ГЛАВА ПЕРВАЯ

Поворот

Актеры говорят, что театр - это не профессия, а диагноз. Наверное, такое определение можно отнести и к нам, тем, кто однажды познал вкус эфира. Возможно, в фанатизме, непрерывности нашего существования в этой работе и зарыт смысл прозвища, ходимого в быту - «радиот».

Начну с теперь уже далекого 1964 года, когда мы нашей маленькой компанией, моими друзьями из Института русского языка, ходили в Большой театр. Тогда-то я впервые услышала Алексея Масленникова. Он пел Вертера. Это было такое слияние голоса и сценического образа, что оторваться от него было невозможно (а ведь в этот спектакль он вошел после Сергея Яковлевича Лемешева). Потом мне захотелось услышать его сольные концерты. И здесь я увидела уже совершенно другого Масленникова, но все также располагающего к себе. Почему я об этом пишу, вы сейчас поймете. В то время я училась на театроведческом факультете в ГИТИСе (теперь это Академия театрального искусства). И я подумала, почему бы ни сделать об этом артисте, а с ним я уже была немножко знакома, радиопередачу - тогда на радио очень часто передавали такие концерты-очерки о солистах Большого театра, да и само радио было любимо слушателями. Наверное, мое желание было так велико, что, не имея никаких связей, я решилась на этот шаг. Разыскав телефон музыкальной редакции Всесоюзного радио, я встретилась с редактором отдела музыкального театра Татьяной Сергеевой (долгие годы потом она работала на фирме грамзаписи «Мелодия»). Она отнеслась к моему очерку с интересом. Так никому неизвестная студентка впервые переступила порог Государственного Дома радиовещания и звукозаписи на улице Качалова. Думала ли я тогда, что с этими стенами будут связаны 30 лет моей жизни.

Передача об Алексее Масленникове вскоре вышла в эфир, за ней по-следовали другие: «Елена Катульская» и «Леокадия Масленникова». Елена Климентьевна Катульская в ту пору уже не пела, а преподавала в Консерватории. Среди ее любимых учеников были Алексей Масленников и Тамара Милашкина. К сожалению, с Еленой Климентьевной мне пришлось встретиться всего несколько раз, но эти встречи остались в памяти на всю жизнь. Катульская и ее муж Антон Иосифович Дроздовский отнеслись ко мне с большим теплом. А я с каким - то особым трепетом входила в этот дом на улице Неждановой. В этом же подъезде над ними жила Мария Петровна Максакова со своей дочерью Людмилой, а на самом верху была квартира Ивана Семеновича Козловского - и там и там мне пришлось побывать позже.

Вернусь к Катульской. Никогда не забуду уютную гостиную с живописными полотнами, рояль, заваленный нотами, большой круглый стол, за которым меня угощали вкусным чаем. И почему-то, остался в памяти помидор, который, уходя от них, я как-то получила в подарок. Этот помидор был выращен кем-то из ее учеников и был размером с маленькую дыню - такого я еще не видела. С этим домом у меня было связано несколько лет. Уже после смерти Елены Климентьевны 19 ноября 1966 года, я навещала Антона Иосифовича (ему уже было далеко за восемьдесят). Не забывали его и ученики Елены Климентьевны.

С Леокадией Игнатьевной Масленниковой я познакомилась, когда она, можно сказать, уже сходила со сцены, и все же мне удалось ее услышать в «Риголетто» и «Евгении Онегине». Она была в хорошей вокальной форме и необыкновенно хороша. Сколько достоинства было в ее статной фигуре, когда ее Татьяна появлялась на балу в своем малиновом берете. Мы встретились с ней в ее квартире на Новослободской улице. Она была все также красива, но в беседе с ней чувствовалось, что жизнь ее в театре в то время была непростой.

Случилось так, что мне неожиданно предложили перейти работать на радио, где до этого я была нештатным автором. А основным местом моей работы был тогда дом-музей А.П. Чехова, и должность моя называлась «научный сотрудник». От Садовой-Кудринской, где находился музей, нужно было сделать один поворот влево, чтобы очутиться на улице Качалова. И я этот поворот сделала, хотя с Чеховым не расстаюсь всю свою жизнь.