|
||||
|
|
Разведчики и цензураШифр – это язык разведчиков, а они обычно вынуждены вести свои тайные разговоры шепотом. Успех разведчика, да и сама его жизнь, зависят от умения оставаться незамеченным. Шифрованные сообщения, посылаемые им в явной форме, немедленно привлекут внимание контрразведки. И все же связь разведчику совершенно необходима, иначе его работа будет бесполезной. Поэтому, вместо обычных способов секретной связи, он выбирает наиболее изощренные. Разведчик использует коды, имеющие вид обычных открытых текстов, невидимые чернила, послания микроскопически малых размеров, то есть стеганографические методы, которые скрывают сам факт отправки какого-то сообщения. Чтобы лишить иностранных разведчиков возможности пользоваться этими методами, при отделениях почтовой и телеграфной связи создаются мощные фильтрующие организации, в задачу которых входит обнаружение и пресечение тайной переписки. Эти фильтры, беспрепятственно пропускающие все безвредные сообщения, представляют собой органы цензуры. Цензура ведет свою родословную от «черных кабинетов» XVIII века и в демократических странах является порождением войны, а в диктаторских – тирании. В широких масштабах цензура была впервые введена англичанами во время Первой мировой воины и уроки, которые усвоила тогда Англия, она с успехом применила 20 лет спустя, когда вновь принялась фильтровать всю переписку. В декабре 1940 г. один из сотрудников органа цензуры, который англичане создали на Бермудских островах в просторном отеле «Принцесса», обратил внимание на письмо, отправленное из Нью-Йорка в Берлин. Это письмо вызвало подозрение, так как в нем подробно говорилось о морских перевозках англичан и использовались некоторые выражения (например, при описании вооружения кораблей употреблялось слово «cannon»75 вместо «gun»76), которые наводили на мысль, что автором письма был немец. В конце письма стояла подпись: «Джо К.». В результате наблюдения, установленного с целью выявления других писем, написанных этим же почерком, был обнаружен целый ряд посланий, направленных, главным образом, в Испанию и Португалию. Их язык показался цензорам несколько неестественным. Поэтому они попытались установить, не является ли это признаком тайнописи, и по возможности определить подлинное содержание писем. Среди этих цензоров была Надя Гарднер, молодая женщина с упорным характером, которая пришла к выводу, что в письмах использовались невидимые чернила. Традиционные проверки с помощью химикалиев, которые выявляют обычные симпатические чернила, дали отрицательные результаты. Но Надя не отступила. По ее просьбе химики произвели проверку с помощью паров йода (этот метод был изобретен еще в Первую мировую войну), и, к их удивлению, на оборотной стороне листов писем действительно проступила тайнопись:
Эти послания были написаны раствором пирамидона, который часто применяется как лекарство от головной боли и продается почти в любой аптеке. Однако личность их отправителя установить не удалось. На письмах не было обратного адреса, да и вряд ли подпись «Джо К.» содержала подлинное имя и инициал разведчика. Наконец, в одном из писем Джо К. английская цензура прочитала, что 18 марта какой-то «Фил» был смертельно ранен в автомобильной катастрофе в Нью-Йорке и скончался в больнице. Сотрудники ФБР быстро выяснили, что пострадавший был более известен под именем Хулио Лидо и что, по показаниям свидетелей, после катастрофы сопровождавший Лидо человек схватил принадлежавший ему портфель и скрылся. В ФБР вскоре обнаружили, что Хулио Лидо по-настоящему звали Ульрихом Остеном и что автором писем Джо К. был некий Курт Людвиг, который родился в Огайо, но воспитывался в Германии и приехал в США в марте 1940 г. для создания разведывательной организации. При аресте у Людвига было обнаружено несколько бутылок пирамидона. Другой немецкий разведчик, выловленный английской цензурой на Бермудах, получил смертный приговор. В ноябре 1941 г. у бдительного цензора вызвал подозрение почерк письма, написанного по-испански и отправленного из Гаваны в Лиссабон. Он подверг это письмо обычной проверке с целью обнаружения симпатических чернил. Предположение цензора подтвердилось: было найдено длинное сообщение, в котором перечислялись суда, грузившиеся в порту Гаваны, и затрагивался вопрос о строительстве на Кубе военного аэродрома. Всем цензорам было дано задание разыскивать письма с таким почерком. Вскоре был выявлен подлинный адрес их отправителя в Гаване, написанный симпатическими чернилами. 5 сентября 1942 г., накопив достаточное количество улик, американская полиция арестовала некого Гейнца Лунинга. Он был послан в Гавану из Германии в сентябре 1941 г. Из отправленных им в Европу 48 писем английские цензоры перехватили все, кроме пяти. 9 ноября 1942 г. Лунинг был расстрелян за шпионаж. После нападения Японии Соединенные Штаты создали собственный орган цензуры. Вскоре его штат насчитывал около 15 тысяч сотрудников, которые размещались в 90 зданиях по всей стране, проверяли ежедневно около миллиона писем, подслушивали бесчисленное множество телефонных разговоров, просматривали кинофильмы, газеты, журналы и знакомились со сценариями радиопередач. Миллионы американцев получали письма в конвертах со следами ножниц цензора и штампом «Вскрыто цензурой». Чтобы перекрыть максимальное число стеганографических каналов связи, американская цензура категорически запретила отправление по почте целого ряда сообщений. Были отменены шахматные матчи по переписке. Из писем вымарывались кроссворды, так как у цензоров не хватало времени решать их, чтобы проверить, не содержат ли они тайные послания. Из почтовых отправлений изымались газетные вырезки, потому что они могли содержать секретный текст. Не разрешалось пересылать по почте табели успеваемости учащихся. Одно письмо с инструкциями по вязанию было задержано до тех пор, пока цензор не связал по ним свитер, чтобы проверить, не содержат ли они какой-либо скрытой информации. В каждом цензурном отделении имелся запас марок: цензоры снимали подозрительные марки и заменяли их другими того же достоинства, но с иным номером и рисунком. Чистая бумага, которую жители США часто посылали своим родственникам, проживавшим в странах, где не хватало бумаги, также заменялась из соответствующих запасов, чтобы исключить применение симпатических чернил. Конфисковывались даже детские рисунки, которые родители слали дедушкам и бабушкам, так как среди этих рисунков могли попасться закодированные карты или схемы. Согласно правилам, установленным американской цензурой для телеграфа, запрещалось посылать любой текст, который был непонятен цензору. Иногда цензоры специально перефразировали сообщения. Эта практика вызвала к жизни классический анекдот, родившийся еще в годы Первой мировой войны. К цензору на стол попала телеграмма следующего содержания: «Отец умер». Цензор немного подумал, вычеркнул «умер», написал «скончался» и отправил телеграмму по адресу. Вскоре после этого на стол к цензору поступила ответная телеграмма с вопросом: «Отец умер или скончался?» Телеграммы с заказами на цветы («Вручите субботу моей жене три белые орхидеи») предоставляли настолько удобную возможность для передачи секретной информации, что цензоры запретили указывать в них названия цветов и день вручения. Ни одна американская фирма не могла пользоваться собственным телеграфным кодом без разрешения цензуры. Под давлением англо-американских союзников Аргентина, которая не порвала дипломатических отношений с Германией, наложила запрет на передачу кодированных сообщений. Примеру Аргентины и США последовала нейтральная Швеция, которая требовала предоставления копий используемых кодов и не разрешала применять шифрование. Лишь в Швейцарии отсутствовали любые ограничения в отношении пользования кодами или шифрами. Меры предосторожности принимались также в отношении средств массовой информации. Газеты должны были проявлять осторожность при публикации различных объявлений. Были взяты под контроль коммерческие радиостанции, поскольку с их помощью можно было быстро и без труда передавать условные сигналы для подводных лодок или агентов противника, что весьма наглядно продемонстрировал один офицер военной разведки за год до Перл-Харбора. Он ухитрился передать условным языком следующее тайное сообщение:
Ни диктор, прочитавший текст на условном языке, ни директор радиостанции, ни тысячи радиослушателей даже и не подозревали, что за сообщение было услышано ими по радио. Служба цензуры отменила телефонные и телеграфные заказы на исполнение по радио тех или иных музыкальных произведений, а выполнение заявок, присланных по почте, велела задерживать на неопределенное время. Эти меры должны были исключить возможность передачи сообщения для подводных лодок противника с помощью модной песенки. Аналогичные меры были приняты в отношении передачи радиостанциями объявлений личного характера. Первичная проверка писем происходила в местных отделениях цензуры. Самое крупное из них занимало огромное здание в Нью-Йорке. Около 4,5 тысячи его сотрудников просматривали лавины почты, которые ежедневно поступали на их столы. Они изымали все, что могло нанести ущерб военным усилиям США и их союзников, тщательно разыскивая какие-либо признаки наличия секретных посланий. Подозрительный финансовый отчет давали на просмотр сотруднику, знающему бухгалтерию. Садовод-любитель мог точно сказать, насколько соответствовало действительности письмо об устройстве грядок для тюльпанов. Один из сотрудников нью-йоркского отделения цензуры обратил внимание на письмо из Германии, в котором говорилось, что Гертруда добилась выдающихся успехов в плавании, и перечислялись ее победные результаты. Сотрудник проконсультировался со знакомым любителем плавания, и тот ответил, что подобных результатов человек достичь не в состоянии. В ходе дальнейшего расследования было установлено, что в действительности речь шла о скорости нового американского истребителя и что его характеристики разболтал хвастливый работник военного министерства. В политическом отделении цензоры отфильтровывали данные о местонахождении запасов стратегических материалов военного назначения, чтобы предотвратить их приобретение Германией и ее союзниками. Экономическое отделение перехватывало информацию о нехватках продовольствия и других товаров. Письма на неизвестных языках направлялись в лингвистическое отделение, которое располагало переводчиками с редких языков. После первичного просмотра все письма со странными формулировками, пометками или с другими подозрительными особенностями направлялись в отдел безопасности. В нем имелось два отделения: лингвистические стеганограммы попадали в отделение кодов и шифров, а технологические – в лабораторное отделение. Лингвистические стеганограммы подразделяются на две основные категории: условное письмо и семаграммы. Существуют три вида условного письма: жаргонный код, пустышечный шифр и геометрическая система… В жаргонном коде внешне безобидное слово имеет совершенно другое реальное значение, а текст составляется так, чтобы выглядеть как можно более невинно и правдоподобно. Сначала он может содержать лишь упоминание об обоюдно известных событиях и лицах: «Я посетил человека, с которым вы обедали на прошлой неделе». А далее может идти отрезок текста, понятный только адресату, как, например, когда один преступник сообщает об аресте другого: «Этот человек попал в больницу», вместо слова «тюрьма» используя слово «больница». Цензура противопоставляет этим уловкам повышенное внимание к искусственным оборотам и тяжелым фразам, а также здоровый скептицизм по отношению к существу вопроса. Вот один известный случай со вскрытием жаргонного кода времен Первой мировой войны. У одного английского цензора вызвали подозрения слишком крупные ежедневные телеграфные заказы на сигары (главным образом – из портовых городов Англии) от «двух голландских дельцов». Однажды из Портсмута они заказали 10 тысяч сигар «Корона». На следующий день из Плимута они потребовали крупную партию более дешевых сигар. Затем в течение одной ночи в заядлых курильщиков превратились все жители Ньюкасла. Казалось, все население прибрежных районов Англии внезапно почувствовало непреодолимую тягу к курению – так чудовищно возрос спрос на сигары. По предложению цензора была предпринята проверка. «Двое голландских дельцов» оказались немецкими разведчиками, а их заказы – условным письмом, в котором заказ на 5 тысяч сигар для Ньюкасла означал, что в этом порту находятся пять крейсеров. 30 июля 1915 г. Оба немецких разведчика были расстреляны. До тех пор, пока жаргонный код не привлекает к себе внимания, он вполне надежен. Однако его почти всегда удается вскрыть вскоре после обнаружения. Как ни парадоксально, но чем менее подозрительно внешнее содержание жаргонного кода, тем легче он поддается вскрытию. Ибо чем больше жаргонный код перегружен всякими правдоподобными подробностями, тем больше он содержит данных, которые могут быть использованы для раскрытия его подлинного смысла. Так, во время Второй мировой войны от внимания американской цензуры не ускользнула целая серия писем, в которых проявлялся вполне законный, хотя и несколько нездоровый интерес к куклам. Эти письма возбудили подозрение после того, когда одно из них вернулось из Буэнос-Айреса с пометкой «адресат не обнаружен» и было возвращено женщине, проживавшей в городе Портленде в штате Орегон и значившейся как отправитель. Не имея никакого отношения к этому письму, она передала его в ФБР. В письме говорилось:
После этого цензоры перехватили еще несколько писем о куклах, написанных в том же легкомысленном женском стиле с большим количеством ошибок:
и
Криптоаналитики отделения кодов и шифров установили, что на жаргонном коде «куклы» означали «военные корабли», причем каждый вид кукол соответствовал определенному классу кораблей. Подлинное значение невинной болтовни оказалось довольно серьезным:
и
Отправительницей этих писем оказалась некая Элизабет Дикинсон, которая содержала дорогой кукольный магазин в Нью-Йорке. Она любила все японское и поддерживала знакомство с некоторыми известными японскими дипломатами. Элизабет Дикинсон предъявили обвинение в шпионаже, грозившее смертным приговором. Однако дело кончилось тем, что ей разрешили признать себя виновной в менее серьезном преступлении – в нарушении правил цензуры военного времени путем незаконного использования кодов в международной переписке. Элизабет Дикинсон была приговорена к 10 годам тюремного заключения и к штрафу в 10 тысяч долларов. Самое знаменитое из сообщений с использованием жаргонного кода содержало сведения о дне высадки англо-американских союзников в Нормандии. Немцы перехватили его, поняли смысл и… проигнорировали. Другим видом условного письма является пустышечный шифр. При его применении в тексте имеют значение лишь некоторые определенные буквы или слова. Например, читаются каждое пятое слово или первая буква каждого слова, в то время как все остальные буквы или слова служат в качестве «пустышек» для сокрытия значимого текста. Пустышечные шифры обычно выглядят еще более искусственно, чем жаргонный код. Даже если взять для примера два самых удачных сообщения, отправленных немцами во время Первой мировой войны, то оба они имеют «странный» вид, столь характерный для подобных посланий. Первое из них выглядело так:
Другое сообщение, посланное для подтверждения первого, имело то же самое содержание, но читать его надо было по вторым буквам слов:
Кто бы ни был отправителем этих сообщений, он зря потратил свою изобретательность, поскольку Першинг80 фактически отбыл из Нью-Йорка 28 мая. Во время Второй мировой войны пустышечные шифры в большинстве случаев применяли не шпионы, а вполне лояльные американцы, которые не могли устоять перед искушением «надуть» цензора. Особенно часто этим занимались военнослужащие, которые пытались сообщить о своем местонахождении семьям, которые ничего не знали о том, где находится их родственник. Одна такая система, несмотря на свою примитивность, привела получателей сообщения в состояние полного недоумения. Молодой американский солдат, пользуясь заранее условленной системой переписки со своими родителями, пытался довести до их сведения, что находится в Тунисе. Для этого в пяти письмах домой в качестве второго инициала своего отца он использовал сначала «Т», затем «У», «Н», «И» и «С». К несчастью, эти письма были получены в другом порядке, а беспечный солдат забыл проставить на письмах даты. Обезумевшие родители написали ему, что они перерыли весь свой атлас, но нигде не смогли найти «Нутси»! В 1943 г. подобные попытки настолько участились, что руководству ВМС США пришлось предупредить моряков о том, что пользование «семейными кодами» может привести к суровому наказанию. Третьим видом условного письма является геометрическая форма. При ее применении имеющие значение слова располагаются на странице в определенных местах или в точках пересечения геометрической фигуры заданного размера. В XVII веке Джон Тревэнион81, ожидавший неминуемой казни от рук сторонников Кромвеля82, получил письмо, которое было тщательно изучено его тюремщиками, прежде чем было передано ему в руки. Прочитав в этом письме каждую третью букву после каждого знака препинания, он узнал, что «в восточной стене часовни открывается одна панель». Во время вечерни Тревэнион сбежал. Другой пример. В период Второй мировой войны пленные немецкие офицеры-подводники в своих письмах домой посылали тайные сообщения, делая небольшие пробелы после каждой значимой буквы. Один бдительный английский цензор заметил, что эти маленькие пробелы попадаются в самых неестественных местах, даже в середине слогов. Оказалось, что в своих скрытых посланиях немцы сообщали о тактике, применявшейся англо-американскими союзниками в борьбе с немецкими подводными лодками, а также об их технических недостатках. Вторую категорию лингвистических стеганограмм составляют семаграммы – тайные сообщения, в которых шифробозначениями являются любые символы, кроме букв и цифр. Эти сообщения могут быть переданы, например, в рисунке, содержащем точки и тире для чтения по коду Морзе. Однажды в нью-йоркском цензорном отделении перевели все стрелки в предназначенной для отправки партии часов, опасаясь, что их положение может заключать в себе какое-то сообщение. Исследование сообщений, скрытых лингвистическими средствами, или, точнее, подозрительных в этом отношении, является весьма мучительным процессом. Часто криптоаналитик не может даже сказать, скрывается ли какое-либо содержательное сообщение за неуклюже составленным или просто безграмотным текстом. И даже если он совершенно уверен, что такое сообщение там спрятано, найти его зачастую просто невозможно. Обычно в распоряжении цензора имеется всего одно сообщение, а вероятные слова, на которые можно опереться при криптоанализе, отсутствуют начисто. В начале Второй мировой войны американской цензуре даже рекомендовалось не работать над предполагаемой криптограммой свыше получаса, исходя из того, что, если за это время криптоаналитик не вскрыл ее, он вообще никогда ее не прочтет. Эти непрочитанные сообщения представляли собой трудную проблему для цензоров. В них могла содержаться важная секретная информация, и тогда их не следовало отправлять дальше по адресу. Но пока подозрительное послание не было дешифровано, вина его отправителя оставалась недоказанной. Тем не менее иногда письма специально задерживали или видоизменяли, чтобы предполагаемая тайная информация не дошла до адресата. Технологическая стеганография сводится почти исключительно к применению невидимых чернил. Это воистину древнее изобретение. Плиний Старший83 в своей «Естественной истории», написанной им в I веке до нашей эры, рассказывает, каким образом можно использовать сок растений из семейства молочаев в качестве симпатических чернил. Овидий84 упоминает о них в книге «Искусство любви». Несколько видов симпатических чернил описывает Калкашанди. Упоминает о них и Альберта. Порта посвятил вопросу о невидимом письме отдельную книгу. Невидимые чернила бывают двух видов – органические жидкости и симпатические химикалии. Первые, к которым относятся моча, молоко, уксус и фруктовые соки, становятся зримыми в результате незначительного нагревания. Несмотря на давнюю известность и слабую стойкость, они настолько удобны, что применялись даже во время Второй мировой войны. Граф Вильгельм Рауттер, американец немецкого происхождения, занимавшийся шпионажем в пользу родной Германии, был вынужден использовать мочу, когда у него кончился запас невидимых чернил. Симпатические чернила представляют собой химические растворы, бесцветные после высыхания, но реагирующие на обработку другим химикалием (реагентом) и образующие видимое соединение. Например, если разведчик пишет железным купоросом, то текст невидим, пока его не обработают раствором цианата калия, после чего образуется «берлинская лазурь» – вещество, обладающее очень красивым цветом. Искусство изготовления хороших чернил для тайнописи состоит в том, чтобы найти вещество, которое реагировало бы с минимальным количеством химикалиев (лучше всего – лишь с одним). Во время Второй мировой войны американские цензоры «полосовали» письма, чтобы выявить наличие в них невидимых чернил. Лаборант водил по письму несколькими щетками, закрепленными в одном держателе и смоченными в растворах различных проявителей. Эти проявители обладали различными свойствами и реагировали даже на выделения человека, так что после обработки на бумаге появлялись отпечатки пальцев и капли пота. Письма также проходили проверку в инфракрасных и ультрафиолетовых лучах. Текст, написанный крахмалом и невидимый при дневном или электрическом свете, начинал светиться под воздействием ультрафиолета. Инфракрасные лучи помогали различать цвета, неотличимые при обычном освещении. Например, зеленые надписи на зеленой почтовой марке. Местные отделения американской цензуры подвергали проверке все подозрительные письма, а также проверяли наугад некоторую часть обычной почты. Иногда в течение недели они профильтровывали всю исходящую и входящую переписку какого-либо города. За время войны в ФБР было передано более 4,5 тысячи подозрительных писем. 400 из них представляли определенную оперативную ценность. Проблемы, в которых местные отделения не могли разобраться своими силами, передавались в лабораторию отдела безопасности. Одна из таких проблем заключалась в том, что немецкие агенты расслаивали лист бумаги пополам, писали текст невидимыми чернилами на внутренней поверхности, а половинки затем вновь соединяли между собой. Поскольку чернила оказывались внутри листа, никакой реагент, нанесенный на его внешнюю поверхность, не мог их проявить. Эта уловка была обнаружена лишь после того, как один немецкий агент использовал для своего письма слишком много чернил и их избыток просочился сквозь бумагу. Основная трудность при применении симпатических чернил была связана с невозможностью обеспечить быструю обработку огромного количества информации, которую приходилось передавать разведчикам. Один из способов стеганографирования информации большого объема состоял в том, что специальным раствором отмечались необходимые буквы в какой-либо газете. В обычных условиях эти отметки были невидимы, но при обработке ультрафиолетовыми лучами они начинали фосфоресцировать. Однако поскольку газеты пересылались со скоростью обычной почты, подобный способ едва ли обеспечивал быструю доставку информации к месту назначения. Тогда немцы применили способ тайнописи, который директор ФБР Гувер назвал «шедевром немецкой разведки». Это так называемая микроточка – крошечная фотография, на которой с достаточной ясностью воспроизводился текст письма. Известие, полученное в феврале 1940 г. от агента-двойника («Ищите точки, множество маленьких точек»), привело сотрудников ФБР в состояние паники. Они начали лихорадочно разыскивать повсюду признаки появления «маленьких точек». Лишь в августе 1941 г. один лаборант внезапно заметил слабое свечение на поверхности конверта, найденного у человека, которого подозревали в связях с немецкой разведкой. В результате была обнаружена первая микроточка, замаскированная под знак препинания машинописного шрифта. Микроточки позволили немцам решить проблему передачи большого количества информации. Вскоре в Германию хлынул поток разведывательных данных, замаскированных под сотни точек в телеграммах, любовных письмах, деловых сообщениях, семейных посланиях, а иногда в виде кусочков тонкой фотопленки, наклеенных под марками. Самая первая из обнаруженных микроточек содержала распоряжение немецкому агенту выяснить, «где в США производятся урановые испытания». В Мехико свила гнездо немецкая разведгруппа, которая делала микрофотоснимки американских изданий в области торговли и техники, которые запрещалось вывозить за границу, и отправляла их целыми партиями по тайным адресам в Европе, причем иногда в одном письме было до 20 микроточек. Таким же образом через океан переправлялись украденные технические чертежи и схемы. Поскольку почтовая и телеграфная связь США находилась под тщательным наблюдением цензоров и имели место непредвиденные задержки отправлений, можно было предположить, что немецкие агенты, в целях более быстрой и скрытной передачи добытой ими информации, будут пытаться выходить в эфир. И здесь США были готовы к отпору. В мирное время отдел радиоразведки федеральной комиссии по связи пристально следил за тем, чтобы на волнах, являющихся государственной собственностью, не допускалось нарушений существующих правил пользования радио. Во время войны его 12 главных и 60 вспомогательных контрольных постов, а также около 90 подвижных станций контролировали весь спектр радиочастот с целью обнаружения радиостанций вражеской агентуры. Эти посты и станции были связаны друг с другом с помощью телетайпов и составляли единую пеленгаторную систему, которая управлялась из Вашингтона. Отдел радиоразведки располагал новейшим радиооборудованием, включая приемник, который всякий раз подавал сигнал тревоги при нахождении нелегального сигнала на любой частоте из огромного диапазона, и «ищейку» – радиопеленгаторный прибор, который умещался в одной руке и предназначался для точного обнаружения места в здании, откуда посылался радиосигнал. Отдел радиоразведки вполне оправдывал свое назначение, действуя и за пределами США. Его сверхчувствительные антенны принимали тайные переговоры по коду Морзе между другими континентами. Еще до Перл-Харбора операторы контрольного поста в Майами перехватили неясные сигналы радиостанции, работавшей в Лиссабоне, и засекли ее корреспондентов в Западной Африке. Двое криптоаналитиков из отдела радиоразведки, Альберт Макинтош и Абрахам Чекоуэй, сумели вскрыть шифр перестановки, с помощью которого засекречивались передаваемые из Лиссабона сообщения. Их дешифрование показало, что в африканских странах работают немецкие агенты, которые сообщают в Германию буквально обо всем – о судоходстве, о передвижении войск, о политической обстановке и т. д. Когда Макинтош и Чекоуэй прочли шифрованное сообщение из Лиссабона, в котором содержалось неосторожное распоряжение агенту в Западной Африке по кличке Армандо «лично вручить письма» по указанному адресу, судьба большой группы немецких агентов была решена. Несколько недель спустя она была ликвидирована усилиями контрразведки англо-американских союзников. В начале 1942 г. сотрудники отдела радиоразведки получили от своих английских коллег предложение о сотрудничестве в области слежения за работой немецких дипломатических и разведывательных радиостанций. В ходе совместной работы они установили, что многие подпольные немецкие передатчики ежедневно меняли свои позывные в течение месяца. С наступлением нового месяца этот график смены позывных повторялся вновь. Были заведены каталоги особенностей работы отдельных немецких передатчиков и операторов, чтобы опознавать их в различных сетях связи. Контрразведывательные спецслужбы США и Англии сообщили, как обучаются в разведшколе вблизи Гамбурга немецкие радисты, как записывается их «почерк», чтобы затруднить возможность имитации, как устанавливают они свои рации для обеспечения максимально сильного сигнала и сведения рассеивания к минимуму. В кульминационный момент войны в Европе отдел радиоразведки контролировал более 200 частот, на которых работали вражеские радиостанции, и вскрывал большую часть шифров, которыми пользовались в своих радиопередачах немецкие агенты. Наиболее значительные результаты были достигнуты в Латинской Америке, где ФБР сумело оказать существенную помощь местным властям в ликвидации шпионских очагов. Отдел радиоразведки отслеживал передачи основных агентурных сетей Германии в Бразилии. Благодаря дешифрованию их криптограмм он помог ФБР выявить там почти всех немецких агентов. Но эти достижения американцев были лишь невинными забавами по сравнению с величайшим «радиообманом», который удалось осуществить немцам. Они нарекли его «funkspiel» («функшпиль»), и лучшего названия придумать было невозможно. Слово «funk» по-немецки означает «радио», a «spiel» – «игра» или «спектакль», но может иметь и такие оттенки значения, как «забава», «спорт» и «матч». Руководителем радиоигры, которая принесла самые потрясающие результаты за всю Вторую мировую войну, был 46-летний майор Герман Гискес, родившийся на Рейне и прослуживший большую часть своей жизни в немецкой армии. Гискес возглавлял нидерландский отдел контрразведывательной секции Абвера. И хотя Абвер располагал собственными эффективными подразделениями радиоразведки, Гискес предпочел использовать для своего «функшпиля» радиоконтрразведывательную секцию оккупационной полицейской службы – функабвер. Немцы сделали первые ходы в большой радиоигре, когда завербовали обрюзгшего, хромого и вечно потного голландца по имени Георг Риддерхоф, который стал их агентом. Такие агенты, притворяясь патриотами, внедрялись в голландское подполье и добывали для немцев необходимую информацию. В течение нескольких месяцев Риддерхоф безуспешно старался втереться в доверие к голландским бойцам Сопротивления, работавшим в Гааге. Тем временем в функабвере регулярно перехватывали и дешифровывали сообщения, посылавшиеся 5 раз в неделю подпольным радиопередатчиком с позывными «UBX». Радиопеленгаторы постепенно нащупывали этот передатчик, и вскоре были захвачены радист и его помощник, а вместе с ними – передатчик и материалы разведывательного характера. Это был первый крупный успех Абвера в Голландии, и Гискес тотчас же стал думать над тем, каким образом можно было бы «реанимировать» «UBX» для ведения радиоигры, которая сулила весьма значительные выгоды. Если бы немцы взяли на себя руководство работой радиостанции, которую англичане все еще считали передающей сообщения от имени голландских подпольщиков, Абвер заполучил бы множество сведений о намерениях противника из инструкций, присылаемых из Лондона. Он смог бы использовать эту информацию для противодействия военным усилиям англичан, а также для ликвидации других групп Сопротивления. Абвер снабжал бы английскую разведку дезинформацией, надеясь, что в результате провала планов, построенных на этой дезинформации, английское командование утратит доверие к своей разведке. Со своей стороны голландские подпольщики хорошо знали об опасностях радиоигры и, чтобы воспрепятствовать немцам, устанавливали мины-ловушки в передающей аппаратуре и у дверей в помещения, откуда вели свои радиопередачи, а также оставляли на столах «недопитые» бутылки с отравленным вином. Но «UBX» оказалось не так-то просто «реанимировать». Отсутствовали некоторые важные детали, необходимые для того, чтобы сделать «реанимацию» правдоподобной, а радист отказался сообщить их на допросе. Были захвачены еще две нелегальные радиостанции, однако попытки «реанимировать» их также были безуспешными. Эти неудачи только разожгли стремление Гискеса добиться успеха. В январе 1942 г. у Гискеса появились некоторые надежды. Риддерхоф сообщил, что подпольная группа, в которую он внедрился, должна получить из Англии оборудование, которое будет сброшено на парашюте, и что об этом была достигнута договоренность по радио. На донесении Риддерхофа Гискес с раздражением написал: «Идите вы с вашими сказками на Северный полюс. Между Голландией и Англией никакой радиосвязи нет». Однако несколько дней спустя функабвер засек обмен сообщениями между радиостанцией с позывными «RLS» на юге Голландии и другой радиостанцией с позывными «РТХ» севернее Лондона, откуда осуществлялась связь со многими подпольными радиостанциями в Европе. Риддерхоф подтвердил, что «RLS» входит в его подпольную группу. Связной Риддерхофа, докладывая об этом Гискесу, лукаво упомянул о его реплике про «Северный полюс». Гискес рассмеялся и предложил назвать предстоящую радиоигру «Северный полюс». Радиостанция «RLS» была немедленно взята под тщательное наблюдение. Вскоре функабвер установил порядок ее работы в эфире, а радиопеленгаторы засекли передатчик, работавший в одном из домов на улице Фаренгейт в Гааге. Риддерхоф поставлял для этой радиостанции как ложные, так и достоверные данные. Например, информацию о том, что немецкий крейсер «Принц Евгений» находится в порту города Шейдама. В результате в течение месяца Гискес собрал достаточное количество материала по «RLS», чтобы приступить к долгожданному «функшпилю». 6 марта 1942 г. в 6 часов вечера 4 замаскированных полицейских автомобиля блокировали дом на улице Фаренгейт. Гискес рассчитывал накрыть передатчик, прежде чем он выйдет на связь, чтобы помешать радисту сообщить в Лондон о провале. Но радист, предупрежденный домовладельцем о том, что около дома появились несколько автомашин с людьми, прервал передачу и, прихватив с собой 3 неотправленные шифровки, попытался скрыться. Он был схвачен в нескольких метрах от дома. Ворвавшись в его квартиру, полиция обнаружила чемоданчик с рацией и документами около черного хода, куда их отнесла жена домовладельца. Началась игра в кошки-мышки. При обучении в английской разведшколе радиста Хьюберта Лоуэрса инструктировали, что немцы попытаются (сначала уговорами, а затем и пытками) добиться от него сотрудничества, чтобы в Англии не смогли догадаться о провале по внезапной смене его почерка. И поскольку было желательно, чтобы Лоуэрс избежал пыток и не выдал действительно важных сведений, ему было приказано притвориться, что он согласен сотрудничать, предупредив при этом Лондон об аресте и компрометации рации. Лоуэрс должен был послать предупреждение путем изъятия из своих радиопередач специального контрольного сигнала. Этот сигнал должен был включаться в каждое сообщение для удостоверения его подлинности. Если в принятом сообщении контрольный сигнал отсутствовал или был передан неправильно (можно было ожидать, что немцы не хуже своих противников знают о необходимости присутствия такого сигнала в радиопередаче), это должно было насторожить Лондон. Тогда англичане могли бы начать двойную радиоигру. Немцы считали бы, что они дурачат англичан, снабжая их ложными данными и выкачивая из них достоверную информацию, а англичане били бы немцев их собственным оружием и поставляли бы им дезинформацию, а сами бы делали выводы об истинных планах немцев, изучая те ложные данные, которые немцы посылали в Лондон. Этот колоссальный «обман обманщиков», эта радиоигра против радиоигры, эти честолюбивые мечты первоклассных разведчиков могли бы стать реальностью, если бы в радиопередачах Лоуэрса своевременно было замечено отсутствие контрольного сигнала. Немцы начали склонять Лоуэрса к сотрудничеству даже еще до того, как они увезли его с улицы Фаренгейт. Начальник подразделения функабвера лейтенант Хейнрикс заявил, что может прочитать все три шифровки, найденные у Лоуэрса. Лоуэрс впоследствии вспоминал: «Он85 хотел дать мне возможность спасти свою жизнь путем добровольного раскрытия подробных деталей моего шифра и добавил, что, сделав это, я избавлю его от лишних хлопот. Я счел благоразумным согласиться на это предложение и обещал, что я исполню его желание, если ему удастся дешифровать хотя бы одно из 3 сообщений, найденных у меня. К моему удивлению, он тотчас же согласился, сел за стол, глубоко задумался и минут через 20 торжествующе воскликнул: «Все ясно! „Крейсер „Принц Евгений“ стоит в Шейдаме“ – ведь так?» Это была информация, исходившая от Риддерхофа. Хейнрикс использовал ее как подсобный материал для вскрытия шифра. Удивленный этой демонстрацией всезнания Лоуэрс сдержал свое обещание относительно передачи подробных сведений об используемом шифре, однако «забыл» упомянуть о своем контрольном сигнале. В конце допроса Гискес неожиданно спросил Лоуэрса: «А какую ошибку вы должны сделать?» Контрольный сигнал Лоуэрса состоял в том, что он должен был преднамеренно сделать ошибку в 16-м знаке открытого текста. Эта ошибка должна была быть такой, что ее ни при каких обстоятельствах нельзя было совершить в результате случайного добавления или пропуска одной точки или одного тире по международному коду Морзе. То есть вместо «s» («…») нельзя было поставить «i» («..») или «h» («....»), а надо было передать, например, «t» («-»). Однако случилось так, что в двух из трех захваченных сообщений 16-й буквой была «о» в слове «stop»86. Лоуэрс вместо «о» («– – -») в одном случае поставил «i» («..»), а в другом – «е» («.»). Это удачное совпадение дало ему возможность придумать ложный контрольный сигнал, который не противоречил тому, что было известно Гискесу. Лоуэрс сказал, что в соответствии с этим сигналом в каждом сообщении следует слово «stop» один раз заменить словом «step» или «slip». Немцы приняли слова Лоуэрса за чистую монету. Они так и не заметили, что ни третье из захваченных сообщений, ни перехваченные ранее сообщения не удовлетворяли этому условию. А может, они посчитали, что Лоуэрс просто допустил ошибки. Лоуэрс дал согласие работать на передатчике «RLS», причем он сам должен был зашифровывать сообщения, чтобы вставлять в них контрольный сигнал. Лоуэрс был уверен, что голландское отделение Управления специальных операций87 (УСО) обратит внимание на отсутствие контрольного сигнала и примет соответствующие меры. Первый радиосеанс с участием Лоуэрса состоялся 12 марта в 2 часа дня. Лоуэрс отправил шифровки, которые он не успел радировать в Лондон 6 марта. Контрольный сигнал в этих сообщениях был, разумеется, подлинным, поскольку в них содержалась правдивая информация, которую Лоуэрс так или иначе должен был передать. В следующем сообщении «RLS» по указанию Гискеса попросила, чтобы подготовленный ранее выброс снаряжения с парашютом был произведен в другом районе, чем это было оговорено ранее. 25 марта УСО сообщило о своем согласии, а еще два дня спустя передало предупреждение о выбросе. Это был критический момент. Контрольный сигнал УСО был подлинным, способ зашифрования также не вызывал никаких сомнений. Может быть, англичане придумали какую-то ловушку? Вместо обещанного снаряжения самолет доставит бомбы, и на воздух взлетят не только надежды Абвера на радиоигру, но и несколько самих абверовцев. Лоуэрс, рассчитывавший, что в УСО обнаружат его ложный контрольный сигнал, надеялся, что так оно и произойдет. 27 марта Гискес и группа абверовцев укрылись в кустах можжевельника на болоте. Вскоре после полуночи послышался шум самолета, направлявшегося к треугольнику, образованному красными и белыми световыми сигналами. За его хвостом показались 5 больших темных предметов, устремившихся к земле. Сброшенные на парашютах большие черные ящики приземлились с глухим стуком. Самолет мигнул полетными огнями, повернул на запад и исчез в тумане. Немцы радостно пожали друг другу руки. Первый успех был достигнут. А как же контрольный сигнал? Почему же он не сработал? Из-за глупости и нерадивости сотрудников УСО, у которых было единственное оправдание – слабость агентурных передатчиков и низкая квалификация подпольных радистов. Вследствие этого сообщения подпольщиков очень редко принимались без искажений и помех. В некоторых случаях шифровальщики голландского отделения УСО вообще не могли установить, сделана ли данная ошибка преднамеренно, чтобы подтвердить контрольный сигнал, или же это обычное искажение. От 5 до 15% получаемых сообщений были настолько исковерканы, что читавшие их шифровальщики были рады, если им вообще удавалось прочитать открытый текст. В этих случаях ни о каких опознавательных сигналах не могло быть и речи. Но даже если сделать скидку на тяжелые обстоятельства, все равно небрежность сотрудников УСО была преступной. В огромном большинстве случаев, когда не было никаких сомнений в отсутствии контрольного сигнала, сообщения все равно принимались как достоверные. Некоторые из них были даже специально помечены: «Опознавательный сигнал отсутствует», однако УСО почему-то их не браковало. Таким образом, в результате пренебрежения к мерам предосторожности, которые оно само же и ввело, УСО попало в ловушку, расставленную противником. За первым успехом немцев в радиоигре «Северный полюс» последовали другие. Несколько раз сбрасывались на парашюте предметы снаряжения, и с каждым разом росла уверенность Гискеса. В начале мая 1942 г. немцы, ловко использовав ряд промахов движения Сопротивления, получили в свои руки контроль над всеми подпольными сетями радиосвязи в Голландии. В итоге Гискес вел радиоигру с УСО по 14 линиям. Сам Гитлер регулярно читал отчеты об этой радиоигре. Во многих радиопередачах по-прежнему отсутствовал контрольный сигнал: один только Лоуэрс в течение целых 7 месяцев передавал свои сообщения без этого сигнала. В УСО несколько раз задумывались над тем, не удалось ли противнику внедриться в голландское подполье, и не следует ли оборвать с ним связь. Однако каждый раз принималось решение продолжать контакты на том основании, что контрольные сигналы считались «недостаточно надежным средством проверки». Яркой иллюстрацией неразберихи, царившей в голландском отделении УСО, может служить, например, тот факт, что на 14 передатчиках, участвовавших в радиоигре, работало всего лишь 6 радистов, которые были настолько перегружены, что Гискес хотел вывести из радиоигры некоторые рации, послав сообщения о том, что они ликвидированы немцами. УСО или вообще не записывало почерк своих агентов перед их отправкой, или же не желало утруждать себя сверкой принимаемых передач с этими записями. С другой стороны, во многих сообщениях содержался правильный контрольный сигнал. Заслуга в том, что они выглядели правдоподобно, принадлежала немецкому криптоаналитику Эрнсту Маю, полному, коротко подстриженному пруссаку лет под сорок, который тщательно изучал шифры движения Сопротивления и содержавшиеся в них «ошибки». Для успешного ведения игры «Северный полюс» требовалось гораздо больше, чем просто изобретать ложные сообщения и передавать их в эфир. Необходимо было регулярно выполнять распоряжения, поступавшие из Лондона. Как мог Абвер поддерживать уверенность УСО в том, что его подпольные группы действительно работают нормально? Гискесу приходилось изощряться в придумывании различных уловок и отговорок, а иногда даже предпринимать реальные меры для оказания содействия англичанам. В большинстве случаев эти меры сводились к тому, что сбитым английским летчикам помогали бежать в Испанию. Когда эти летчики добирались до Англии, они на все лады превозносили помощь, которую им оказали голландские подпольщики. УСО, имея в качестве доказательства своей эффективной работы живых летчиков, ни о чем таком не подозревало. А когда УСО приказало подпольной группе в Голландии взорвать антенны немецкой радиостанции, Гискес ответил сообщением о том, что попытка не удалась из-за минного поля вокруг антенн. Однажды в Голландию был сброшен на парашюте новый английский агент, который сразу же попал в руки Абвера. Он рассказал, что до 11 часов утра следующего дня должен послать в Лондон условное сообщение «Экспресс отправился вовремя», а иначе в УСО будут считать, что он захвачен немцами. Гискес, быстро найдя выход из положения, сообщил через другую радиостанцию, участвовавшую в «функшпиле», что английский агент приземлился неудачно и находится в бессознательном состоянии. А 4 дня спустя УСО получило сообщение о том, что этот агент умер, так и не придя в сознание. Гискес дошел даже до того, что организовал взрыв баржи в гавани Роттердама на глазах у нескольких тысяч голландцев, которые кричали от восторга, а затем, приписав эту акцию движению Сопротивления, поместил статьи о ней в контролируемых немцами газетах в надежде на то, что они попадут в Англию, и эго подтвердит правдоподобность сообщений, составляемых в ходе «функшпиля». Что же касается Лоуэрса, то он был просто вне себя. Сначала он считал, что Лондон ведет свою радиоигру с Абвером, но потом понял, что произошла серьезная ошибка, и стал искать другие способы дать знать УСО об истинном положении вещей. Лоуэрс обманным путем радировал в Лондон слово «caught»88: вместо сигнала «QRU» («– -.-.-…-»), который означает «У меня ничего для вас нет», он передал сигнал «CAU» («.-…-…-») и далее свой позывной по коду Морзе, который он выбрал сам как «GHT». И хотя Лоуэрсу удалось сделать это незаметно для немцев, в Лондоне его намек не поняли. Затем Лоуэрс попытался снова передать слово «caught», несколько изменив какую-нибудь похожую 5-значную группу шифртекста и добавив к ней тире для обозначения «t». В конце концов он передал слово «caught» под видом ошибки, повторив ее несколько раз как бы в приступе раздражения. Но ответа так и не дождался. В результате Гискесу удалось эффективно вести радиоигру «Северный полюс» в течение 20 месяцев. Она завершилась лишь после того, как два английских агента сбежали из тюрьмы и, пробравшись в Швейцарию, связались с УСО. Но Гискес нашел выход и здесь: он попытался скомпрометировать этих агентов, послав через одну из радиостанций «Северного полюса» сообщение о том, что их побег был организован немцами специально для внедрения в УСО. Но когда 23 ноября 1943 г. убежали еще три английских агента, «функшпиль» подошел к концу. Гискес осознал это после того, как из Англии стали поступать сообщения, содержавшие одну лишь дезинформацию. Тем не менее радиоигра «Северный полюс» продолжалась еще несколько месяцев, так как обе стороны пытались извлечь хоть какие-то преимущества из передачи ложных сообщений, не имеющих никакого реального значения. Абвер первым решил прекратить это бесполезное занятие. Гискес составил и отправил открытым текстом последнее сообщение, которое адресовал руководителям голландского отделения УСО:
Гискес приказал, чтобы это издевательское сообщение было передано 1 апреля 1944 г. Его отправили все 10 радиопередатчиков, участвовавших в радиоигре. 4 английские станции подтвердили его прием, а 6 просто не ответили на вызовы. Радиоигра «Северный полюс» была окончена. В ходе этой радиоигры немцы получили от англичан более 13 тонн взрывчатых веществ, 3 тысячи автоматов, 5 тысяч пистолетов, 2 тысячи ручных гранат, 75 радиопередатчиков, 500 тысяч патронов и полмиллиона голландских гульденов наличными. Были захвачены 54 английских агента, 47 из которых были расстреляны без суда и следствия. Радиоигра «Северный полюс» предрешила крушение всех надежд англо-американских союзников на организацию жизнеспособного движения Сопротивления на территории Голландии. Благодаря ей немецкие оборонительные сооружения в этом районе остались целыми и невредимыми: диверсанты даже не пытались их уничтожить. Она ввела англичан и американцев в заблуждение относительно возможностей немецких войск в Голландии. Ко всеобщему удивлению, Гаага была освобождена лишь через 7 месяцев после высадки союзных войск в Нормандии. Это было самым тяжелым поражением англо-американских союзников в тайной войне разведок в годы Второй мировой войны. |
|
||
| Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх | ||||
|
|
||||
