добиться запугиванием. В отличие от Жукова, генерала Юшкевича раздирали противоречивые чувства. Читать рапорты о потерях приходилось ему, и он видел, как его армия тает буквально на глазах. Почти половина 270 танков уже превратилась в обугленные остовы, численность механизированной пехоты заметно снизилась, потери в стрелковой дивизии превышали 50 % (111). Он справлялся с поставленной задачей, но какой ценой! Важнее другое, напоминал он себе: сможет ли он продолжать атаку утром? Вопрос, конечно, был неуместным. Его армии придется возобновить наступление. Юшкевич вздохнул с облегчением, вспомнив про нетронутую резервную стрелковую бригаду и танковый полк. Утром их помощь придется очень кстати.

В отличие от большинства коллег, командующих армиями, генерал-майор А. И. Зыгин, командующий советской 39-й армией, ожидал начала наступления на главном КП в населенном пункте Красная Гора, в 15 км от линии фронта. Не то чтобы он не любил шум и картины боя — сражений он повидал множество и был непоколебимо уверен в том, что предстоящая операция пройдет успешно. Все дело заключалось в том, что его армия должна была нанести удар на чрезвычайно протяженном участке фронта, и главный КП был самым подходящим местом наблюдения за ходом грандиозной битвы. Командующий Калининским фронтом генерал Пуркаев пришел к тому же выводу, что и Зыгин, и присоединился к нему на КП, терпеливо ожидая первых донесений.

Зыгин не сомневался в успехе потому, что разведка армии и фронта сообщала: если немецкие оперативные резервы и присутствуют в его секторе, то они немногочисленны. Немецкая 14-я моторизованная дивизия прикрывала укрепления подо Ржевом и должна была остаться в этом секторе из-за диверсионных действий, запланированных 30-й армией. Поговаривали, что небольшие подразделения моторизованной дивизии «Великая Германия» дислоцированы возле Оленине, но эти сведения противоречили другим, согласно которым смертельно опасные немецкие войска рассеяны далее к югу и на востоке. Так или иначе, думал Зыгин, более масштабные советские атаки в других местах отвлекут резервы от участка по реке Молодой Туд (112).

Если командующий армией был лишен возможности лично следить за ходом сражения, то к полковнику К.А. Малыгину, командующему 28-й танковой бригадой 39-й армии, это не относилось. Незадолго до 9:00 он приготовился к наблюдению вместе с полковником М.М. Бусаровым, чью 158-ю стрелковую дивизию предстояло поддерживать танковой бригаде (113). Оба командира расположились в полевом блиндаже на переднем скате гребня, протянувшегося на север от берега реки Молодой Туд. Рядом с бункером был замаскирован танк Малыгина. Менее чем в километре к западу, южнее вершины гребня, находилась деревушка Севастьянове. Прямо перед блиндажом местность на протяжении двух километров, до передовых позиций пехоты Бусарова, полого спускалась вниз. Пехотинцы как раз заняли исходные позиции для атаки на северном берегу реки. Выше по балке, за блиндажом, пятьдесят закамуфлированных танков Малыгина молча ждали сигнала завести двигатели и вслед за пехотой форсировать реку. Как и повсюду на Ржевском выступе, непогода окутывала объединенные силы пехоты и бронетехники защитным покрывалом. Почти непроницаемая смесь снега и тумана скрывала из виду речную долину и создавала умиротворяющее ощущение обезличенности, заставляющее забыть о метели, предстоящей битве и смерти. Малыгин с иронией отметил, что деревня у реки слева от него называется Жукове.

Ровно в 9:00 артиллерия приступила к своей смертоносной работе, ждущие солдаты на миг напряглись и опять успокоились, считая взрывы и драгоценные минуты, оставшиеся до атаки (см. карту 13). Пока артиллерия крушила немецкие позиции на дальнем берегу реки, все надеялись, что огонь найдет ускользающие цели и упростит задачу остальным. Артиллеристам приходилось нелегко. Единственная немецкая дивизия защищала обширный участок фронта, простирающийся более чем на 20 км вдоль реки Молодой Туд, и поскольку ей недоставало живой силы, чтобы вырыть сплошные траншеи, дивизия вместо этого соорудила полосу опорных пунктов, прикрывающих друг друга блокирующим огнем. В часть этих опорных пунктов были превращены крепкие дома в разных деревнях, другие возвели в лесах и среди полей на дальнем берегу реки. Вторая сеть опорных пунктов и огневых точек располагалась на расстоянии километра вглубь тыла и поддерживала сложную паутину приречных укреплений. Узлы, образованные этими паутинами, представляли собой трудные мишени для артиллерии, особенно при отсутствии возможности вести прицельный огонь. А каждый не уничтоженный опорный пункт был серьезным препятствием. Одних солдатских надежд вряд ли хватило бы, чтобы выполнить работу артиллерии. Насколько успешно она действовала, должно было показать наступление.

После завершения первой части артподготовки Бусаров попрощался с Малыгиным, в шутку пожелав встретиться с ним вечером на улицах освобожденного Урдома, и скрылся в траншее, которая уступами вела вниз по склону к реке и ждущим стрелкам. Прошло полчаса, и, как только Малыгин направился к ждущему танку, ровно в 10:00 канонада вдруг смолкла, зазвучали свистки, возвещая начало наступления пехоты. Возглавляемые саперами, несущими длинные доски и бревна, передовые пехотные роты вскочили и бросились к замерзшей реке, перешли ее по льду и вверх по изрытому воронками дальнему берегу устремились к лесу Менее чем через полчаса по рации Малыгина передали сигнал к наступлению, и в лесу за рекой послышалась автоматная и пулеметная стрельба, то и дело перебиваемая ухающими залпами минометов. Бронетехника Малыгина медленно появилась из балки и поротно принялась скатываться по склону к реке — как раз в то время, когда основные силы батальонов Бусарова покинули исходные позиции, чтобы присоединиться к атаке.

Едва танковые колонны приблизились к реке, как на дальнем берегу вновь появились передовые пехотные роты, выбитые из леса мощным вражеским огнем. Танкисты Малыгина не обратили внимания на отступающую пехоту. Перестроившись узкими колоннами тяжелых (KB) и средних (Т-34) танков, они стали перебираться на другой берег реки, следуя за танками-тральщиками. На другом берегу тяжелые танки раздавили немецкий бункер, Т-34 прошли по ледяному покрову реки без сопровождения пехоты, остановленной на своем берегу шквальным пулеметным огнем противника. Танки Малыгина углубились в лес и сразу вызвали на себя массированный огонь уцелевших немецких опорных пунктов, оборудованных 152-миллиметровыми артиллерийскими орудиями. Прекрасно зная, какая участь ждет бронетехнику, вступившую в бой без поддержки пехоты, Малыгин приказал своим батальонам вернуться к реке и воссоединиться с пехотой. Он намеревался возобновить атаку, но не мог найти способа убедить пехоту следовать за танками под огненным ливнем. В этот момент генерал Зыгин, обеспокоенный большими потерями танков, приказал Малыгину отвести раздосадованных танкистов обратно за реку. Тот выполнил приказ к полудню, потеряв примерно десять из пятидесяти танков. Теперь и командиры, и солдаты знали, что артиллерия не справилась со своей работой (114).

Все вести, которые Зыгин получал из главного сектора наступления на реке Молодой Туд, были скверными. Не удались не только атаки Бусарова и Малыгина: действия 373-й стрелковой дивизии полковника К. И. Сазонова и 135-й стрелковой дивизии В.Г. Коваленко выше по реке по тем же причинам завершились провалом. Несмотря на поддержку 81-й танковой бригады полковника Д.И. Кузьмина, пехоту остановил мощный огонь противника, и атакующим пришлось отступить обратно за реку. Поэтому генерал Зыгин нехотя приказал своим войскам перегруппироваться и приготовиться к очередной атаке на следующее утро. Само по себе досадное, поражение трех дивизий на центральном участке затмило эффектные успехи советских войск на фланге. Мало того, поражение позволило немецкому командованию более разумно перераспределить силы, чтобы отразить угрозы с флангов.

Самым ярким, хотя и временным, был успех, достигнутый советскими войсками в верховьях реки Молодой Туд, между одноименным населенным пунктом и небольшим притоком Дубенка, впадавшим в реку с востока. Здесь при поддержке 290-го стрелкового полка 186-й стрелковой дивизии генерал-майора В. К. Урбановича 100-я стрелковая бригада на рассвете форсировала реку. Сломив сопротивление рассеянных укреплений немцев на стыке 253-й и 206-й пехотных дивизий, атакующие продвинулись на пять километров в леса к северу от Дубенки, почти до самой дороги Молодой Туд-Оленине. Немецкий 473-й гренадерский полк 263-й пехотной дивизии отчаянно цеплялся за отдельные позиции к северу от Дубенки, напротив деревни Шарки, находящейся в руках русских. Тем временем небольшие подразделения 312-го гренадерского полка 206-й пехотной дивизии сдерживали наступление советских войск, закрепившись в деревнях Плеханове и Татьянино у самой дороги Молодой Туд-Оленине (115). Немцы не знали, сумеют ли без помощи удержать дорогу, хотя и понимали: если русские завладеют ею, все немецкие укрепления вдоль реки Молодой Туд станут не обороняемыми.

К счастью для немцев, к 18:00 начало прибывать подкрепление от гренадерского полка моторизованной дивизии «Великая Германия», что предотвратило возможную катастрофу. Первым прибыл мотоциклетный батальон, занявший резервные позиции близ населенного пункта Холмец в тылу 253-й пехотной дивизии. Вскоре после этого 1-й батальон гренадерского полка был переброшен на север по дороге на Оленине и по глубокому снегу вступил в бой с советской пехотой, занимающей деревушку Книшниково, расположенную восточнее Шарки, между позициями 206-й и 253-й пехотных дивизий.

В ожесточенном бою за каждый дом гренадеры выбили русские войска из деревни и подступили к северному берегу Дубенки прежде, чем были остановлены огнем русских и сильным снегопадом перед основными русскими укреплениями у Шарки. Когда стрельба утихла, 3-й батальон гренадерского полка в сопровождении 3-го артиллерийского дивизиона дивизии выдвинулся вперед по дороге, в помощь окруженным ротам 206-й пехотной дивизии, держащим оборону двух деревень у шоссе. 4-й батальон полка прибыл в район боя к утру (116).

Своевременное появление танковых гренадерских частей[11] предотвратило падение немецких укреплений, особенно потому, что советскую 100-ю стрелковую бригаду не поддерживала бронетехника, и сдержать ее удалось при небольшой помощи артиллерии. Тем не менее, в целом, катастрофы удалось избежать чудом, поэтому немцы в обороне поспешно провели реорганизацию, чтобы на следующий день нанести запланированный контрудар по маленькому советскому выступу — раньше, чем 39-я армия успеет поддержать его новыми частями пехоты или бронетехники.

На левом фланге 39-й армии еще одна второстепенная атака также увенчалась значительными успехами и в заметной степени отвлекла внимание немцев от их временных достижений и обороне реки Молодой Туд. На предмостном плацдарме у Глядово, южнее реки Волга, 136-я стрелковая бригада Зыгина при поддержке стрелкового полка 178-й стрелковой дивизии генерал-майора А.Г. Кудрявцева и двух отдельных танковых полков нанесли удар в восточном направлении, в сторону Зайцеве, из лесов между дорогой на Урдом и рекой Тилица. Мощная атака смела передовые немецкие укрепления, русские войска продвинулись на четыре километра, дошли до окраин Трушконо, где к ночи резервы 413-го гренадерского полка 206-й немецкой пехотной дивизии, наконец, остановили их. Угроза прорыва возникла также на левом фланге 451-го гренадерского полка соседней 251-й пехотной дивизии, которая только что отразила сильные удары частей русской 30-й армии дальше на востоке, на предмостном плацдарме у Волги.

Генерал Гильперт из 23-го армейского корпуса отбил, по всей видимости, главные удары русских у реки Молодой Туд, но, несмотря на это, атаки с флангов вынуждали его разбрасываться основными резервами — вместо того чтобы сосредоточить их в центре участка. Чтобы устранить угрозу прорыва на левом фланге, он ввел в бой части гренадерского полка «Великой Германии». Но в ту же ночь осложнившаяся обстановка на юге, в долине Лучесы, где еще более крупные русские соединения предприняли атаку, заставила Гильперта отправить основные гренадерские части в сектор, оказавшийся в условиях максимальной угрозы. В центре Гильперт ввел в бой несколько артиллерийских батальонов и две роты резервного 53-го гренадерского полка 14-й моторизованной дивизии, которые вместе с упрямыми солдатами 310-го гренадерского полка 206-й дивизии сумели отразить танковый удар русских, форсировавших Молодой Туд. Вечером Гильперт отправил оставшийся 53-й гренадерский полк в поддержку второй линии обороны 206-й пехотной дивизии, а 11-й гренадерский полк 14-й моторизованной дивизии — для укрепления правого фланга 206-й дивизии, оказавшегося под угрозой (117). Все это время генерал Гильперт пристально следил за возобновившимися атаками русских на востоке, близ самого Ржева. Гильперт не мог ввести в бой у Молодого Туда всю 14-ю моторизованную дивизию, не убедившись, что сектор 206-й пехотной дивизии — единственный очаг наступления русских на всей растянутой северной оконечности Ржевского выступа. Помимо небольшого подразделения дивизии «Великая Германия», 14-я дивизия была последним резервом Гильперта.

Недовольный неудачными действиями армии у реки Молодой Туд, генерал Зыгин хотел бы иметь возможность развивать местный успех на флангах. Но когда он доложил генералу Пуркаеву о результатах действий этого дня и попросил разрешения перебросить основные силы на фланги, Пуркаев отказал ему и потребовал следовать первоначальному плану. Пока Зыгин мечтал о дерзких охватах, искусных маневрах и вхождении в Оленине победным маршем, Пуркаев помнил о первоочередной задаче 39-й армии — оказывать неослабевающее давление на немецкие укрепления и сковывать как можно больше немецких резервов, чтобы облегчить задачу крупным силам, атакующим на юге. Поэтому Пуркаев требовал, чтобы Зыгин придержал свои основные резервы, чтобы воспользоваться ими в дальнейшем. Таким образом, его резервные 348-я стрелковая дивизия, 101-я стрелковая бригада и 46-я отдельная механизированная бригада должны были оставаться на месте, пока армия Зыгина не добьется более существенных успехов в наступлении. Тем временем Зыгин сосредоточил внимание на переформировании своих частей для возобновления атаки завтра в секторе Молодого Туда, а войскам на фланге предоставил возможность справляться с ситуацией своими силами. Сам Зыгин вместе со штабом перебрался на новый командный пункт армии к востоку от Тройни и к северу от реки Молодой Туд, откуда было легче наблюдать за ходом боевых действий.

Позднее вечером Зыгин получил от своего начальника разведки, полковника М.А. Волошина, известия, которые отчасти лишили его оптимизма по поводу перспектив армии, но свидетельствовали об успешном осуществлении общего замысла Пуркаева. Отряд глубокой разведки доложил, что большая часть немецкой 14-й моторизованной дивизии и часть 5-й танковой дивизии направляются в этот сектор. Зыгин упрекал Волошина, спрашивая: «Откуда они взялись? Почему не указаны на карте?», но, несмотря на его упреки и досаду Волошина, эти новости позволили Зыгину в последнюю минуту изменить планы атаки в соответствии с новой потенциальной угрозой (118). Рано утром 26 ноября Зыгин приказал командирам своей дивизии, развернутой вдоль Молодого Туда, сузить участки атаки и приготовиться к введению в бой полков второго эшелона, как только передовые части переберутся через реку. Кроме того, он приказал левофланговым резервам, 101-й стрелковой и 46-й механизированной бригадам, начать выдвигаться вперед из районов сбора.

Дневной свет озарил берега Молодого Туда, и новая атака советских войск началась в то же время, что и вчера. Ей опять предшествовала несколько более мощная артподготовка. Но в отличие от вчерашнего дня, снегопад прекратился, видимость значительно улучшилась, и хотя над долиной зависли низкие тучи, авиация смогла участвовать в подготовке к атаке. В 9:00 загрохотали орудия, а часом позже пехота и танки ринулись в атаку через реку. На этот раз огонь артиллерии оказался более эффективным, артиллеристам удалось поразить злополучные немецкие опорные пункты, которые вчера нанесли такой серьезный урон пехоте и танкам.

28-я танковая бригада полковника Малыгина форсировала реку вместе с массированной пехотой 158-й стрелковой дивизии полковника Бусарова и быстро закрепилась в лесах на дальнем берегу реки (см. карту 13). Несмотря на мощный огонь противника, советская поддерживающая артиллерия сумела разгромить часть немецких опорных пунктов, и они один за другим сдавались наступающим танкам. К ночи атакующие советские войска оттеснили немцев на два километра от линии фронта, к тыловым коммуникациям и деревне Бортники. Штурмовать деревню Малыгин и Бусаров собирались утром и с облегчением вспоминали, что, по крайней мере, река Молодой Туд уже форсирована и осталась позади (119).

На западе 81-я танковая бригада полковника Д. И. Кузьмина перебиралась через реку под шквальным огнем противника, у деревни Казакове. Хотя в ходе атаки был ранен сам Кузьмин, танк которого стал жертвой немецкого противотанкового снаряда, бригада продолжала наступать вместе со стрелками 135-й стрелковой дивизии полковника В.Г. Коваленко. К ночи они тоже продвинулись на два километра и после тяжелых боев захватили деревню Палаткино. Немецкая пехота при небольшой поддержке танков неоднократно предпринимала контратаки, но деревню так и не отвоевала. Второй оборонительный рубеж немецкого 301 — го гренадерского полка 206-й дивизии был прорван, и брешь закрыть не удалось (120). Но едва Зыгин успел поздравить себя с победой на центральном участке, как ему доложили, что на левом фланге армии 100-я стрелковая бригада подверглась мощной контратаке и рискует потерять завоеванные позиции. Возобновить удары ранним утром в направлении дороги на Оленине бригада не смогла из-за сопротивления противника в двух деревнях у дороги и отсутствия поддержки бронетехники. Вскоре немецкие танки и пехота нанесли удар по южному флангу русских к северу от Дубенки, захватили Шарки и оттеснили русских к реке Молодой Туд, угрожая взять в окружение всю бригаду. На востоке еще одна немецкая подвижная группа устремилась на север по дороге и развернулась для атаки в поле напротив северного фланга бригады. Прибытие единственного стрелкового батальона 290-го стрелкового полка незадолго до наступления ночи подкрепило ослабевшую оборону бригады, но уже было ясно, что на следующее утро новые атаки немцев отразить не удастся. Несмотря на шаткое положение бригады, Зыгин отдал ей приказ продолжать бои, не сходя с места.

На левом фланге армии 136-я стрелковая бригада и поддерживающая ее бронетехника нанесли удар в западном направлении, в сторону Зайцеве, но не смогли уничтожить немецкие укрепления вокруг деревни Трушково у главной дороги. К ночи немцы стянули подкрепление к северу и к югу от открытых позиций русских прежде, чем Зыгин смог направить свою резервную 101-ю стрелковую бригаду и 46-ю механизированную бригаду для закрепления успехов 136-й бригады.

Несмотря на опасность на одном фланге и успех на другом, внимание Зыгина было приковано к центру. Ночью 26 ноября он приказал всем войскам, в том числе во второстепенных секторах напротив населенного пункта Молодой Туд и на реках Молодой Туд и Волга, утром следующего дня возобновить наступление. Пуркаев требовал оказывать на противника максимальное давление, и Зыгин намеревался выполнить его приказ.

Генерал Гиттер, командующий 206-й пехотной дивизией, лихорадочно работал вместе с генералом Гильпертом в штабе корпуса, чтобы стабилизировать обстановку на центральном участке, что было в лучшем случае трудно, учитывая возросшие потребности в резервных войсках. Поздно вечером 26 ноября Гильперт уже приказал 1-му батальону гренадерского полка выдвинуться на юг, в сторону Лучесы. Затем он поднял по тревоге 3-й батальон вместе с противотанковым батальоном, саперной ротой, ротой противовоздушной обороны и 3-м батальоном артиллерийского полка, и 27 ноября придал их боевой группе Келера. Гренадерским войскам было дано менее двадцати четырех часов на устранение угрозы на левом фланге 206-й пехотной дивизии, а затем основным силам предстояло перебазироваться на юг (121).

Приказы Гильперта означали, что полкам 14-й моторизованной дивизии придется справляться со всеми кризисными ситуациями, где бы они ни возникали. Весь день 53-й гренадерский полк поддерживал 206-ю дивизию в секторе Молодого Туда, но, несмотря на то, что к ночи с правого фланга 206-й пехотной дивизии был прислан батальон, наступление русских едва удалось остановить. На правом фланге 11-й гренадерский полк помогал немецким войскам упорно удерживать Трушково, а ночью перегруппировался, готовясь к новым контратакам в зоне прорыва русских с севера и с юга. Если Зыгину приходилось атаковать на всех участках, то Гильперт и Гиттер на тех же участках были вынуждены затыкать бреши. Поскольку сила ударов русских возрастала, немецким командирам было ясно, что заткнуть все дыры им просто не успеть. Поэтому ближе к ночи генерал Гиттер приказал своим батальонам, обороняющим предмостный плацдарм к северу от Молодого Туда, приготовиться к завтрашнему отступлению. В то же время он дал разрешение на общее отступление войск от реки Молодой Туд в случае подавляющего натиска противника. Гиттер рассудил, что только путем сокращения протяженности одного участка фронта удастся сосредоточить войска, чтобы предотвратить падение всего сектора.

С усиливающимся натиском противника немцы столкнулись 27 ноября: три стрелковых советских дивизии возобновили общее наступление, поддерживаемые 81-й и 28-й танковыми бригадами. В конце дня командиры дивизии ввели в бой полки второго эшелона, удары противника вынудили Гиттера отдать первый ряд приказов об отступлении. И сразу же 875-й стрелковый полк 158-й стрелковой дивизии полковника Бусарова и 386-й стрелковый полк 178-й стрелковой дивизии генерала Кудрявцева, до сих пор дислоцированные в тихом секторе в низовьях Молодого Туда и Волги, форсировали реки и присоединились к наступлению. Немцы отошли от Молодого Туда, оставив предмостный плацдарм советской 117-й стрелковой бригаде. 1235-й стрелковый полк 373-й стрелковой дивизии полковника Сазонова также перебрался через реку и усилил основной удар дивизии, выбивший немецкие войска из Малых Бредников(122).

Несмотря на сильное давление, к ночи немцы вновь стабилизировали линию обороны, протянувшуюся на восток от южной окраины Малых Бредников. Обнадеженный сегодняшними успехами на левом фланге, генерал Гиттер надеялся, что уже 28 ноября батальоны гренадерских полков дивизии «Великая Германия» удастся использовать в центральном секторе. В таком случае наступление советских войск будет остановлено. В противном — немецкие укрепления неизбежно падут.

Днем оставшиеся гренадерские части дивизии «Великая Германия» блестяще действовали на левом фланге 206-й пехотной дивизии. Пока 4-й батальон наносил удары из долины Дубенки, 3-й батальон вошел в леса с севера, перерезал путь 100-й стрелковой бригаде, взял ее в клещи и погнал обратно через лес к реке Молодой Туд. К ночи к востоку от реки в лесах держалось лишь несколько отбившихся русских подразделений, в целом же танковым гренадерским частям удалось восстановить первоначальную линию обороны в этом секторе. Однако надежды Гиттера на значительную помощь в центре рухнули: к ночи 3-й батальон стремительным маршем устремился на юг, в долину Лучесы. Все, что мог сделать утром оставшийся 4-й батальон — отправить несколько рот поддержать 301-й гренадерский полк в центре участка 206-й пехотной дивизии. Тем временем на правом фланге дивизии 11-й гренадерский полк 14-й моторизованной дивизии контратаковал русскую 136-ю стрелковую бригаду и вытеснил ее с узкого выступа к западу от Трушково. Позднее вечером он пропел рокировку с 413-м полком 206-й пехотной дивизии, что позволило использовать ее в качестве подкрепления в центральном секторе, с целью защиты стратегически важного населенного пункта Урдом (123). Не обращая внимания на препятствия на флангах, генерал Зыгин радовался дневному продвижению, особенно захвату Молодого Туда и общим продвижением на центральном участке армии. Позднее вечером он известил Пуркаева о том, что будет продолжать общее наступление на Урдом, прекратив атаки на флангах. Удовлетворенному Пуркаеву не терпелось сообщить Жукову о взятии Урдома уже на следующий день, в штабе фронта.

Затишье царило на флангах 39-й армии все утро 28 ноября, пока очередная артподготовка не возвестила возобновление атаки в центре (см. карту 14). Последовавшее сражение продолжалось без перерывов два дня, но, несмотря на все старания трех стрелковых дивизий и двух танковых бригад Зыгина, к ночи 29 ноября укрепления 206-й пехотной дивизии по-прежнему были целы, а Урдом находился в руках немцев.

Наступающие советские стрелковые полки, сражающиеся бок о бок с танковыми батальонами 81-й и 28-й танковых бригад, то и дело натыкались на немецкие опорные пункты, образующие сеть вокруг деревень, разбросанных по лесистой и холмистой местности. Глубокий снег затруднял перемещения и маневры. 28 ноября в середине дня подоспела немецкая мотопехота и начала бесконечную череду контратак против наступающей советской пехоты и танков. Следя заходом атаки своей 28-й и 81-й танковой бригады погибшего полковника Кузьмина, полковник Малыгин отправил 242-й танковый батальон широким обходным маршем вокруг немецкого опорного пункта Брюханово к западной стороне немецких укреплений под Урдомом. Но батальон наткнулся на сидящий в засаде в лесах к западу от города немецкий противотанковый и артиллерийский батальон и был вынужден отступить с тяжелыми потерями. Тем временем пехота 373-й стрелковой дивизии заняла Брюханово, и полковник Малыгин отправил 28-й танковый батальон защищать соседнее Лисино, где этот батальон отразил очередную атаку немецкой мотопехоты и нескольких танков (124).

Борьба с переменным успехом продолжалась до ночи 29 ноября, и хотя небольшие группы советских танков и пехоты приближались к Урдому, все они были вынуждены отступить с огромными потерями. К ночи усталые советские войска отошли к южным окраинам Лисино и Брюханово, где Малыгин, полковник Сазонов из 373-й стрелковой дивизии и полковник Коваленко из 135-й стрелковой дивизии разработали план объединенного штурма Урдома следующим утром. Два дня сражений стоили командирам дивизии почти половины солдат, а Малыгину — более половины бронетехники. Хуже того, 28 ноября Жуков побывал в штабах Пуркаева и Зыгина, чтобы узнать, как продвигается операция 39-й армии (125). Продвижением Зыгина он остался доволен, но потребовал ускорить атаку на следующий день. Учитывая серьезные потери, которые уже понесла армия, с одобрения Жукова и Пуркаева Зыгин запланировал на следующий день, во время наступления на Урдом, ввести в бой 348-ю стрелковую дивизию полковника И.А. Ильичева, главный резерв армии.

Генерал Гильперт из 23-го армейского корпуса уже к вечеру 27 ноября ввел в бой в буквальном смысле все свои резервы, и хотя они справились с задачей, еще многое предстояло. Необходимость перебросить боевую группу Келера со всеми боевыми батальонами «Великой Германии», кроме одного, к югу от реки Лучеса еще сильнее осложняла положение, ибо теперь Гильперту приходилось полагаться исключительно на бесперебойную переброску скудных тактических резервов между секторами, оказавшимися под угрозой. Именно этим он и занимался 28 ноября, когда русские возобновили атаки в центре. Большую часть 4-го батальона гренадерского полка дивизии «Великая Германия» Гильперт отправил вместе с инженерным батальоном дивизии на помощь 206-й пехотной дивизии. Весь день гренадерский батальон сражался на окраинах Брюханово, а на следующий день — на подступах к Урдому, где сдерживал натиск противника, несмотря на огромные потери. Когда наступила ночь 29 ноября и русские стали перегруппировываться, готовясь к очередному штурму населенного пункта, генерал Гильперт ввел в бой свои последние резервы — новый лыжный батальон дивизии «Великая Германия» и несколько рот танкового батальона, возложив на них защиту Урдома весь следующий день. К этому времени остатки уже пострадавшего в боях 413-го полка также можно было использовать в этом секторе (126).

В довершение всех бед этого дня, незадолго до полуночи генерал Гильперт получил невнятное предупреждение об интенсивных передвижениях русских частей из 87-й пехотной дивизии, оборонявшейся к западу от Ржева. В этот момент командиру 23-го корпуса меньше всего была нужна еще одна крупная атака противника в совсем другом секторе. Сосредоточив внимание на битве за Урдом, он решил, что беспокоиться и принимать меры будет только после разрешения нынешнего кризиса.

29 ноября наступило и прошло. Жуков покинул штаб Калининского фронта, Урдом по-прежнему оставался в руках немцев. Генерал Пуркаев сказал генералу Зыгину об этом поздно вечером и вскользь напомнил, что случается с командирами, которые не выполняют свои обещания. В напоминаниях Зыгин не нуждался. Завтра он решил бросить все свои войска на захват Урдома. Словно для того, чтобы подчеркнуть эту мысль, он приказал начальнику штаба перебазировать командный пункт армии в деревню Поздняково, расположенную всего в десяти километрах от линии фронта. Там он позаботится о том, чтобы штурм увенчался успехом.

Примечания:

1

— смелое утверждение — типа «я заблуждаюсь, но искренне»;-)

9

Буквой «К.» и цифрой обозначались в вермахте мотоциклетные батальоны танковых дивизий. Они выполняли, кроме прочего, разведывательные функции, но их не нужно путать с собственно разведывательными батальонами (Aufklarungsabteilung), обозначавшимися аббревиатурой «АА» и цифрой, однозначно определявшей принадлежность разведывательного батальона к определенному соединению. (Примеч. ред.)

10

Журнал боевых действий. (Примеч. ред.)

11

Приставка «танковый» обозначала принадлежность к танковой или моторизованной дивизии, а не наличие в составе данных частей бронетехники. Приставка Pz. (Panzer) добавлялась даже к названию батальона связи и саперного батальона дивизий, хотя они никогда не имели танков. (Примеч. ред.)