Глава 10

Иные направления сотрудничества

Помимо совместных усилий в области военной промышленности, подготовки кадров в военно-учебных центрах райхсвера, испытаний различной военной техники, разработок в области оперативного искусства и ведения боевых действий на суше с использованием новых видов вооружений развивалось сотрудничество и по другим направлениям.

Итак, обмен разведданными. Начало ему было положено, как минимум, в дни Рурского кризиса (январь 1923 г.), когда Зект и Хассе ознакомили Радека и Крестинского с имевшимися у немцев сведениями о положении под Мемелем и о мобилизационных мероприятиях поляков, вторжения которых в Германию на стороне Франции опасались немецкие политики и военачальники. Тогда же была достигнута устная договоренность «держать друг друга в курсе» сведений подобного рода, которыми располагали обе стороны[207].

Уншлихт в ходе визита в Берлин в марте 1926 г., излагая советскую программу дальнейшего развития военного сотрудничества, одним из пунктов назвал также обмен разведданными. Причем он говорил, что советская сторона передала «все, могущее их интересовать». Зект же, судя по отчетам советской делегации, выражал надежду «получить от нас в будущем больше», и предлагал составить специальные вопросники с тем, чтобы «дать направление разведывательным органам другой стороны». Этот обмен разведданными продолжался до начала 30-х годов и являлся одним из подтверждений, свидетельствовавших о значительно более тесном германо-советском военном сближении, чем полагают некоторые западные и российские исследователи.

Здесь, конечно, нельзя исключать того, что, передавая такого рода информацию, Москва рассчитывала этим искусственно подогревать и без того сильные в Германии и райхсвере антипольские настроения. Как представляется, в массу передававшегося материала Разведупр мог подмешивать и дезинформацию, что, впрочем, является одной из задач в деятельности любой разведки.

В 1924–1926 гг. в СССР была послана группа инструкторов-авиаторов из числа офицеров-летчиков кайзеровской армии, имевших боевой опыт, а также технических специалистов (так называемая группа Шредера). В октябре 1923 г. в разгар «пассивного сопротивления» франко-бельгийской оккупации Рура Лит-Томзен ездил в СССР с целью разместить там закупленные в Голландии на средства «Рурского фонда» самолеты «Фоккер», и — по согласованию с Главначвоздухфлота Республики Розенгольцем — ознакомиться с русской авиацией и авиационной промышленностью. Москва согласилась принять самолеты. Одним из ответных шагов явилась отправка в Советский Союз группы немецких инструкторов-авиаторов. Брокдорф-Ранцау в беседе с Троцким 24 июня 1924 г. упоминал о предстоявших переговорах Лит-Томзен — Розенгольц относительно их использования в СССР, указав, что это «лучшие летчики» Германии.

8 августа 1924 г. «группа Шредера», состоявшая из семи человек, приступила к работе (Шредер, М. Фибиг, X. Йоханнессон, Дите, Дросте, Рат, Хазенор). Немецкий исследователь М. Цайдлер именует эту группу «группой Фибига», однако в документах райхсвера она называется «группой Шредера»[208]. Ее деятельность с немецкой стороны возглавлял и курировал Лит-Томзен. В течение двух лет немецкие авиаторы передавали свои знания и опыт советским коллегам. Двое из них, X. Йоханнесон и М. Фибиг, были заняты в научно-техническом комитете ВВС. С 1925 г. Фибиг работал в качестве инструктора-преподавателя в Академии Воздушного Флота (ныне военно-воздушная инженерная академия им. проф. Н. Е. Жуковского) в области использования авиации в ходе боевых действий и ведения войны в воздухе. Три технических специалиста были заняты в работе по конструированию и изготовлению авиамоторов, один из них создал в мастерских аэродрома в Тушино под Москвой стенд для испытания моторов, который затем был растиражирован в СССР. Еще один специалист в области стрелкового оружия в качестве советника был направлен в Серпухов в школу, специализировавшуюся в вопросах авиационного стрелкового оружия и бомбометания. Шредер после завершения годового срока своей работы в СССР отказался от продления контракта, как это сделали остальные члены группы, и вернулся в Германию.

В мае 1926 г. «группа Шредера» была распущена. Трое (Йоханнессон, Дите, Дросте) были переведены в авиашколу Липецка, капитан Рат перешел в «Центр Москва» и стал адъютантом Лит-Томзена. Фибиг вернулся в Германию и поступил на фирму «Дойче Люфтганза». Фибиг не очень высоко отзывался о результатах своей работы, однако ценность работы технических специалистов несомненна.

В августе 1925 г. группа высокопоставленных офицеров райхсвера впервые присутствовала на маневрах Красной Армии, открыв тем самым еще одно направление сотрудничества — взаимное участие наблюдателей на маневрах и учениях армий обеих стран. Немецкие офицеры прибыли в Советский Союз в штатском под видом «германских рабочих-коммунистов». Среди них были майор Э. Чунке (брат Ф. Чунке, руководившего ГЕФУ), начальник контрразведки райхсвера Тюммлер (псевдоним —?), немецкий военный теоретик Фр. Кохенхаузен (Каспари-Кохенхаузен), летчик Иннерле и еще несколько человек[209].

Почти одновременно, в конце августа — начале сентября 1925 г. состоялся «ответный визит»: группа красных командиров (краскомов) под видом «болгар» прибыла в Германию и присутствовала на осенних маневрах райхсвера. Делегацию возглавлял член РВС СССР, помощник начальника Штаба РККА М. Н. Тухачевский. Советские командиры присутствовали на тактических занятиях отдельных родов войск (шесть дней), а затем участвовали в «общих маневрах», где они были представлены Зекту. Крестинский, а затем и немцы после завершения программы устроили банкет.

Первый секретарь полпредства СССР в Германии А. А. Штанге по итогам этого «визита» писал в дневнике от 19 сентября 1925 г.:

«Тов. Тухачевский <…> отметил важное значение, которое имеет более детальное ознакомление представителей обеих армий. Он указал, что сейчас он и его коллеги присутствовали, так сказать, на экзамене, но они не видели еще своих германских товарищей в повседневной жизни и работе».

И далее о впечатлениях офицеров германского штаба:

«<…> я должен, во-первых, отметить, видимо, совершенно искреннее удовлетворение, вынесенное как из поездки германских представителей в СССР, так и из посещения Германии нашими товарищами. Полковник и майор (О. фон Штюльпнагель и X. Фишер. — С. Г.), оба рассыпались в комплиментах по адресу наших товарищей, искренне удивляясь их эрудиции даже в отношении немецкой военной литературы. Должен добавить, что внешнее впечатление, которое производили прибывшие товарищи, было действительно великолепно. Они держали себя с большой выдержкой и тактом, причем в то же время не чувствовалось абсолютно никакой натянутости. Немцы, приехавшие из СССР, в полном восторге от оказанного им там приема»[210].

После 1925 г. взаимный обмен и посылка на маневры и крупные учения военных делегаций высших офицеров армий обеих стран, а также посылка краскомов на учебу в германскую военную академию были поставлены на регулярную основу. Более того, до 1930 г. Германия была, пожалуй, единственной страной, чьи офицеры участвовали в крупных осенних маневрах Красной Армии. Согласно записи германского посла в СССР X. фон Дирксена, датированной 21 ноября 1928 г., от райхсвера в 1926 г. в СССР было направлено 25 человек, 8 из них присутствовали на маневрах, 14 выезжали в учебные центры (Липецк, Тоцкое), 1 присутствовал на испытаниях химоружия, 2 участвовали в полевых поездках. От РККА в Германию было командировано 13 человек[211]. 8 из них присутствовали на учениях и маневрах, 3 краскома участвовали в полевых поездках, 2 краскома были прикомандированы к военному министерству Германии и обучались на последнем (третьем) курсе германской военной академии[212]. Чтобы не вызывать гнев Антанты академия, существовавшая де-факто, де-юре, в обход Версаля, скромно называлась академическими курсами. Первыми советскими слушателями были преподаватели Военной академии РККА им. М. В. Фрунзе М. С. Свечников и С. Н. Красильников. В докладе на имя начальника Академии Р. П. Эйдемана от 8 февраля 1927 г. они дали поразительную по точности картину внутриполитического положения в Германии и перспективу его развития:

«Рейхсвер, вообще, и Генеральный Штаб, в частности, крайне отрицательно относятся к существующему демократически-парламентскому строю, руководимому социал-демократической партией. <…> Пацифизм, естественно, встречает в этих кругах самое отрицательное отношение. Целый ряд унижающих достоинство Германии фактов со стороны союзнической комиссии разжигают еще больше шовинистические настроения не только в Рейхсвере, но и в широких мелкобуржуазных слоях.

Неизбежность реванша очевидна. Во всем сквозит, что реванш есть мечта германского Генерального Штаба, встречающего поддержку в крайне правых фашистских группировках Германии. Необходимой предпосылкой для успешного ведения войны считается установление диктатуры и сведение парламентского строя на нет. Однако необходимо оговориться, что монархическая идея имеет сравнительно ограниченное число сторонников. Поэтому реакция возможна не в сторону монархии, а в направлении фашизма.

Военные круги отлично сознают невозможность военного единоборства с Францией, имея в тылу у себя Польшу и Чехословакию. Поэтому они озабочены подыскиванием соответствующих союзников. <…> Ненависть военных кругов к Франции — чрезвычайно остра. Занятия (тактические) в Генштабе и в Академии показывают, что армия готовится к войне с Францией и Польшей.

Блок с Англией встречает много затруднений, во-первых, потому, что Англия поддерживает <…> в своей антирусской политике Польшу, враждебность к которой чрезвычайно остра в Германии, особенно в военных и правых кругах. Во-вторых, военная поддержка Англии на континенте оценивается Генштабом весьма невысоко, особенно в первый период войны, весьма тяжелый для Германии. Наконец, близость Англии и Франции в политическом отношении является также сдерживающим моментом по отношению к Англии <…>. Поэтому, в силу вещей, Германский Генштаб, по нашим наблюдениям, видит единственную реальную силу, могущую дать прирост его военной мощи, это — дружественные отношения с Советской Республикой. Наличие общего противника — Польши, опасного для Германии вследствие географических условий, еще более толкает Германский Генштаб по пути тесного сближения с Советской Россией»[213].

Примечания:

2

См.: Рапалльский договор и проблема мирного сосуществования: Сб. статей. М., 1963; Ахтамзян А. А. Рапалльская политика. Советско-германские дипломатические отношения в 1922–1932 гг. М., 1974.

20

Впоследствии, с января по июнь 1922 г. — министр иностранных дел Германии в кабинете И. Вирта, подписавший 16 апреля 1922 г. с германской стороны советско-германский Рапалльский договор.

21

Однако германский генералитет нашел оригинальный выход из подобной ситуации. Были созданы новые управленческие структуры:

руководство сухопутных сил (Heeresleitung) и войсковое управление (Truppenamt). Руководитель первого органа являлся фактически главнокомандующим райхсвером. Сначала им стал военный министр Пруссии генерал В. Райнхардт. Что касается войскового управления, то это был генеральный штаб в закамуфлированном виде. С момента начала его функционирования — с 24 ноября 1919 г. и по 18 марта 1920 г. его возглавлял последний начальник большого генерального штаба германской армии генерал X. фон Зект. В марте 1920 г. после ликвидации капповского путча он был назначен главкомом райхсвера вместо Райнхардта и оставался на этом посту вплоть до октября 1926 г. Начальником же генштаба райхсвера вместо него стал генерал В. Хайе.

В дальнейшем автор оперирует терминами «главнокомандующий райхсвером» (Chefder Heeresleitung, Chefder HL) и «генеральный штаб» (Truppenamt, ТА).

207

АВП РФ, ф. 04, оп. 13, п.79, д. 49957, л. 1.

208

См.: док. Миттельбергера для военного министра Тренера от 23 января 1928 г. См.: Bundesarchiv, Koblenz, NL/116, Bl.87–97 (B1.89).

209

РГВА, ф. 33987, оп. 3, д. 98, л. 78.

210

АВП РФ, ф. 04, оп. 13, п.87, д. 50123, л. 19.

211

РГВА, ф. 33987, оп. 3, д. 151, л. 111.

212

Erickson John. Op. cit., p.258.

213

РГВА, ф. 33987, оп. 3, д. 148, л. 76–78.