КАК ПОСТИЧЬ ТАЙНУ

В 1852 году президенту США был доставлен дипломатический пакет, где вместо обычной бумаги с текстом лежали предметы. Индейцы племени моки предлагали дружбу и торговлю. Вот как «рассказал» это

письмо индеец, доставивший пакет: одна из фигур представляет собой народ моки, вторая - президента. Шнурок - это дорога, которая их разделяет; перо, привязанное к шнурку, - место встречи; окрашенная часть - расстояние между президентом и местом встречи. Несколько перьев между неокрашенной и окрашенной частями шнурка обозначает племя навахо, что живет между Вашингтоном и моки. Значение же тростниковой курительной трубки, приложенной к пакету, не нужно было объяснять она давно стала символом войны и мира; принять ее -значило принять дружбу и мир, отвергнуть - вступить на тропу войны.

Это всего лишь один пример так называемого «предметного письма», являющегося первой и наиболее значительной ступенью, предваряющей собственно письменность.

Вообще о письменности в прямом смысле мы можем говорить лишь в том случае, если находим два ее признака, а именно: если, с одной стороны, производилось действие рисования в самом широком понимании (начертания знаков, выскабливание, вырубание, нанесение зарубок и т.п.), а с другой - преследовалась цель сообщения, причем сообщения или иным лицам, или - для сохранения в памяти - самому пишущему.

Использование рисунков (в самом широком смысле) при наличии указанных признаков - это уже следующая ступень развития письменности. Зарождение такого рисования следует искать среди наскальных рисунков, восходящих к самой глубокой древности. Подобного рода письмена объединяют под названием «рисуночное письмо».

Специалисты отличают рисуночное письмо в более узком смысле (пиктография) от письма идей (идеография) как более высокой ступени развития рисуночного письма. Мы имеем дело с пиктографией в том случае, когда рисунок символизирует тот же предмет, который он изображает. Иначе говоря, если, например, вместо понятия и слова «солнце» рисуют круг с расходящимися лучами, то он применяется здесь как знак-рисунок (пиктограмма). Но подобный знак-рисунок превращается в знак-идею (идеограмму), когда на основе общего соглашения он обозначает уже не сам изображенный конкретный предмет, а связанную с ним «идею»; то есть, когда, например, данный круг с расходящимися лучами будет обозначать уже не «Солнце», а что-нибудь вроде «жара» или «тепло», «горячий» или «теплый».

Общим признаком всякого рисуночного письма, будь оно пиктографическим или идеографическим, яляется отсутствие какой бы то ни было связи между письменным изображением и звуками живого языка. Ряд таких изображений может быть довольно верно «прочитан» всяким, кто будет их рассматривать, независимо от того языка, на котором он говорит.

Со временем знак рисуночного письма, пройдя стадию (в том, что касается формы) упрощения и фиксации знаков - рисунков, стал обозначать только слово. Тем самым знак письма превратился в знак, выражающий определенный звук или группу звуков. Данный процесс называется фонетизацией (озвучиванием) письменности. Он привел к возникновению «словозвукового» или логографического письма, лежащего, без сомнения, в основе перехода к следующей ступени развития письменности. В самом деле, если языки, которые передаются этим письмом, содержат множество односложных слов или если их многосложные слова имеют простую и закономерную структуру слогов, то слово - звуковое (логографическое) письмо развивается в слоговое письмо. Целый ряд словных письменностей можно рассматривать как стадию перехода к слоговому письму; в то же время чисто слоговое письмо встречается сравнительно редко.

Высшая ступень развития письменности - буквенное или алфавитное письмо, где каждый знак передает определенный отдельный звук того или иного языка.

Мы привыкли к нашему буквенному письму, хотя «алфавитным» его можно назвать весьма условно. Действительно, разве все его буквы соответствуют одному звуку русского языка? Нетрудно увидеть, что не все.

Вот буквы «я», «ю», «ё»„. Таких звуков в русской речи нет. И если сделать запись с помощью других русских букв, то вместо «я» получим «йа», вместо «ю» - «йу», вместо «ё» -«йо». Иными словами буквы, «я», «ю», «ё» - не алфавитные, а слоговые.

Таким образом, в русской -азбуке помимо знаков для отдельных звуков («а», «б» и др.) есть и слоговые знаки.

В слоговой же письменности каждый знак обозначает отдельный слог.

В зависимости от типа слогов различают, покрайней мере, два типа слогового письма. Знаки письма первого типа передают только открытые слоги, состоящие из сочетаний «согласный плюс гласный» или же «чистого гласного» (т.е. слоги типа «та», «ту», «а», «о» и т.п.), а знаки письма второго типа передают не только открытые, но и закрытые слоги типа «согласный плюс гласный плюс согласный» или же «гласный плюс согласный» (т.е. слоги типа «пер»; «ат», «ут»). При этом для силлибариев первого типа число возможных слогов, а следовательно, и знаков составляет не более 100-120, а для силлибариев второго типа оно измеряется уже многими сотнями.

Строй слоговой письменности необыкновенно прост и целесообразен. Слоговое письмо более информативно, чем буквенное, поскольку с его помощью можно записать намного больше звуков и потому полнее передать фонетические особенности того или иного языка. Но таковым оно является, если в языке имеется не слишком много слогов;

иными словами, если знаки письменности передают только открытые слоги. Таковой, в частности, является современная японская письменность катакана.

В XIX-XX веках были дешифрованы многие древние письменности. Каждой из этих дешифровок предшествовали десятки, а подчас и сотни неудачных попыток проникнуть в содержание надписей. Авторы некоторых из этих попыток получали на начальном этапе работы в общем неплохие результаты, однако, переоценив свои возможности и возможности материала, они не останавливались на достигнутом, а, оставив в стороне соображения здравого смысла, вступали в область фантастических измышлений. Другие попытки дешифровок были обречены на неудачу с самого начала. Авторы их, не видя характерных связей между неизвестным и известным, но стремясь их увидеть во что бы то ни стало, пытались сами конструировать эти связи, и чаще это кончалось тем, что «дешифровщики» начинали заниматься обычной подгонкой. При этом они подгоняли свои тексты под тот или иной язык, читая одни знаки вместо других (как это делалось, например, при дешифровке этрусских надписей), объясняя плохие чтения либо ошибками писцов, либо «спецификой» дешифруемого языка. Что же касается добытого таким путем содержания, то здесь обычно действовали по принципу: «чем нелепее, тем лучше» (считалось, что на неизвестном языке могло быть написано все, что угодно). Бывало и так, что «дешифровщики» не утруждали себя сравнением неизвестного письма или языка с известным письмом и языком. Получая тем или иным способом «чтения» на «новом языке», они наделяли эти чтения каким угодно содержанием.

Иногда думают, что подобные построения трудно опровергнуть. В действительности опровергнуть их довольно легко, ибо они всегда содержат множество внутренних противоречий; но даже если бы они оказались внутренне непротиворечивыми, в них можно было бы отыскать уязвимые места. Дело в том, что язык человека обладает определенными закономерностями (а письменность - это графическое отображение речи, и значит, языка). Каждый язык имеет свою особую систему (а не хаотический набор) звуков, гласные и согласные в словах чередуются определенным образом и т.д. «Языки» же, получаемые в результате псевдодешифровок, такими закономерностями не обладают.

Неверно считать, что псевдодешифровщики обычно являются профанами. Нередко в этой роли выступали заслуженные ученые, почтенные эрудиты.

Но одной эрудиции в дешифровке явно недостаточно, точно так же, как недостаточно и интуиции, хотя дешифровка вряд ли может удаться без той и другой.

Интуицию можно было бы определить как способность подсознательно идентифицировать существенные признаки и связи; отсюда следует, что ничего «мистического» в интуиции нет. Действительно, прослеживая теперь ход той или иной дешифровки, можно убедиться, что ответы на вопросы, которые ставили перед собой дешифровщики, были заложены в самом материале, надо было лишь из хаоса возможных решений выбрать единственно верные. Ставя вопрос о том, какие же связи могут быть названы существенными, какая структура - характерной, дешифровщик должен иметь в виду следующее.

В письме и в языке действует принцип экономии, что приводит к построению компактных, упорядоченных иерархических цепей и систем. Так, письмо может включать лишь знаки для слогов типа Г (гласный) и СГ (согласный плюс гласный), либо знаки типа Г, СГ, ГС, СГС («слоговое письмо»), либо только знаки типа С и Г («алфавитно-буквенное письмо»). Есть и другие виды письма, однако важно подчеркнуть, что набор типов письменных знаков в данной письменности всегда крайне ограничен и строго упорядочен. Этого не мог, например, понять англичанин Т. Юнг, увидевший в египетской записи имени Птолемея знаки типа С, Г, СГ, ГС, ГСГ. Это понял, однако, Шампольон, показавший, что в имени Птолемея, как и в ряде других имен, египтяне использовали знаки типа С и Г. А Майкл Вентрис, занимавшийся дешифровкой критского линейного письма Б, установил, что знаки этого письма передают лишь звучания типа Г и СГ, что впоследствии определило успех дешифровки этого письма, выполненной автором этих строк.

Но есть в дешифровке, тем не менее, определенный барьер: можно определить принципиальный строй и состав письма, даже можно выяснить, какие знаки выражают гласные, какие - согласные, какие - группы согласных и гласных (и какие именно группы), но прочесть эти самые гласные и согласные, определить звучание знаков нельзя, если это звучание не подсказано написанием тех же знаков при помощи другого письма.

И все же, как работает мысль у тех дешифровщиков, которые добились надежных результатов? Совершенно ясно, что на начальном этапе работы они руководствуются соображениями здравого смысла. Просматривая текст, они подвергают его - сознательно или подсознательно - комбинаторному анализу, выделяя и классифицируя группы сочетаний. Существенные особенности идентифицируются ими, разумеется, не только интуитивно, подсознательно, - интуиция лишь сберегает его энергию, не позволяя ей растрачиваться на создание совершенно бесплодных построений. При этом отбираются действительно нужные факты из того многообразия фактов, которые дают известные письменности и языки, так или иначе связанные с дешифруемой письменностью и языком. И вся сознательная работа дешифровщика направлена на отыскание существенных связей (внутри текста или между текстом и внешней средой). Бывает иногда и так, что дешифровщик допускает в своей работе ошибки, причем часто, допустив промах, он чувствует (как чувствует поэт, не находящий нужной рифмы) неудовлетворенность, - тут тоже сказывается интуиция. Она же может привести его и к такому выводу: «Это, кажется, так, хотя и не знаю почему». Если в этот момент проанализировать ход его мысли, то окажется, что заложенные в материале данные уже привели его подсознательно к идентификации какой-то закономерности и она вскоре будет осознана им и получит в его рассуждениях дальнейшее обоснование.

Таковы самые общие соображения о методике начальной работы дешифровщика.

А теперь перейдем к описанию некоторых частных методов, используемых в дешифровке.

В специальной работе о методах дешифровки П. Аальто классифицирует различные виды дешифровок следующим образом: дешифровка неизвестного письма, которым записан известный язык; дешифровка неизвестного языка, записанного известным письмом (этот вид работ предпочтительно называть интерпретацией); дешифровка неизвестного письма и языка (неизвестный язык записан неизвестным письмом). Эту классификацию принимает и И. Фридрих. В зависимости от того, с каким видом дешифровки исследователь имеет дело, он использует, согласно Аальто, те или иные приемы дешифровки; эти приемы кратко перечисляет Фридрих, замечая при этом, что «для раскрытия всякой неизвестной письменности и всякого неизвестного языка необходим хотя бы какой-нибудь опорный момент; из ничего нельзя ничего дешифровать». Следует, однако, учитывать, что, как правило, дешифровщик не знает, с каким именно видом дешифровки он имеет дело. Неизвестный язык может оказаться известным и т.д. И чтобы облегчить решение задачи, при дешифровке неизвестного письма, исполненного неизвестным языком, необходимо создать на основании пусть косвенных данных (археологических, исторических) рабочие гипотезы о языке дешифруемой письменности.

Что касается «опорных моментов» при дешифровке письменностей, то Фридрих относит к ним, в частности, следующие: установление направления письма, выявление словоразделов, идентификация типа письма (буквенное, слоговое и т.п.), возможность выявления собственных имен, наличие билингв, возможность использования искусственных билингв (вроде надписей на топорах типа «топор такого-то»);

наличие идеограмм или детерминативов, уже известных из других письменностей или имеющих характерный рисуночный облик.

Для определения типа письма - буквенное, слоговое или словесно-слоговое - Фридрих предлагает проводить обыкновенный подсчет количества различных знаков среди общего числа знаков дешифруемой письменности. Но необходимо при этом соблюдать осторожность, ибо есть, например, буквенные письменности, число букв в которых больше, чем число слоговых знаков в некоторых слоговых письменностях. Так, в алфавите кавказских агван было 52 буквы. Фонетические системы некоторых других кавказских языков еще более богаты. Важно помнить также и то, что в ряде случаев до нас дошли незначительные по объему письменные памятники, поэтому число знаков в сохранившихся памятниках данной письменности может быть меньшим, чем соответствующий алфавит или силлибарий. В таких случаях уместно применить разработанный А. М. Кондратовым способ количественного определения репертуара знаков (количества различных знаков) по нарастанию новых знаков на каждые 25 (или 15, 10) знаков текста.

Говоря о выявлении словораздела, Фридрих имеет в виду идентификацию в тексте знаков словоделения (обычно известных из других письменностей): вертикальных черточек, двоеточий, пробелов. Следует, однако, учесть, что сплошной (не разделенный на слова текст в котором знаки словоразделов отсутствуют) не так уж трудно разделить на слова, проведя структурно-дистрибутивный анализ (то есть выявив закономерности, присущие речи человека, а следовательно, и тексту). Изнутри же, из самого текста, можно определить, какие части слов являются знаменательными, а какие - формальными морфемами (то есть отделить основы от приставок, окончаний, суффиксов); имена можно отделить от глаголов и провести еще ряд других формальных операций подобного рода. Изнутри же можно определить и характер письма, отделить в буквенном письме гласные от согласных, в слоговом - знаки типа Г от знаков типа СГ и т.п. Все это - основываясь

на внутренних закономерностях текста, не прибегая к «внешним сравнениям». Понятно, что современная дешифровка невозможна (немыслима) без структурно-дистрибутивного анализа текста; впрочем, его фактически производили уже и первые дешифровщики, в частности Шампольон.

Но об этой стороне работы дешифровщика Фридрих, к сожалению, говорит мало, и, больше того, продолжая приведенную выше мысль, он пишет: «Если не за что ухватиться, если опора пока еще не найдена, значит, серьезных результатов достичь невозможно - остается лишь простор для беспочвенных фантазий дилетантов». Однако представители советской школы дешифровщиков, в частности И. М. Дьяконов, считают, что для получения первичных результатов вовсе нет необходимости искать опору где-то вне текста. Только на последнем этапе работы без внешней опоры, о которой говорил Фридрих, пока ни один преуспевающий дешифровщик не смог обойтись.

И. М. Дьяконов намечает два типа опорных пунктов для дешифровки: опорные пункты, которые дает нам текст, и опорные пункты, лежащие вне текста (в первую очередь, по Фридриху, в билингвах). Следовательно (по И. М. Дьяконову), мы можем говорить о двух различных этапах дешифровки: 1) дешифровка «изнутри», то есть исключительно на основе выявления закономерностей текста, и 2) дешифровка «извне», с помощью билингвы (оба текста - на известном и неизвестном языке - совпадают полностью), квазибилингв (оба текста - на известном и неизвестном языке - совпадают не полностью, а лишь по общему содержанию), искусственных билингв и с помощью этимологического и акрофонического методов.

Суть этимологического, или, иначе, иконографического, метода состоит в сравнении знаков письменности, которую предстоит расшифровать, со знаками уже известной письменности. При этом знаки, идентичные в графическом отношении знакам известной письменности, получают фонетические значения последних.

Суть акрофонического метода состоит в том, что исследователь отождествляет знаки с каким-либо предметом и берет для чтения из названия этого предмета первую букву (если письмо буквенное) или первый слог (если письмо слоговое). Этот метод очень эффективен, когда известен язык письма, и потому так важно, уже на предварительной стадии, иметь рабочую гипотезу в отношении языка дешифрируемой письменности, созданную на основании косвенных (археологических, исторических) данных.

Многие дешифровки прошлого были произведены при помощи билингв, а также квазибилингв или искусственных билингв. Благодаря наличию двуязычных параллельных текстов (один текст на неизвестном языке, другой - на известном) были дешифрованы египетская, ликийская, лидийская и другие письменности. При дешифровке с помощью билингвы обычно используется также и комбинаторная методика, причем билингвистическим анализом пользуются лишь на начальном этапе дешифровки, а затем применяется только комбинаторный метод. При комбинаторном анализе оставшуюся не идентифицированной часть знаков пытаются отождествить, используя наблюдения такого плана, например, что неизвестный знак является графическим вариантом известного знака или он может передавать звучание, близкое тому, которое передается известным знаком, и т.д. При билингвистическом и сходных методах исследования отправным пунктом является идентификация собственных имен. Так, отправным пунктом дешифровки египетского письма явилась идентификация имени Птолемея на Розеттском камне.

Следует подчеркнуть, что в принципе метод билингвы мало чем отличается от метода искусственной билингвы. В начале прошлого века методом искусственной билингвы воспользовался Гротефенд, заложивший основы дешифровки персидской клинописи. Он исходил из того, что персидская надпись должна начинаться с определенной традиционной формулы (в пользу этого говорили исторические сведения). Этот вывод подтверждался и структурой надписи. В формуле упоминались имена царей. При идентификации имен царей Гротефенд, как и Шампольон, опирался на ограниченный список царских имен.

Квазибилингва дает в руки дешифровщику орудие, гораздо менее сильное, чем точная билингва. При квазибилингве один текст является не переводом, а лишь пересказом другого, отсюда расплывчатость критериев в идентификации отдельных слов неизвестного текста. Квазибилингва способна и увести в сторону, что наглядно продемонстрировали этрусские золотые пластинки из Пирги. На одной из этих пластинок содержится надпись на финикийском (?) языке. Текст того же содержания, по мнению специалистов, должен был находиться и на остальных двух пластинках, так как все три пластинки найдены в одном месте.

До сих пор мы говорили о методах, которыми пользуются в тех случаях, когда ключ к дешифровке неизвестного текста дают внешние данные. Рассмотрим теперь методы, применяемые в тех случаях, когда, по словам Фридриха, дешифровщику «не за что ухватиться».

Благодаря целому ряду ограничений, наложенных на язык и речь человека, возможно выявление многих элементов структуры языка и речи (а также структуры письма) даже на материале очень небольших

по объему текстов. Другое дело, что ограниченный материал дешифруемого текста не позволяет довести дешифровку до конца - для этого, действительно, нужны «внешние данные», - однако начало дешифровки может быть положено без обращения к ним. В идеале всякую дешифровку следовало бы начинать «изнутри», и доводить ее до того этапа, когда обращение к «внешним» данным становится неизбежным. Использование же всевозможных внешних данных путем применения перечисленных выше методов явилось бы не только продолжением, но и проверкой дешифровки.

Исследуя текст изнутри, дешифровщик вскрывает особенности его структуры, распределение отдельных элементов текста, представляющих те или иные классы (классы письменных знаков, морфем, слов и др.). Методика, применяемая в этом случае дешифровщиками (по И. М. Дьяконову), может быть охарактеризована как структурно-дистрибутивная.

Структурно-дистрибутивные методы используются как при анализе плана выражения, так и при анализе плана содержания. Анализируя план выражения, исследователь должен выявить определенные классы письменных знаков на основе их распределения в тексте. Так, Вентрис отделил знаки для гласных (Г) от знаков для согласных с последующим гласным (СГ) благодаря тому, что знаки типа Г встречались, как правило, в начале слов (внутри слов гласные входили в состав знаков типа СГ).

Советский исследователь Б. В. Сухотин разработал алгоритмы, на основании которых гласные могут быть отделены от согласных в буквенном тексте на любом языке. Сухотин проверяет свои алгоритмы на электронно-вычислительных машинах, но возможно идентифицировать классы гласных и согласных в буквенном письме и «вручную». Методика эта основана на определенном свойстве человеческой речи:

в ней гласные и согласные распределяются весьма равномерно (причем в языках, допускающих значительные скопления согласных, редки скопления гласных, в языках же, допускающих значительные скопления гласных, скопления согласных либо редки, либо невозможны). Естественно, что в группах из трех букв со срединным гласным в языках первого типа слева и справа будут находиться, как правило, согласные, в языках второго типа слева и справа от согласного будут стоять гласные. К тому же существует немало языков, в которых слова вообще строятся в соответствии со строгой структурой СГСГ, СГСГСГ и т.п. (ср. японский, яванский, из древних - пали и др.). Понятно, что, учитывая эти особенности человеческой речи, нетрудно гласные буквы отделить от согласных (при идентификации отдельных классов можно иметь в виду следующее: в системе - не в цепи! - гласных всегда меньше, чем согласных.

Основу структурной дистрибутивной методики исследования плана содержания заложил Ипсен в своем анализе надписи на Фестском диске. Суть этой методики состоит в том, что в тексте можно отделить именные и глагольные флексии от основ соответствующих слов. (Флексия - окончание, последняя часть слова, изменяющаяся при склонении, спряжении.) Сделать это нетрудно: флексии встречаются часто, причем с данной группой основ сочетаются флексии данного, определенного типа (что и позволяет противопоставить имена глаголам). Идя дальше, можно выделить аффиксы (они не столь подвижны, как флексии, тем не менее основы с аффиксами от корневых основ отделить можно). (Аффиксы - приставки, суффиксы.)

Структурно-дистрибутивная методика - метод позиционной статистики - была разработана Ю. В. Кнорозовым в его работе по дешифровке письма древних майя.Почти все вышеизложенное касается по преимуществу «фонетических» видов письма - алфавитных и «слоговых»; идеографические письменности ставят перед исследователем задачи особого рода.