ШАХСКИЙ ИРАН И ПУТИНСКАЯ РОССИЯ

Наши аналитики любят рассуждать о «проблеме 2008». В самом деле, интересно кто станет президентом через несколько лет, пойдет ли Путин на третий срок, а если пойдет, то каким способом будут перекраивать Конституцию?

По странному стечению обстоятельств именно в этот год исполнится 30 лет со времени исламской революции в Иране. Юбилей, на который мы вряд ли обратим внимание, занятые своими проблемами. А между тем внимательный взгляд на историю крушения шахского Ирана многое объяснил бы в процессах, разворачивающихся сегодня у нас.

Неправда, будто революции непременно происходят на фоне военных поражений и экономического кризиса. Пример 1917 года произвел на всех столь сильное впечатление, что были забыты многочисленные случаи политических кризисов, развивавшихся по совершенно иному сценарию.

Шахский Иран, как и Россия при Путине был страной, демонстрировавшей вполне приличные темпы экономического роста на фоне устойчивых доходов от экспорта нефти и газа. Правда, это отнюдь не отменяло его периферийного положения в мировой капиталистической системе, но порождало самодовольство и амбиции в правящих кругах, которые иногда даже самим Соединенным Штатам намекали на наличие у них собственного мнения!

Последний иранский шах, будучи сторонником буржуазной модернизации, не слишком церемонился с конкретными капиталистами. Кто-то из советских востоковедов даже заметил, что правительство слегка «придушило» бизнес - но сделало это для его же собственного блага. Ведь бизнес элита состояла из людей безответственных, насквозь коррумпированных и неэффективных. «Революция менеджеров» насаждалась государством, которому приходилось преодолевать упорное сопротивление собственников.

Можно сказать, что правительство взяло на себя задачу воспитания правящего класса. Как и положено строгому учителю, власть не боялась пользоваться розгой, а кое-кого даже приходилось удалять из класса - в обоих смыслах слова.

Ровно таким же учителем с розгой предстает и Путин перед лицом российских олигархов. Он жестко наказывает за непослушание, но разве можно обвинить его в нежелании жить по законам капитализма? Напротив, именно эти законы он и пытается вбить в головы нерадивым и бестолковым ученикам.

Олигархическая структура экономики остается неизменной. Рыночные реформы продолжаются. «Замещение» одних олигархов другими должно лишь сделать эту политику более эффективной. Много говорится о технологическом развитии, национальных проектах и модернизации. Средний класс должен быть удовлетворен комфортабельным потреблением и хорошо оплачиваемыми рабочими местами.

Получается, однако, не столько эффективно, сколько эффектно. Внешний блеск скрывает нерешенные проблемы. А поверхностность правящих людей и принимаемых ими решений рано или поздно становится очевидна всякому непредвзятому наблюдателю.

Иранский капитализм при последнем шахе, как и российский капитализм при Путине, имел слишком узкий социально-экономический базис, оставляя за бортом две трети населения. Нефтяное благополучие обеспечивает иллюзию стабильности. Именно иллюзию: посмотрев на пейзаж внимательнее, замечаешь, как на заднем плане собираются грозовые тучи.

Особых успехов иранский шах достиг в борьбе с оппозицией. Левые были успешно подавлены, причем власти не слишком церемонились при выборе методов (на этом фоне нынешняя Россия, безусловно, предстает царством свободы). В политическое небытие была отброшена и либеральная оппозиция, вздыхавшая о тех временах, когда несколько ведущих дельцов и их приятели чиновники могли за один вечер неформальным образом решить все вопросы за кальяном в элитной кофейне. Теперь приходилось иметь дело с настоящей бюрократической корпорацией, которая требовала к себе уважения и готова была диктовать собственные условия.

Цензура и политическая полиция сделали своё дело. Оппозиции больше не было. Гражданское общество, как в правом, так и в левом варианте было уничтожено. Но недовольство осталось. Его центром стала мечеть - единственное место, где можно было свободно говорить, не опасаясь немедленного ареста. Социальный протест нашел выражение в религиозном чувстве. Если мечеть заменила оппозицию, то клерикальный фундаментализм не мог не заменить революционную идеологию. А хорошо спаянная корпорация мулл и аятолл сделалась единственно устойчивой альтернативой шахской бюрократии. Она набирала авторитет, впитывала в себя импульсы народного недовольства и готовилась сменить власть, когда та падет. В нужный момент она вышла на сцену, не только отодвинув чиновников и элиту старого режима, но и растоптав в порошок сторонников остальных оппозиционных течений, включая либеральных и левых приверженцев Ислама.

В данном случае Иран 1970-х на Россию 2000-х, казалось бы, не похож. Нет у нас такого центра притяжения для фундаменталистских сил. Всевозможные группы, вдохновляемые клерикальной, националистической, расистской идеологией, пока не превратились в цельное общественное движение с единым признанным и по-своему авторитетным руководством.

И всё же рост националистических, фашистских группировок начал тревожить Кремль. Если наша власть способна извлечь из истории хоть какой-то урок, то именно этот. Она старательно препятствует консолидации националистического блока, ограничивая амбиции появляющихся здесь лидеров, препятствуя созданию устойчивых структур. «Родину» поставили на место. Православная церковь - не шиитская мечеть, она против государства не пойдет. Многочисленные фашистские группы, начиная от убийц-скинхедов, заканчивая Движением против нелегальной иммиграции (ДПНИ), представляют большую проблему для граждан с «неарийской» внешностью, но ещё не стали и, скорее всего, не станут самостоятельной политической силой. Даже если КПРФ будет превращать все свои митинги в массовку для пропаганды расистской ДПНИ, этого ещё недостаточно, чтобы превратить фашистов во влиятельное движение.

Однако у власти проблема. Очень трудно одновременно вести борьбу с правым экстремизмом и «зачищать» гражданское общество. Война на два фронта требует усилий, ресурсов и внимания, которых может просто не хватить. Да и действовать надо, сохраняя благопристойный вид. Избегая при проведении репрессивной политики крайностей и эксцессов или, по крайней мере, всегда имея возможность их прикрыть.

В начале 2000-х годов националистические движения в России переживали кризис. Даже в КПРФ (являющейся, вопреки названию, главной националистической партией) возникли колебания. В партии, и особенно в её молодежной организации появились коммунистические течения, робко пытавшиеся апеллировать к названию и истории собственной организации. Между тем к середине нынешнего десятилетия расистско-националистические силы в России как будто обрели «второе дыхание». Успешная «зачистка» гражданского общества создала для них благоприятные условия. Путин столь энергично выкорчевал на своём огороде все цветы, что расчистил пространство для сорняков.

Такой политический огород не нужен даже самой администрации. Государственная машина начинает со скрипом поворачивать фронт. «Борьба с фашизмом» становится модной идеологической мелодией, исполнителям которой в Кремле готовы, даже доплачивать. Не удивительно, что желающих побороться с фашистской угрозой сразу нашлось несметное множество. Только все они как-то не по этому делу. Если вы систематически давили гражданское общество, то не удивляйтесь, когда на призыв к общественной мобилизации сбегаются одни мародеры.

Шахский Иран рухнул под ударами фундаменталистского восстания, совместившего революционный энтузиазм с последовательно реакционной программой. Путинская Россия уверенно идет навстречу собственному кризису, конкретные очертания которого ещё не до конца просматриваются. Но общая динамика процесса уже более или менее видна. Единственная сила, которая может противостоять нарастанию националистической реакции, - это гражданское общество. А в силу наших социальных, экономических и культурных условий реальное гражданское общество будет не либеральным, а левым.

Специально для «Евразийского Дома»