Куда мы идем?

(К сведению законосоставителей)

Что мы делаем? Куда мы идем? Куда толкаем наш добрый верующий народ? Или мы Бога не боимся?..

Вот вопросы, — нет: — стоны сердца, коими приходится начинать почти каждую статью, каждую заметку в газете, если нужно говорить о том, что творится у нас на Руси, как развращают наш народ, как непростительно-небрежно относятся к исполнению своего долга те, кому ведать сие надлежит!

В правительственных учреждениях обсуждается новый закон о печати. В то время, когда мы, люди преданные вере, Церкви, Царю и родине, ждать не дождемся, когда наконец обуздают нашу печать, когда мы избавимся от удушающего нас угара и кошмара, напускаемого на нас посредством печатного станка, — семиты природные и семиты арийского происхождения, каким являются, несомненно, наши иудействующие интеллигенты, всеми силами стараются снять всякую узду с печати... А казалось бы: чего уже еще надобно? Какой свободы? Издаются и распространяются, в несчетном количестве экземпляров, книги и брошюры, не говорю уже о ежедневной отраве в виде газетных листов, — издаются и для простого народа, и для интеллигенции такие вещи, что срамно есть о них и глаголати... Богохульство, кощунство во всех видах, самая бесстыдная порнография — все находит себе издателей, находит сбыт и отравляет и народ, и интеллигенцию нашу. Да, и интеллигенцию. Кто читает газету «Новое Время», тот из статей г. Ст-на знает, какою мерзостью недавно угостил некто Карпов нашу интеллигенцию, выпустив книгу в 1 р. 30 к., в коей, смакуя всяческие мерзости хлыстовских радений, доходит до ужасных богохульств и сатанинской мессы... А для простого народа та же порнография — в мелких брошюрах, в газетных листах, миллионами распространяемых в провинции развратителями нашего народа — иудеями.

На сих днях, в жидовской газете «День», один жид позволил себе такую отвратительную выходку с описанием изображения Богоматери, что «мы, говорит «Р. Знамя», затрудняемся привести ее в дословной перепечатке. На сей раз даже «Новое Время» вышло из терпения: перепечатывая кусок заметки жида Флексора, который в кощунственно-порнографической форме издевается над Богоматерию и Спасителем, «Новое Время» пишет, что можно счесть отзыв жида за отрывок из балетной рецензии новейшей формации, вопль какого-нибудь чувственника-новоэстета, все, что угодно, только не то, что есть на самом деле. Но этого мало, говорит «Р. Знамя»: следующее дальше место кощунственной заметки, где жид пишет о Христе, невольно заставляет сжимать кулаки от жгучего чувства негодования и обиды!.. Что делать?! — вырывается крик из наболевшей души... Защитите же нас, наконец!..» Так заключает газета.

Мне скажут: на что же власти? где цензура?

Она, ведь, в сущности, давно уничтожена; мерзость давно гуляет, как чумная зараза распространяется по Руси, пока наконец-то ее заметят, обратят внимание кого следует, последует распоряжение изъять ее из продажи, а — смотришь — она уже вся распродана, и — лови ветер в поле!..

Хотите иллюстрацию к тому, что говорю? — Извольте!

Я получил брошюрку, под довольно длинным заглавием:

«Хитромудрый (умный) способ отравления души малорусского народа его просветителями безбожием и безнравственностью». Автор — Михаил Вербич. А издал брошюрку воронежский еп. миссионер Л. 3. Купце вич. Автор не напрасно поставил в эпиграфе жалобу царя-пророка Давида: «Время сотворити Господеви, яко разориша закон Твой» (Пс. 118, 126). Видно его русское верующее сердце чувствует, что такие явления, как то, о коем он хочет писать, даром не проходят, не только для тех, кто является ближайшим их виновником, но и для несчастного народа нашего...

А пишет он вот о чем.

«Самый популярный писатель у нас, — в Малороссии, — это малорусский поэт Тарас Гр. Шевченко. Начиная с 40-х годов, его сборник стихотворений, под названием «Кобзарь», издавался много раз и возбудил к себе общую любовь. Во всех изданиях прошлого столетия не было ничего антирелигиозного, противозаконного. И вот, в 1906 году Полтавское губернское земское собрание, зная поэзию Шевченко по этим только сборникам, «Кобзарям», испросило разрешение на сбор пожертвований на памятник Шевченко и на постановку этого памятника в матери городов русских, в Киеве. Около того же времени в Петербурге, «Общество Т. Г. Шевченко», в 1905 г., представило в цензурный комитет самый полный сборник «Кобзаря», напечатанный в Австрии, во Львове, в 1902 г., и цензура разрешила печатать «Кобзарь» этот без всяких сокращений. Сказанное общество вошло в соглашение с другим — «Благотворительным обществом издания общеполезных и дешевых книг», тоже в Петербурге, и, за время с 1907 по 1909 г., выпускает до 40,000 экземпляров. — Теперь дальше. Общество перепродает право издания книгопродавцу Яковенко, который выпускает за два издания не меньше 30,000 экз. Итого, за четыре издания, отпечатано было 70,000 экз. Но вот, в феврале 1911 г. все четыре издания были объявлены конфискованными. Но эта конфискация была в пустой след! Ведь, три первых издания были уже распроданы: иначе не было бы надобности выпускать 4-е, которое одно и могло быть конфисковано, да и то довольно поздно. Все же можно думать, что 60,000 экз., если не больше, распродано. Это полнейшее издание «Кобзаря» разошлось, конечно, главным образом по Малороссии и его можно встретить, и теперь даже, и в сельских, особенно земских читальнях-библиотеках, не говоря уже о частных домах».

В чем же дело? За что цензура, даже параличная цензура минувшего пятилетия вынуждена была проснуться, обратить внимание на сборник Шевченко и «объявить конфискованным» экземпляры четырех изданий его?

Простите, читатели мои! Есть вещи, коих опасно касаться, чтобы не заразиться, не осквернить душу: от одного прикосновения остается на душе такой нестерпимый смрад, что не знаешь потом, куда убежать от себя, как забыть прочитанное. О таких вещах лучше не говорить; в предостережение скажу одно: если бы в свое время бывший председатель общества имени Шевченко, сенатор Маркович, представивший книгу в цензуру, заглянул в сборник, то с негодованием отбросил бы его прочь; если бы цензор исполнил свой долг, то книга не пошла бы в народ в количестве 60,000 экз., как смрадная отрава для простых душ. Ведь, хочется верить, что и сенатор Маркович, и цензор были христиане... Бог же будет судиею как им, так и всем, кто участвовал в издании и распространении книги.

Обходя молчанием смрадные места, я приведу из присланной мне брошюрки малое нечто, чтобы не быть голословным совсем. Вот признания самого Шевченки о своей нравственности: «я так опоганывсь, що и не знать, чы був я чыстым колы небудь... Души убогой пураюсь, своей грешной души!» — Вот свидетельство самого автора о том смраде, о той «погани», которую он вылил в своих запрещенных потом цензурою стихах и от которой он не знал, куда деваться — по его собственному выражению — «чурался своей души!» Известно, что Шевченко умер от водянки в груди, которая была следствием пьянства. Вот что читаем мы в 3-м томе сочинений г. Кулиша о его друге Шевченке: «Что же, главным образом, не давало возможности Кулишу спасти Шевченка из пьяницкой геенны? Мешали этому доброму делу те приятели Тараса Шевченка, которые, как летучие мыши на свет, летели из своей темноты на славу Кобзаря. Они потакали всем его дурным привычкам, гадостям, и как жиды-шинкари спаивают в селах богатого крестьянина, так они спаивали в столице поэта. Об этом можно многое бы вспомнить, да не прилично Кулишу копаться в гадостях». Но тот же Кулиш нашел «приличным» печатать литературные гадости Шевченки, издавая сборник его стихов за границей.

Между прочим, вот что приводит упомянутая брошюрка г. Вербича из стихотворения «Цари»: «уж сильно и мне надоели те мужики да женщины обмануты (покрытки); хотелось бы согнать оскому на коронованных главах, на помазанниках Божиих»... Далее — фраза, которую выписывать здесь не дерзаю. И выругавши пророка — царя Давида и сына его Амона за Фамарь, и князя Киевского Владимира за Рогвольда и Рогнеду, Шевченко заканчивает так: «дай Бог, чтобы палачи пообезглавливали царей»... Снова ругательство по адресу Царя... «Будем багряницы рвать на портянки, из кадил закуривать трубки, а явленными иконами печи топить, а кропилами будем хаты выметать». И это писал поэт только за полгода до своей смерти, как говорит дата под этим стихотворением его. Скажите, восклицает г. Вербич, как же можно ставить памятник в священном городе Киеве такому поэту? Ведь, это значит одобрять его кощунственные вирши?! Кто такое Шевченко, что для него позволительно было оскорблять своим пьяным языком религиозное и верноподданическое чувство верующего царелюбивого народа?! Ведь, запрещаем же мы в публичных местах всякую брань? Ведь, есть же статьи закона, карающие за кощунство?! А разве это — не оно? Будь это напечатано в газете, в журнале, разве это могло пройти безнаказанно? А мы за кощунство ставим памятник?!.. Скажите: не опозорит ли себя православная Русь постановкой памятника этому богохульнику в священном городе Киеве?..

А вот еще образец его пьяной поэзии: стихотворение, посвященное какой-то девице Надежде Тарновской: «Великомученице кумо! глупая ты!.. Ты ждала жениха, та целомудрие хранила, та Матерь Божию гневила (?!), та сильно боялася греха — прелюбодействовать. Наплюй ты на ту девичью честь и от искреннего сердца, хоть раз, милая, спрелюбодействуй!».. Ну, скажите: не прав ли был покойный друг Шевченка, который назвал его музу пьяною за такие стихи? — Еще из его же стихов: «А може и сам Ты (о Боге) на небеси смиешся над нами, та может быть, советуешься с панами, как управлять миром? Нет ничего на земли святого! Мне кажется, що и самого Тебя (Бога) уже люди прокляли»... Но довольно... Тошнит от этой «гадости»... И фигура этого пьяницы-стихоплета будет украшать улицы матери городов русских, стольного града Киева, наравне с памятниками князю Владимиру, Николаю I, Александру II и Богдану Хмельницкому, в виду святой великой Лавры Печорской, сего Иерусалима Русской земли?.. И на эту фигуру-статую собрано — не только частными лицами, конечно, — интеллигентами, но и земствами, следовательно — собрано с простых мужичков, которые о Шевченко и не слыхивали, — не много не мало — сто тысяч рублей!

Да что это, в самом деле, как не помешательство какое-то? Что это как не кощунство над святынями русского православного сердца? Если уж собрали деньги, то помогли бы его многочисленным беднякам-землякам выкупить земли у поляков, устроиться получше, как это советует одна киевская малороссийская газета. Они и помолились бы за душу грешного несчастного писателя, погибшего от пьянства, в таком богохульном настроении: замечательно, что почти все вышеприведенные выписки сделаны из стихов, писанных в последние годы его жизни.

Пишу я эти строки, и думаю: вот накинутся на меня и ревнители поэзии, и сторонники мазепинщины, и разные краснотряпичники: чего им лучше — поставить среди Киева памятник безбожнику, который призывал народ из кадил закуривать трубки, а кропилами хаты подметать! Не вижу я надежды, чтобы кто-либо внял моему одинокому голосу... напротив: в наше время такие протесты способны жару поддавать всем этим господам заправилам по части памятников атеистам и революционерам... Но и молчать благоразумно ли? Ведь, на наших глазах делается все, чтоб перевоспитать народные массы в духе безбожия, анархии, в духе безнравственности... Ведь, вот в каких-нибудь три года разошлось же 60,000 сборников, и кто поручится, что их не выписывали для своих школ разные земства, вроде Полтавского, первого поднявшего вопрос о памятнике Шевченку? По нашей халатности, могло даже случиться, что и выписка-то сделана в неведении, какие перлы безумия и кощунства заключаются в «полном» собрании стихов Шевченки. А, между тем, 60,000 экз. кощунственных стихов свое дело делают, всасываются в умы молодежи, заучиваются наизусть, и в свое время плоды приносят... Известно, ведь, что стихи усвоить на память легче, чем сухую прозу. Известно также, что во время нашей проклятой смуты в ней участвовало учителей и учительниц земских школ до 22,500 человек, да церковных школ 163 человека... Было кому подыскать подходящее стихотворение и подсунуть детям. Ведь, именно в этом году и вышло первое полное-то издание сборника...

Приславшие нам упомянутую брошюрку совершенно основательно пишут, что постановка памятника поэту-кощуннику будет лучшей рекламой для распространения его сборника «Кобзарь», а живущие повсюду среди малороссов жиды не преминут воспользоваться сим для своих богомерзких целей к подрыву веры в народе и уважения к царской власти. Какой же он, Шевченко, народный поэт, если он издевается над верою народа, предки коего пролили реки крови за свою святую веру?

Хороша же была у нас и цензура! Хорошо и наблюдение за печатью! А еще жалуются на стеснения, еще требуют какой-то «свободы»... Да печатай себе, что угодно, только не попадайся, сам не напрашивайся на конфискацию, на штраф, да не касайся тех, кто имеет личный интерес следить за твоими «выступлениями»; ну, тогда, конечно, тебя оштрафуют...

Мы все еще как будто верим, что государство состоит в союзе с Церковию. Так ли? Вот гуляет по Руси святой возмутительнейшая, богохульнейшая книжонка. Ужели пастырям Церкви она доселе в руки не попадалась? Ужели миряне-то, мирская власть, ею так и не поинтересовались? В ней есть столь зловонные места, что не только православный, но и каждый католик, даже честный порядочный лютеранин должен бы возмутиться... Но в три года расходится 60,000 экз., а может быть и больше, пока кто-то, наконец, обратил внимание властей, и книга объявлена конфискованною, во всех четырех изданиях. Любопытно: как это было можно конфисковать уже распроданные экземпляры? Да еще в таком огромном количестве?.. Постановили и... успокоились за невозможностью исполнить постановление. Мало того: сделали рекламу, якобы конфискованным, экземплярам. А теперь памятник будет им новою рекламой.

Я извиняюсь, что так долго остановился на богохульном и — да позволено будет сказать — пакостном сборнике Шевченки (разумею полный сборник) потому, что слишком велико зло, какое он внес в народную душу своим многотысячным распространением, слишком велик грех лег на душу тех, кто издавал и распространял его, и не мирится душа с тем, что этому пьянице-стихоплету, употребившему дар Божий на богохульство и пакостничество, ставят памятник, да еще — в купели русского православия!

Но, как я уже сказал в начале статьи, это — пример не одинокий. Каждый год, каждый месяц, каждый почти день выходит множество книг, брошюр, журналов и газет, несущих в душу несчастного Русского народа — как народа в собственном смысле, так и нашей интеллигенции — все тот же яд уже не просто отрицания, нигилизма, а и смрадной отравы открытого богохульства и порнографии... Некоторые издатели специализировались на том, чтобы выпускать целые серии, в которых систематически, с иллюстрациями, популяризуется материализм, дарвинизм, и прочие «измы». Рядом печатается изображение скелета обезьяны и человека и тут же услужливо объясняется их родство (с чем и поздравляю авторов и издателей! См. Псал. 48, 21). В книгах, с виду совершенно научных, от имени науки проповедуется, что Ветхий Завет, в нынешнем его составе весь подделан, что народ еврейский искони был бессовестнейшим народом, что таковы были и его предки, например Авраам (это — тот, о котором Апостол Павел пишет, что он друг Божий наречеся!), что все патриархи были люди... ну — словом — недостойные уважения, — и все это читается нашей интеллигенцией, и отсюда-то черпают писатели-публицисты свои «исторические и критические» познания по Библии.

Но, оказывается, и этого все еще мало для требующих «свободы» печати: недоумеваешь — да чего же еще им нужно?..

И сжимается сердце болью-тоскою за несчастную Русь, и хочется крикнуть снова и снова:

Да куда же мы идем? Что мы делаем? Гнев Божий на свою Русь призываем!!!