«НА ЗАПАДНОМ ФРОНТЕ БЕЗ ПЕРЕМЕН…»

Откровенно говоря, такие операции, так сказать, местного значения, проводимые оторванно от общих, на отдельных армейских участках, никогда себя не оправдывали и влекли за собой значительные потери.

(Маршал К.К. Рокоссовский)

На протяжении всего 1942 года командующий Западным стратегическим направлением, по совместительству командующий Западным фронтом, а затем заместитель Верховного Главнокомандующего генерал армии Жуков, «великий и ужасный», кровопролитно и безуспешно бился с группой армий «Центр», пытаясь в первую очередь ликвидировать ржевско-вяземский плацдарм. Войска Западного фронта, пока им командовал Жуков, никогда не стояли в обороне. Они непрерывно атаковали противника. Этакий был полигон для обучения полководца.

Своих потерь Георгий Победоносец (он любил, когда его так называли) никогда не считал, а немцам действительно приходилось туго. Почти все пополнения Гитлер бросил на юг. На долю фельдмаршала Клюге выпадали лишь крохи, которые не могли восполнить потери в людях и технике. Численность пехоты в его дивизиях была сокращена с девяти батальонов до шести. Почти не поступали танки, сокращения были проведены и в других родах войск.

Четырем армиям группы «Центр», имевшим в своем составе на 1 июля 1942 года около 70 дивизий, противостояли двадцать армий Калининского, Западного и правого крыла Брянского фронтов — 140 дивизий. Кроме того, на Московском направлении были сосредоточены все стратегические резервы Ставки.

Начнем с того, что понятия «частная операция» в военной науке нет.

В соответствии с ней, с военной наукой, операция — это совокупность согласованных и взаимосвязанных по цели, задачам, месту и времени сражений, боев, ударов и маневров разнородных войск, проводимых одновременно и последовательно по единому замыслу и плану для решения задач на театре военных действий, стратегическом или оперативном направлении в установленный период времени.

По характеру боевых действий различают оборонительные и наступательные операции. Наступательная операция, в зависимости от масштаба, бывает:

стратегическая — Для достижения стратегических целей;

фронтовая — проводится войсками фронта по единому плану и замыслу в целях разгрома противостоящих группировок противника и овладения территорией на одном стратегическом или нескольких оперативных направлениях;

армейская — проводится одной армией в целях разгрома противостоящей группировки противника и овладения районами, имеющими оперативное значение; как правило, осуществляется в рамках фронтовой операции, во взаимодействии с другими армиями, силами и средствами фронта.

Советские военачальники изобрели еще одну разновидность — частная операция. Это такая фронтовая или армейская наступательная операция Красной Армии, которая закончилась полным провалом. То есть цели в начале операции ставились в соответствии с наукой — разгромить и захватить, и задействовались соответствующие силы, а результаты обычно характеризовались словами «ввиду недостатка сил», «обескровили», «прощупали», «сковали», «отвлекли резервы» и т.п. (если же проваливалась стратегическая операция, ну там — наступление на Харьков или освобождение Крыма, то ее понижали в «звании» до фронтовой). Правда, с учетом требования о том, что организуемое сражение должно быть «согласованным и взаимосвязанным» во всех звеньях, — то, что вытворяли наши полководцы, вообще нельзя назвать операциями, просто генералы «изучали азбуку».

В конце мая 1942 года Жуков решил провести еще одну операцию по разгрому болховско-брянской группировки противника силами левого крыла Западного фронта. Охватывающие удары на Брянск предстояло нанести войскам 16-й армии Рокоссовского и 61-й армии Попова. Боевой порядок стрелковых дивизий был выстроен в один эшелон, каждой дивизии придавалось 12–15 танков непосредственной поддержки, плотность артиллерии составляла от 30 до 40 орудий на километр фронта. Для развития успеха во втором эшелоне 16-й армии был сосредоточен танковый корпус. Что касается «согласования» и «взаимосвязи», то Рокоссовский прямо указывает, что окончательные цели операции ему были неизвестны: «Плохо было еще и то, что командование фронта почему-то не всегда считало обязанностью посвящать командующего армией в свои замыслы, т.е. не ставило в известность о том, какая роль отводится армии в данной операции во фронтовом масштабе. В данном случае это было так».

Откуда же взяться взаимодействию, если каждый фигурант выполнял свою узкую задачу в отведенной полосе? Кроме того, армии должны были наносить удары поочередно.

Первыми после 30-минутной артподготовки перешли в наступление войска Попова, сутки спустя — дивизии Рокоссовского. Пехота 16-й армии при слабом противодействии противника ворвалась в траншеи первой позиции. Немцы отходили на вторую позицию, преследуемые советскими танками, которые самозабвенно палили по ним из пушек. По наблюдению командарма, «наши танкисты почти не применяли пулеметного огня, предпочитая вести пушечный, где надо и даже где не надо». Довольно успешно войска преодолели и вторую позицию.

Настала пора в соответствии с планом операции ввести в прорыв танковый корпус, но он на поле боя вовремя не появился. Получилось так, что штаб армии разрабатывал планы ввода этого соединения и ставил задачи штабу корпуса на карте. А вот заблаговременно разведать местность, проверить степень проходимости намеченного маршрута и те и другие как-то «забыли». На пути выдвижения корпуса оказалась речушка с заболоченными берегами, где танкисты успешно застряли. Поэтому потребовалось еще два часа на то, чтобы вывести подвижную группу к указанному рубежу. За это время противник сумел перебросить свежие силы с разных направлений и из глубины.

К моменту появления на сцене танкового корпуса в воздухе уже прочно господствовала германская авиация: «Над полем боя образовали круг сорок пикирующих бомбардировщиков. В первую очередь они набросились на головную танковую бригаду, которая, красиво развернувшись, проходила высоту в двух-трех километрах сзади наступавшей пехоты. И тут произошло нечто невероятное: вместо того чтобы рвануться вперед, бригада остановилась. Она стояла на голой высоте, а «юнкерсы» сыпали на нее бомбы».

Танкистов, оказывается, «ошеломило»! «Наша пехота залегла и еле сдерживала контратаки. Танковый корпус под бомбежкой топтался на месте, рассыпавшись по всему полю…» — кроме красивых разворотов у него пока ничего не получалось. Под прикрытием авиации немцы подтягивали новые части. Похожая картинка наблюдалась и в полосе наступления 61-й армии.

Командармы попросили у фронта истребительной поддержки, и просьбу их удовлетворили, однако прибывшие в район сражения «сталинские соколы» вступить в бой с «фашистскими стервятниками» убоялись, ввиду явного превосходства последних: «Вражеские истребители, обеспечивавшие свои бомбардировщики (немцы-то какие хитрецы: бомбардировщики у них без сопровождения не летают. — Авт.), не позволяли нашим даже приблизиться к месту боя… верткие «мессершмитты», подобно стае борзых собак, набрасывались на наших и отгоняли их. В этот день не было даже случая, чтобы советские самолеты вступали в бой (!)»

На этом наступление закончилось, разгромить кого-либо и открыть ворота на Брянск не удалось, советские войска на отдельных участках продвинулись вперед до 10 км. «В целом, — пишет Рокоссовский, — задачу мы не выполнили, противника потрепали и напугали здорово». Это и называется частной операцией: «напугали» — вот и «здорово».

В подготовке и проведении этого наступления принимал участие представитель Ставки генерал Воронов, зафиксировавший свое мнение: «Мне было непонятно, зачем расходовать силы и средства на ряде фронтов для проведения частных операций с ограниченными целями… Зачем нужно начинать наступление двух армий одного и того же фронта с разницей во времени в одни сутки? Кого хотели обмануть? Противника? Мне думается, больше обманывали себя. Трудно представить, чтобы при активной воздушной разведке противник не смог заметить наших перегруппировок. Это учтено не было. Вот и получилось, что вражеская авиация обрушила свои удары вначале на боевые порядки наступавшей группировки 61-й армии, а затем столь же ожесточенно стала бомбить перешедшие в наступление войска 16-й армии. Пехота была еще слабо подготовлена к наступлению…»

В начале июля было принято решение повторить операцию на брянском направлении силами 10-й, 16-й и 61-й армий, которым придавался 10-й танковый и 1-й гвардейский кавалерийский корпус. Им предстояло развернуть наступление против 2-й танковой армии противника с рубежа Киров–Волхов в сторону Брянска. То есть в неизменном жуковском стиле: с прежних направлений, но большими силами. После войны было заявлено, что целью операции являлось «прощупать прочность немецкой обороны» на южном фланге Западного фронта. Уже по этой формулировке нетрудно догадаться, чем она закончилась.

С 5 по 12 июля под личным руководством командующего Западным фронтом развернулись ожесточенные боевые действия на участке между Жиздрой и Волховом. В боях проходили обкатку новые образцы вооружения и тактические приемы.

В частности, Ставка ВГК поручила командующему гвардейскими минометными частями генералу В.В. Аборенкову испытать в фронтовых условиях новую реактив-ныу систему М-30, из-за характерной формы 300-мм снаряда получившую у солдат прозвище «Лука Мудищев». Генерал выехал в район города Белев, где в это время 61-я армия, которой теперь командовал генерал П.А. Белов, готовилась к наступлению. Туда же срочно направлялись восемь только что сформированных дивизионов М-30, сведенных для удобства управления в полки. Командарм определил цели — узлы сопротивления противника в деревнях Аннино и Верхние Дольцы. Огневые позиции были выбраны с таким расчетом, чтобы стрельбу можно было вести на дальности, близкой к предельной — 2400–2600 м. В этом случае рассеивание снарядов ожидалось меньшим. Но пусковые станки пришлось установить на опасном расстоянии от переднего края противника — они попадали в зону его ружейно-пулеметного огня. На автомашинах снаряды подвозить было нельзя. Пришлось ночью доставлять их на руках личного состава дивизионов.

Днем 5 июля на противника в Аннино и Верхних Дольцах обрушились два полковых залпа. Оба узла сопротивления были стерты с лица земли, после чего пехота заняла деревни без каких-либо потерь.

Боевые испытания показали, что дивизион М-30 залпом из 384 снарядов на дальность 2600 м создавал плотность огня на площади в 18 гектаров, равную 14 снарядам на километр. Этого было недостаточно для надежного подавления опорных пунктов. На такую плотность требовалось выпустить не менее 20 снарядов, то есть нужно было подключить еще одну батарею.

Тогда же выяснилось, что для 96 станков дивизиона М-30 трудно выбрать и оборудовать огневую позицию — она оказывалась вытянутой по фронту на десятки метров.

С учетом результатов испытаний штаб формирования ГМЧ в июле перешел к созданию отдельных дивизионов М-30 двухбатарейного состава по 24 станка в батарее. Залп дивизиона составлял теперь 288 реактивных снарядов. Необходимую плотность огня было решено достигать, привлекая к стрельбе по одной площади два-три дивизиона.

Была сделала попытка существенно повысить эффективность работы авиации.

Поддержку наземных войск на этот раз осуществляли девять авиадивизий 1-й воздушной армии генерал-лейтенанта С.О. Худякова. Командарм одним из первых, взяв на вооружение опыт люфтваффе, попытался использовать авиацию массированно, посылая большие группы самолетов на направление главного удара. Советские бомбардировщики и штурмовики, прикрываемые истребителями, буквально висели над полем боя. Перевес в первые дни наступления был явно на стороне советской авиации. Однако одного только количественного превосходства было недостаточно. Ушедшие на задание эскадрильи, покинув аэродром, уже никем не управлялись, истребители с земли не наводились, штурмовики не взаимодействовали с наземными войсками, так как на советских самолетах не имелось радиостанций.

Тем не менее первый опыт был оценен положительно как летными, так и общевойсковыми командирами. Худяков докладывал командующему ВВС Красной Армии генералу A.A. Новикову: «Я убедился, что на узком участке фронта можно сконцентрировать семьсот-восемьсот самолетов и использовать их на главном направлении наступающих войск. Мне впервые за время войны не стыдно было находиться в войсках фронта. Авиация буквально висела над противником и пробивала дорогу пехоте… Помогите, товарищ командующий, нам быстрее оснастить истребители и штурмовики бортовыми радиостанциями. Мне кажется, в этом сейчас вся соль».

Действительно, «вся соль» заключалась в том, что в состав 1-й воздушной армии, кроме бомбардировщиков, входили четыре истребительных и четыре штурмовых авиационных дивизии, а радиостанциями были оборудованы только самолеты, и то не все, 18-го гвардейского истребительного полка. Один радиофицированный полк на всю армию! Причем лишь треть машин в нем имела приемо-передающие радиостанции и половина — только приемники. Но и это считалось большим достижением. «О такой оснащенности в других частях можно было пока только мечтать», — вспоминал бывший заместитель начальника связи армии полковник Е.В. Кояндер. Надо думать, что в других воздушных армиях не было даже этого.

Следствием малочисленности бортовых радиосредств в истребительных и штурмовых частях стало падение уровня профессиональной подготовки офицеров связи. На них смотрели как на людей, не загруженных работой, чего армия не терпит. Поэтому связистов загружали аэродромными дежурствами и прочими делами, мало связанными с их непосредственными обязанностями. Начальники связи полков в своем большинстве имели летное образование, хорошо знали штабное дело. Их все шире привлекали к работе в штабах, выдвигали на должности начальников штабов полка. На их место ставили малоподготовленных людей — все равно радиостанций нет и получения их не предвидится.

Летчики радиоделу учиться не хотели, считая это пустой тратой времени, в чем молчаливо с ними было согласно прямое начальство. В итоге, даже получив радиостанции, пилоты не умели ими пользоваться. Так, перед наступлением командование 1-й воздушной армии оборудовало в двух километрах от переднего края в полосе 16-й армии пункт наведения истребителей, но он своего назначения не оправдал. По докладу заместителя Худякова полковника Л.Г. Кулдина: «Подавляющее большинство его попыток наводить истребители на цели не дали никаких результатов. Порой… даже казалось, что летчики умышленно не вступали в связь с радиостанцией наведения, а то и выполняли маневры, прямо противоположные указанным». Полковник Кулдин пробыл на пункте наведения два дня. Затем, поняв, что никакого толка не добьешься, плюнул и вернулся в штаб армии.

Год боевых действий показал также необходимость изменений в тактике, в первую очередь истребительной авиации. Советские летчики, в соответствии с предвоенными теориями, обучались в основном нанесению ударов по наземным целям и были слабо подготовлены к ведению воздушного боя. Эскадрильи ходили плотными строями, что тоже соответствовало задачам штурмовки, с одной стороны, с другой — было вызвано отсутствием радиосвязи. Для воздушного боя эти «рои» были малопригодны, в кутерьме схватки летчики быстро теряли визуальный контакт друг с другом и действовали самостоятельно, без взаимодействия и взаимного прикрытия.

Основной тактической единицей в истребительной и штурмовой авиации являлось звено из трех самолетов. Не имея между собой связи, летчики в полете держались компактно, крыло к крылу, внимательно наблюдая за действиями командира звена. Он же управлял подчиненными по принципу «делай как я». Такой строй сковывал маневр, не позволял вести непрерывное наблюдение за воздушной обстановкой, ограничивал инициативу.

Немецкие летчики действовали парами — ведущий и ведомый. Наличие на борту радиостанций позволяло им расходиться на значительные расстояния и быстро сближаться при необходимости, обмениваться информацией об обстановке, осуществлять сложные боевые маневры, взаимодействовать друг с другом и другими парами, оказывать помощь — действовать в бою осмысленно и тактически грамотно. Наземные пункты наведения помогали им быстрее найти в воздухе противника, занять более выгодное по отношению к нему положение. Истребители держали связь с бомбардировщиками при совместных с ними действиях, бомбардировщики — с наземными войсками. На всех Ме-109 устанавливалась коротковолновая радиостанция с радиусом действия до 100 км, а на Ме-110 — две станции, одна из них длинноволновая, перекрывающая расстояние около 300 км. Имелись у немцев также станции ультракороткого диапазона, позволявшие выходить на наземную телефонную сеть.

Все это, и техническое оснащение, и четко работающую организацию, и адекватную тактику, в советских ВВС еще только предстояло создать, причем в ходе боевых действий, ценой жизни пилотов, которых готовили к совсем другой войне.

По приказанию генерала Худякова в каждом истребительном полку одну эскадрилью полностью оснастили бортовыми радиосредствами. Вместо звеньев в этих подразделениях основными тактическими подразделениями становились пары. На машинах ведущих установили приемно-передающие станции. Поскольку их еще не хватало, многим ведомым приходилось довольствоваться только приемниками. В таких случаях, чтобы проверить связь, ведущий после взлета запрашивал у ведомого: «Если слышишь, покачай крыльями» или «Если слышишь, сделай горку». Тот отвечал соответствующими эволюциями, в бою строго следовал указаниям своего командира, передаваемым по радио, стараясь ни в коем случае не потерять его из виду. Утратив с ним зрительный контакт даже временно, летчик не мог бы подтвердить, принял ли переданную команду.

Наконец, в конце августа 1942 года вышло постановление ГКО об оборудовании всех выпускаемых истребителей и штурмовиков приемо-передающими радиостанциями и приемниками из расчета 1:5, а в дальнейшем 1:3. Постановление еще предстояло выполнить, пилотов — обучить правильно, обеспечивая скрытность управления, пользоваться связью. Между тем даже книгу позывных штаб ВВС издал лишь в середине войны. Службу радиоперехвата организовали только в 1944 году. Поразительно, что после всех просчетов в организации связи и управления кибернетику в Советском Союзе объявили «буржуазной лженаукой».

К тому же увеличение количества радиостанций еще не решало всех проблем: «Если бы все радиостанции имели кварцованные задающие генераторы и приемники с высокой точностью надстройки, работать в радиосетях было бы просто и надежно. Но таких радиостанций и приемников в то время у нас не было. Радистам наземных станций и летчикам приходилось то и дело подстраиваться, разыскивая в эфире нужных корреспондентов. Найдя одного, они теряли других. Поэтому находившиеся в воздухе летчики нередко не могли установить двухстороннюю связь со своими авиапредставителями или авианаводчиком и даже друг с другом». А в это время «германец», находясь в воздухе, мог вести переговоры «с любым своим командиром, если даже он находился у себя на квартире».

Положение с настройкой раций улучшилось с принятием на вооружение новых радиостанций РСИ-4, работавших на шести фиксированных частотах, и выделением для авиации «своих волн», на которых категорически запрещалось работать всем другим корреспондентам.

Немало времени прошло, прежде чем летчики поняли, выражаясь словами Героя Советского Союза полковника С.П. Данилина, что «радио и пулемет в бою равны», а основной тактической единицей в советской истребительной и штурмовой авиации стала боевая пара.

Аналогичные проблемы испытывали все рода войск. Например, танкисты имели радиостанции только на командирских машинах, а на линейных их не было, что немало затрудняло управление боем.

Германские генералы тоже учились и к этому времени хорошо усвоили особенности русской наступательной тактики: «В наступлении у них, как правило, отсутствовала гибкость в управлении на поле боя и взаимодействие родов войск. Постепенно, однако, русские создали себе определенный шаблон, по которому они вели наступление, внося в него иногда лишь незначительные изменения. Тем самым они облегчали немцам ведение обороны в тех случаях, когда соотношение сил было сносным. Наступление русские начинали обычно сильными ударами, наносившимися на широком фронте с целью прощупывания слабых мест в обороне противника… Используя эту огневую и авиационную поддержку, пехота в сопровождении танков непосредственной поддержки, как правило, густыми цепями, не обращая внимания на значительные потери, переходила в атаку и буквально вгрызалась в оборону противника. Когда в каком-либо месте намечался прорыв, в бой вводились подвижные силы… Возведенный в шаблон, этот способ наступления давал обороняющемуся большие возможности для сохранения и сбережения своих сил».

Действительно, шесть немецких дивизий успешно отбили все атаки двадцати советских.

После недели боев советские войска вынуждены были вернуться на исходные рубежи. Итоги операции, как всегда, вдохновляют: «Наступление армий Западного фронта из-за отсутствия превосходства над противником и прочности его обороны особых территориальных успехов не принесло, но сковало довольно сильные силы гитлеровцев… Хотя вражескую оборону прорвать не удалось, противник был вынужден перебросить на это направление из оперативного резерва три дивизии».

Ну и что? Оперативные резервы для того и существуют, чтобы, выдвигая их из глубины на угрожаемые участки, парировать удары противника. Их наличие у Клюге характеризует его как грамотного военачальника.

А вот у наших полководцев в 1942 году никаких оперативных резервов не наблюдалось и создавать их они не умели. Все свои войска они выстраивали в передовую линию, что позволяло немцам после прорыва фронта на узких участках безнаказанно идти на глубокое окружение советских войск, а окружив, беспрепятственно уничтожать их. Тимошенки, коневы, еременки в это время клянчили новые дивизии и армии из резерва Ставки.

Вполне закономерно, что и эта неудавшаяся фронтовая операция попала в разряд «боев местного значения». Однако в связи с этим «незнаменитым» сражением генерал Галицкий поведал совершенно потрясающую историю, проливающую свет на секреты нашей обороны.

Разработанная до войны советская военная доктрина была агрессивной, пардон, наступательной. Вопросы стратегической обороны ею не рассматривались вовсе. Считалось, что Красная Армия может вести эпизодически оборонительные действия на отдельных направлениях, но только в рамках общего стратегического наступления. 22 июня 1941 года началась совсем не та война, которую планировали красные маршалы. Поскольку к оборонительной войне не готовились, в войсках не оказалось мин, лопат, противотанковых гранат, колючей проволоки и многого другого — всего того, что маршал Кулик называл «оружием трусов».

Не было у Красной Армии и инструкции по созданию полевых оборонительных рубежей. Точнее, инструкция была. Ее разработали еще в декабре 1940 года специалисты трех академий — Военно-инженерной, Военной академии имени Фрунзе и Артиллерийской. Тогда же инструкцию рассмотрели, одобрили и даже распечатали в типографии. А вот утвердить как-то не успели, да, видимо, и надобности особой в ней не было. Никому не нужная, она пролежала в недрах Главного военного инженерного управления почти полгода, хотя «содержала ценнейшую информацию о том, как тактически грамотно возводить оборонительные рубежи».

В первый день войны начальнику ГВИУ пришло в голову, что такой документ в действующей армии все-таки должен быть, и его заместитель провел процедуру «утверждения» в течение пяти минут: он поставил на инструкции собственноручную подпись и приказал разослать ее в войска. Но и там долгое время она оставалась невостребованной, опять же лопат и ломов не хватало, несмотря на великие стройки социализма. А самое главное, до осени 1942 года Красная Армия, неся немыслимые потери, непрерывно наступала и контратаковала, не утруждая себя строительством оборонительных рубежей (вообще в тылу сотни тысяч гражданских людей, в основном женщин, копали противотанковые рвы и что-то строили, но советские войска в большинстве случаев эти позиции не занимали; гораздо чаще ими потом пользовались немцы).

Честно говоря, и принятая на вооружение инструкция написана была в соответствии с «самой передовой» военной теорией, которая начисто отвергала «окопную войну». Засиживаться в окопах не собирались, поэтому траншей не рыли, а изобрели индивидуальную стрелковую ячейку — земляную ямку на одного бойца. Просто и экономично, никаких ходов сообщений, запасных позиций и прочей мороки. Умники-математики доказали, что вероятность прямого попадания снаряда в такую ячейку мала, значит, меньше будут потери от огня противника. Притом, напомню, окапываться собирались «эпизодически» на отдельных направлениях в рамках всеобщего наступления с целью освобождения зарубежных пролетариев от гнета их зарубежных эксплуататоров.

На деле оказалось, что мало уметь ходить в атаку за огневым валом, необходимо еще уметь отбивать атаки противника, создавать оборону и закрепляться на достигнутых рубежах. Выяснилось, что солдат в ячейке не ощущает локтевой связи с соседями и неустойчив в обороне. Подвоз на передовую боеприпасов и продовольствия, эвакуацию раненых, маневр огневыми средствами и подразделениями — все приходилось делать на открытой местности, на глазах противника, открывающего огонь по любой движущейся цели. Но если «до ветру» можно выползти ночью, то как командиру роты в ходе боя, например, перебросить отделение автоматчиков или пулеметный расчет на угрожаемое направление? В итоге войска несли бессмысленные, ничем не оправданные потери. О бытовых условиях в «ямках» я и речи не веду.

Так вот, на второй день вышеупомянутого наступления начальник инженерных войск Западного фронта вместе с начинжем 16-й армии решили осмотреть отбитый у немцев передний край обороны. Их пытливым взорам предстали сплошные траншеи с оборудованными пулеметными и стрелковыми площадками, ходы сообщения, ведущие в землянки для отдыха солдат, по-фронтовому минимальные, но «удобства». И вот главный инженер армии «вслух заразмышлял»: «Непонятно, почему немцы так привержены к траншеям?»

И главному инженеру фронта пришлось объяснять своему младшему коллеге, что траншеи «обеспечивают скрытное передвижение, надежную маскировку боевого порядка, маневр подразделений и огневых средств по фронту и в тыл, постоянную защиту обороняющихся от огня противника, широкую возможность подготовки запасных площадок для стрельбы из всех видов оружия. В то же время траншея заставляет врага рассредоточивать огонь по всей длине траншеи, в результате чего резко снижается плотность и эффективность огня», а также позволяет личному составу подразделений отдыхать в нормальных условиях, оставив на позициях дежурных наблюдателей и пулеметчиков. В общем, немцы, даже делая ставку на блицкриг, не стали отвергать накопленный опыт предыдущей войны и изобретать «передовую науку» на базе нацистского метода.

На все эти резоны начальник инженерных войск армии(!) ответил фразой, достойной войти в сокровищницу советской военной мысли:

— Траншея, возможно, и хорошая штука. Но попробуй отрыть ее! Сколько труда надо вложить!

Вот она, загадочная русская душа! Братские могилы копать, конечно, проще. Вот ключ к разрешению загадки: отчего советская дивизия не могла прорвать оборону германского батальона, а армия — дивизии. И наоборот: почему с такой легкостью немцы преодолевали советские позиции на любом выбранном ими участке.

Светлейший князь Меньшиков перед штурмом Нарвы успокаивал сомневающегося Петра: «Не волнуйся, государь. Людишков хватит». Сталинские полководцы мыслили аналогично. Красная Армия в 1942 году ежесуточно теряла около 20 тысяч убитыми и ранеными — две дивизии. Каждый день. И в 1943-м, и в 1944 году, и до самой Победы. И освобождение Европы обошлось нам ничуть не дешевле, чем оборона Сталинграда и Кавказа.

Все эти «запугивания» и «прощупывания» не помешали фон Клюге и Моделю провести наступательную операцию «Зейдлиц» с целью улучшить оперативное положение своих войск. Она была начата 2 июля 9-й немецкой армией против 39-й армии Калининского фронта, занимавшей выступ в районе города Белый. Немцы нанесли удар по самой узкой части коридора, связывавшего эту армию с основными силами фронта. В итоге им удалось прорвать оборону армии Масленникова, перерезать все коммуникации и окружить ее соединения и 11-й кавалерийский корпус. Попытки Конева прорвать кольцо извне успеха не имели.

В разгроме советской армии выдающуюся роль сыграли немецкие пикировщики Ю-87. «За всю войну я не видел ничего более ужасного, — свидетельствует бывший офицер связи Б.П. Поляков. — Крупные воронки уже до краев заполнились водой. Дорогу устилали разбитые повозки, автомашины, убитые лошади, трупы людей… Нам стоило больших усилий пробираться через непрерывные завалы из поваленных деревьев и груды техники».

К 20 июля немцы ликвидировали «котел» и приступили к прочесыванию местности. Лишь отдельным советским подразделениям удалось выйти из окружения на участках южнее и севернее Белого в полосы 30-й и 22-й армий. Важный плацдарм советских войск юго-западнее Ржева был потерян. Командарм-39 спасся, а вот его заместитель генерал И.А. Богданов погиб. Войска Калининского фронта были вынуждены отступить от Велижа и Демидова на север.

С 16 июля Жуков начал планирование наступательной операции на ржевско-сычевском направлении, «организуя эту операцию как крупное наступление в рамках стратегической обороны Советской Армии» (?)

Послевоенная историография утверждает: «Главная цель операции состояла в том, чтобы сковать силы противника на западном направлении, лишить его возможности перебрасывать соединения из группы армий «Центр» на юг, где германские войска наносили главный удар в летней кампании, и вынудить перегруппировать на центральный участок фронта часть своих стратегических резервов». Версия эта придумана задним числом, как и фиктивная цель. Именно в это время Гитлер снимал дивизии с южного крыла Восточного фронта и перебрасывал их на Запад, под Ленинград и… в группу армий «Центр» (в частности, в распоряжение фельдмаршала Клюге передавались 9-я и 11-я танковые дивизии и мотодивизия «Великая Германия»).

Просто наличие вражеского плацдарма в 120 км от Москвы нервировало Верховного Главнокомандующего.

Замысел операции заключался в том, чтобы ударами войск левого крыла Калининского фронта на ржевском и правого крыла Западного фронта на сычевском направлениях разгромить основные силы 9-й немецкой армии, ликвидировать ржевский выступ, овладеть городами Ржев, Зубцов, Сычевка, а при удаче — Вязьмой, и прочно закрепиться на реках Волга, Гжать и Вазуза. Основная роль отводилась Западному фронту под командованием Жукова. Калининский фронт генерала И.С. Конева должен был силами 30-й и 29-й армий нанести главный удар с севера на Ржев и вспомогательный вдоль левого берега Волги на Зубцов. Западному фронту силами 31-й и 20-й армий предстояло прорвать вражескую оборону на реке Держа и, разгромив зубцовско-кармановскую группировку противника, достичь рек Вазуза и Гжать. После этого 31-я армия должна была наступать на Зубцов, содействуя войскам Калининского фронта в освобождении Ржева. А 20-я армия развивала удар в направлении Сычевки. Южнее предстояло наносить удары на Сычевку и Вязьму 5-й и 33-й армиям.

На подготовку отводилось две недели:

«В ходе подготовки операции был проведен комплекс мероприятий, направленных на воспитание у личного состава наступательного порыва, разъяснялись значение операции, боевые задачи войск, изучался опыт ведения наступательных боев с прорывом подготовленной обороны».

Но не политработой единой…

Для выполнения поставленной задачи фронты получили значительное количество артиллерии, бронетанковых и механизированных войск.

Так, 30-я армия Калининского фронта, которой командовал генерал-майор Д.Д. Лелюшенко, наносившая удар на Ржев с севера, получила в усиление девять танковых бригад, из которых шесть использовались для непосредственной поддержки пехоты, а три бригады — 35, 238 и 240-я — составляли подвижную группу армии. Всего в армии было свыше 400 танков.

В полосе наступления двух правофланговых армий Западного фронта сосредоточивались 6-й и 8-й танковые корпуса, 11 отдельных танковых бригад и самокатная мотоциклетная бригада, в которых насчитывалось около 1000 танков, 2-й гвардейский кавалерийский корпус.

31-й армии генерала B.C. Поленова, имевшей в своем составе семь стрелковых дивизий (118, 164, 336, 247, 88, 239, 20-я гвардейская), было придано шесть танковых бригад — 34, 71 и 212-я для совместных действий с пехотой, а 92, 101 и 145-я входили в армейскую подвижную группу под командованием генерал-майора Бычковского. Им была поставлена задача в первый день операции овладеть Зубцовом, а передовыми отрядами выйти южнее этого города на Вазузу.

20-я армия генерал-лейтенанта М.А. Рейтера — шесть стрелковых дивизий (251, 331, 354, 82, 312, 415-я), 40-я стрелковая бригада — усиливалась пятью танковыми бригадами, из которых 17-я и 20-я были переданы стрелковым дивизиям первого эшелона, а 11-я, 188-я, 213-я танковые и 1-я самокатная бригады составляли армейскую подвижную группу, которой командовал полковник П.М. Арман. Она должна была разгромить противостоящего противника и к исходу первого дня операции главными силами выйти на рубеж Подберезки, Овсяники. Одновременно группа Армана имела задачу передовыми отрядами захватить переправы на Гжати и частью сил овладеть районным центром Карманово.

Помимо танковых бригад, генералу Рейтеру дополнительно придавался 8-й гвардейский стрелковый корпус — 26-я гвардейская стрелковая дивизия, 153, 148, 129, 150-я стрелковые бригады, целый ряд артиллерийских и минометных частей. К началу наступления армия имела 255 танков, 1517 орудий и минометов калибра 76 мм и выше и 1105 — калибра 25–50 мм.

Армейские подвижные группы планировалось ввести в бой в первый день операции с задачей завершить прорыв тактической зоны обороны противника и захватить передовыми отрядами плацдарм на реках Гжать и Вазуза. Развитие успеха в оперативной глубине возлагалось на фронтовую подвижную группу в составе двух танковых и 2-го гвардейского кавалерийского корпуса под общим командованием генерал-майора И.В. Галанина. Группе предстояло войти в прорыв на второй день операции между армиями Поленова и Рейтера и наступать в общем направлении на Сычевку.

Таким образом, Жуков и Конев для проведения «частной» операции собирались ввести в сражение около 1400 танков, больше, чем их имел вермахт на фронте решающего германского наступления.

Впервые в больших масштабах планировалось реализовать идеи «артиллерийского наступления», изложенные в директиве Ставки от 10 января. Свод правил, составленный для фронтовых начальников, как мы помним, был несложен: максимально использовать огневую мощь артиллерии, увеличить ее подвижность, усилить ее взаимодействие с пехотой во всех стадиях наступательного боя. Все это было давно прописано в инструкциях и наставлениях. Просто наставления не для генералов писаны, а указания «товарища Васильева», хочешь не хочешь, приходилось изучать и принимать к исполнению.

В результате на 10-километровом участке прорыва 30-й армии было сосредоточено 1323 орудия и миномета и 80 реактивных установок (140 стволов на километр, это почти в то же самое время, когда Манштейн гордился своей самой мощной за всю войну артиллерийской группировкой); на 8-километровом участке 29-й армии — 936 орудий и минометов; в 20-й армии на 8 километров пришлось 978 стволов и 16 дивизионов реактивной артиллерии. Кроме того, к проведению артподготовки привлекались танки второго эшелона.

Каждая стрелковая дивизия в ударных группах армий должна была прорывать оборону противника в среднем на фронте 2–2,3 км.

Поскольку советским войскам предстояло форсировать водные преграды, наступающие армии были усилены инженерными частями и понтонно-переправочными средствами.

Общая численность войск в четырех армиях составляла 345 тысяч человек.

Для обеспечения скрытности подготовки операции проводился ряд маскировочных и дезинформационных мероприятий, до которых Жуков был большой охотник со времен Халхин–Гола. Этими мероприятиями предусматривалось скрыть подготовку к нанесению удара на избранном направлении и имитировать подготовку наступления в полосе 43-й, 49-й и 50-й армий. К непосредственной подготовке операции привлекался ограниченный круг лиц, никаких письменных документов не выпускалось, задачи и приказания командиры отдавали своим подчиненным устно. Прибывающие войска прятались в лесах в 25–40 км от намеченного участка прорыва, их штабам и тыловым учреждениям строго запрещалось размещаться в населенных пунктах.

С целью ввести немцев в заблуждение на левом крыле Западного фронта изображалось создание мощной группировки войск. Для показа сосредоточения войск на ложном направлении были привлечены 4 маскировочные и 3 стрелковые роты, 122 автомобиля и 9 танков, зенитно-пулеметная установка, 11 радиостанций. Саперы изготовили 833 макета танков, автомобилей, орудий, автоцистерн, походных кухонь.

Группы маскировщиков демонстрировали выдвижение танковых и мотострелковых колонн в районы ложного сосредоточения и нахождение там войск. В течение ночи они расставляли на указанных им маршрутах макеты танков и автомобилей. Такая импровизированная колонна «двигалась» до тех пор, пока ее не обнаруживал вражеский самолет. После этого материальную часть свертывали и перебрасывали на новые маршруты и участки. Чтобы привлечь внимание воздушной разведки противника к ложным районам, демонстрировалась их жизнедеятельность: с помощью приданных танков и автомобилей буксировали макеты боевых машин, оставляя на грунте следы гусениц и колес, разводили ночью костры. При налетах авиации, сопровождавшихся бомбежкой, дежурные команды бутылками с горючей смесью имитировали взрывы и пожары в местах расположения макетов военной техники, открывали ружейно-пулеметный огонь по снижающимся самолетам. Радиостанции демонстрировали активную работу «прибывающих» штабов.

Проведенные мероприятия дали положительные результаты. Противник неоднократно бомбил и обстреливал ложные районы, немецкая разведка была отвлечена на раскрытие ложной группировки. Но что особенно важно, немцы усилили оборонительные работы на этом направлении и, по советским данным, перебросили сюда две пехотные дивизии.

Интенсивно демонстрировались наступательные приготовления и на левом фланге 20-й армии: здесь в открытую проводились командирские рекогносцировки, предпринимались усиленные разведывательные поиски, обозначалась артиллерийская пристрелка, сооружались макеты, инсценировалось сосредоточение войск в глубине боевых порядков. Между тем главный удар планировалось нанести на стыке с армией Поленова из района Погорелое Городище.

Одним словом, вражеская разведка была отвлечена на раскрытие ложной группировки, а советское наступление оказалось для Клюге внезапным. В результате перегруппировки и сосредоточения сил в полосах наступления ударных группировок было достигнуто более чем семикратное превосходство над противником в танках, шестикратное в артиллерии и четырехкратное в людях. Сосредоточение войск затрудняли начавшиеся ливневые дожди.

Немцы в полосе предстоящего наступления имели шесть пехотных (пять из них сокращенного, шестибатальонного штата) и две моторизованные (14-я и 36-я) дивизии. Главная полоса их обороны имела глубину 5–8 км и представляла собой систему опорных пунктов с хорошо продуманной системой различного вида огня, соединенных окопами полного профиля, прикрытых минными полями и проволочными заграждениями. В каждом опорном пункте имелось несколько позиций для противотанковых орудий и минометов. Оперативные резервы находились западнее реки Вазуза: 6-я пехотная дивизия — в районе Сычевки, 1-я танковая — в Ржеве, 5-я танковая — в Вязьме, 2-я танковая в Смоленске, 253-я пехотная дивизия вела борьбу с партизанами в районе Дорогобужа. Не могу удержаться, чтобы не привести советскую оценку морального состояния германских войск в июле 1942 года: «Геббельсовская пропаганда, хвастливые сообщения о победах на юге еще продолжали оболванивать многих немецких солдат, особенно молодежь».

Первыми 30 июля в 7.30 при поддержке «артиллерийской музыки» двадцати артполков РГК и восемнадцати дивизионов гвардейских минометов перешли в наступление войска Калининского фронта. Мощь огневого удара была столь велика, что пехотинцы 30-й армии прошли первую полосу обороны, почти не встречая сопротивления. Войска Лелюшенко прорвали первую полосу вражеской обороны, но перед второй полосой, встретив упорное сопротивление и организованный огонь, были вынуждены остановиться. Артиллерия и даже танки отстали, завязнув в непролазной грязи. Генерал Хлебников вспоминал:

«Кто наступал тогда, в низинах и болотах под Ржевом, вряд ли забудет эти дни. Вода льет потоками сверху, вода пробивается снизу, моментально заполняя свежевырытые окопы. Во влажных испарениях, в тумане, идет пехота. Ноги вязнут в черном жидком месиве так прочно, что кирзовые сапоги прихватывает, как клещами. Артиллеристы впрягают десяток лошадей, чтобы вытащить легкую 76-мм пушку, но и это не помогает. Лошади садятся в грязь едва ли не по брюхо, их приходится вытаскивать веревками. Грязь была нашим главным врагом, она заставила нас терять массу времени на преодоление каждого километра».

Когда о подобной ситуации при проведении операции «Тайфун» писали «недобитые гитлеровские генералы», наши историки их враз разоблачали: дело, дескать, не в погоде, а в талантах наших пролетарских военачальников и массовом героизме наших красноармейцев. Но вот теперь и им мешает «генерал Грязь». Хотя, если подумать, пускать 400 танков и артиллерию через болота — и без дождя придется несладко.

Наступление застопорилось, армия Лелюшенко втянулась в затяжные бои за укрепленный район Полунине Действия советских войск приняли характер методического прогрызания глубокоэшелонированной обороны. Стрелковые дивизии продвигались медленно — 1–2 км в сутки, дорогой ценой отвоевывая каждый метр земли. Попытка командования армии повысить темп наступления вводом в бой подвижной группы успеха не имела. Танковые бригады не могли оторваться от пехоты и действовали вместе с ней как танки непосредственной поддержки. Пять дивизий и 400 танков Лелюшенко топтались в грязи перед позициями 256-й пехотной дивизии противника. 29-я армия генерал-майора В.И. Швецова вообще не смогла продвинуться ни на шаг. Ожесточенные бои севернее Ржева продолжались последующие три недели без всякого видимого результата.

Командование группы армий «Центр» немедленно начало переброску резервов в угрожаемый район. 31 июля в район Сычевки, где располагался штаб генерала Моделя, прибыла 6-я пехотная дивизия. В первых числах августа из Вязьмы на Ржев начала выдвигаться 5-я танковая дивизия, туда же подтягивалась 1-я танковая. Их сосредоточение должно было закончиться 5–7 августа.

Жуков планировал нанести свой удар 2 августа. Но это оказалось невозможным из-за ливней. Уровень воды в реке Держа, по которой проходила линия фронта на участке прорыва, резко повысился. Бурный поток сорвал два из четырех мостов. Глубина бродов, составлявшая обычно 0,2–0,7 метра, увеличилась до 2–2,5 метра, сделав их непроходимыми. В негодность пришли и грунтовые дороги. К тому же результаты боевых действий Калининского фронта оказались весьма скромными, особенно на стыке с 31-й армией. Учитывая все это, командование Западного фронта по согласованию со Ставкой перенесло начало наступления на 4 августа.

Спустя пять дней после Конева, в 6.15 при мощной поддержке артиллерии и авиации нанес свой удар Жуков. Огонь всех орудий и минометов двух армий внезапно обрушился на передний край противника в районе Погорелого Городища. Немцев удалось захватить врасплох. В ходе полуторачасовой обработки переднего края оборона 161-й пехотной и 36-й моторизованной дивизий, по выражению генерала армии Гетмана, была «буквально сметена». Заключительным аккордом прозвучал одновременный залп 18 дивизионов «катюш» — около 3600 реактивных снарядов калибра 132-мм и 82-мм, выпущенных в течение 10 секунд.

После такой огневой подготовки, которая длилась полтора часа, ударные группировки 31-й и 20-й армий без особых трудностей прорвали первую и вторую позиции обороны 161-й пехотной и 36-й моторизованной дивизий на фронте до 15 км. До наступления темноты войска первого эшелона продвинулись на глубину 6–8 км, разбив 161-ю дивизию генерала Рекке. Среди многочисленных трофеев в Погорелом Городище и Губинке оказались 400 мотоциклов, присланных на укомплектование 36-й мотодивизии, и офицерский публичный дом с обслуживавшей его «бригадой ариек». Немцы, бросив тяжелое вооружение, начали поспешный отход, прикрываясь огнем небольших арьергардных групп, минируя дороги и населенные пункты.

Подвижные группы обеих наступающих армий к 16 часам переправились через Держу и, не встречая сопротивления, вошли в прорыв. К исходу дня группа генерала Бычковского главными силами вышла в район Старое, Ревякино, а передовыми частями достигла населенного пункта Емельянцево. Группа полковника Армана в это же время подходила к Кондраково, передовые же ее части — к Праслово. Наступление продолжалось и ночью. К утру 5 августа соединения Западного фронта полностью преодолели главную полосу обороны, расширив прорыв до 16 км и углубившись в расположение немецких войск на 8–10 км. Вечером части армейских подвижных групп подошли к тыловому оборонительному рубежу противника на подступах в реке Вазуза, но прорвать его с ходу не смогли. 8-й стрелковый корпус в это время через леса пробивался к Карманово, преодолевая ожесточенное сопротивление 36-й мотодивизии.

Таким образом, войска 31-й и 20-й армий в основном выполнили задачу прорыва тактической зоны обороны на всю глубину. В то же время в целом задачи, поставленные им, были осуществлены не полностью. Как уже отмечалось, план операции предусматривал на второй день для 31-й армии овладение городом Зубцов и выход на Вазузу, для 20-й армии — освобождение Карманово и захват передовыми отрядами переправ на Гжати. Эти цели пока не были достигнуты из-за медлительности обеих армейских подвижных групп как при переправе через Держу, так и после ввода в прорыв. Они буквально тонули в грязи.

Вновь возникли проблемы в управлении войсками, которые не стоят на месте, а все время передвигаются. Передвижных радиостанций в Красной Армии еще не изобрели, основным средством связи оставались конные делегаты: «Половина радиостанций узла связи армии и большая часть радиостанций соединений вышла из строя или застряла в грязи тыловых дорог… Для усиления связи с войсками в распоряжение штаба армии был выделен из кавалерийского корпуса кавалерийский эскадрон». Из-за слабой организации подвоза к исходу второго дня операции в частях первого эшелона имелось 0,2–0,5 боекомплекта и три четверти заправки горючего.

Кроме того, немецкая авиация, оказывавшая довольно незначительное воздействие на наступавшие соединения 31-й и 20-й армий, все свои усилия направила на их тылы и фронтовые резервы. Несмотря на советское превосходство в воздухе и большие потери, немецкие самолеты, действуя группами по 10–30 машин, всю вторую половину дня 4 августа наносили бомбовые удары. Особенно от них пострадали переправы через Держу. Все они оказались разрушенными. Меры по их восстановлению не были приняты своевременно. В итоге условия для ввода фронтовой подвижной группы в прорыв оказались менее благоприятными, чем предполагалось. Тем не менее, по мнению Жукова, операция началась удачно.

Подвижная группа фронта начала выдвижение из исходных районов в 20 часов 4 августа. Все пути оказались забиты обозами, артиллерией, дороги были в исключительно плохом состоянии. Машины, шедшие ночью с затемненными фарами, застревали в грязи. Все это тормозило движение.

Лишь под утро группа генерала Галанина достигла реки. Севернее Погорелого Городища вышел 6-й танковый корпус (169 танков) генерал-майора А.Л. Гетмана, южнее — 8-й (165 танков) генерал-майора М.Д. Соломатина, а слева от него 2-й гвардейский кавкорпус (около 20 тысяч человек, 120 орудий) генерал-майора В.В. Крюкова. Поскольку восстановление переправ еще даже не началось, группа вынуждена была остановиться на восточном берегу. К счастью, она располагала собственными переправочными средствами — двумя понтонными батальонами, а также приданными тремя инженерными батальонами. Последние с ходу приступили к делу, и к 12–13 часам смогли обеспечить переправу на западный берег реки двух танковых бригад. К тому времени генерал Галанин уточнил задачу на день, приказав обоим танковым корпусам сильными передовыми отрядами овладеть к 18 часам рубежом Гнездилово, Хлепень и переправами на Вазузе. Южнее, к Гжати, должен был наступать кавкорпус.

В это время снова пошел дождь. Когда передовые отряды начали наступление в указанном направлении, дороги, с утра начавшие подсыхать, вновь превратились в месиво. К тому же они были совсем разбиты ранее прошедшими войсками. Причем последние в ряде мест так и не смогли вытащить из грязи часть своих машин. Теперь это создавало пробки на дорогах. Правда, после самих танкистов от дорог вообще оставалось одно название: «Танкисты, как правило, никаких обочин не признавали, слабые мосты не объезжали и часто их ломали. В результате большинство дорог после прохода танков становились почти непроходимыми для артиллерии и автотранспорта».

Словом, передовые отряды продвигались крайне медленно. Даже танкам нелегко давался каждый километр. Колесные же машины то и дело приходилось вытаскивать на руках. Отряд 8-го танкового корпуса к исходу дня 5 августа смог выйти частью сил лишь в район Покров, Ровное. Передовые подразделения 6-го корпуса, двигавшиеся несколько быстрее, достигли Костино, Бровцино на ближних подступах к Вазузе на участке 251-й стрелковой дивизии 20-й армии.

Впереди находился заранее укрепленный рубеж противника, проходивший здесь и севернее до Зубцова вдоль западного берега реки, а далее тянувшийся на юго-восток от нее к Карманово. Перед этим рубежом уже во второй половине дня 5 августа наступающие войска 31-й и 20-й армий встретили резко возросшее сопротивление противника и были остановлены во всей своей полосе. Попытка частей 251-й стрелковой дивизии полковника Б.Б. Городовикова прорвать вражескую оборону в направлении Буконтово не увенчалось успехом даже с подходом передового отряда 6-го танкового корпуса, состоявшего из 100-й танковой, 6-й мотострелковой бригад и двух батарей противотанковой артиллерии.

Новая директива Жукова предписывала 31-й и 20-й армиям возобновить операцию с утра 6 августа и к исходу 8 августа выйти в своих полосах на железную дорогу Ржев — Вязьма. Фронтовой подвижной группе приказывалось продолжать наступление в направлении Сычевки.

6-й танковый корпус, выдвинувший к тому времени свои главные силы в район Зеновское, Засухино, Старое, должен был, не задерживаясь, выступить на Копылово. Оттуда ему предстояло нанести удар в направлении населенного пункта Малое Кропотово и овладеть районом Кривцово, Мостищи, Березовка, Кузьмино, расположенным на меридиане Ржева. Корпус генерала Соломатина получил задачу наступать от Каськова, Покрова, Ровное на Козлово, Хлепень и в дальнейшем выйти к Сычевке. Разгромить противника юго-восточнее этого населенного пункта было приказано кавкорпусу генерала Крюкова, который выдвигался левее, из района Праслово, Красный Пахарь, Семеновское, Кондраково.

Эти задачи не удалось выполнить полностью, хотя они и в дальнейшем, вплоть до конца 1942 года, с незначительными изменениями ставились войскам Западного фронта. Порой казалось, что цель близка. Но немцам вновь и вновь удавалось вернуть утраченные позиции. Гитлер ни в коем случае не хотел отдавать удобный плацдарм, надеясь повторить когда-нибудь удар на Москву.

Соединения подвижной группы фронта по-прежнему двигались очень медленно. Дождь лил не переставая. Только во второй половине дня 6 августа корпус Гетмана вступил в бой с сильно поредевшими частями 161-й пехотной дивизии, противостоявшей левому флангу 31-й и правому флангу 20-й армий. Одним из первых атаковал противника передовой отряд 200-й танковой бригады. Действуя совместно с пехотой, он после ожесточенного боя ворвался в Буконтово и вышел на восточный берег реки Вазузы. Вслед за тем части 8-го танкового корпуса овладели населенным пунктом Козлово. Еще южнее главные силы 251-й стрелковой дивизии и танкисты Соломатина очистили Луковники и Карамзине от противника и продолжали наступать в направлении Печоры. Левофланговая 88-я дивизия 31-й армии при поддержке 200-й танковой бригады освободила Кошелево, которое немцы использовали в качестве одного из опорных пунктов.

Оборона противника на этом участке была, таким образом, прорвана на рубеже Кошелево, Карамзино К 20 часам основные силы фронтовой подвижной группы вышли к Вазузе. В тот же день на западный берег переправились 6-я мотострелковая и 200-я танковая бригады корпуса Гетмана и с ходу повели наступление в направлении Гредякино, Щеколдино, Кортнево. Но едва продвинувшись на 2–3 км, они столкнулись с подошедшими резервами противника. С наступлением темноты бой прекратился, советским частям удалось удержать небольшой плацдарм на западном берегу Вазузы.

31-я танковая бригада 8-го корпуса ночью также прорвалась к реке и захватила переправу в районе Хлепени.

Удар Западного фронта на Сычевку создавал угрозу отрезать всю северную часть ржевского выступа вместе с находящимися в нем войсками 9-й немецкой армии. Но разбежка во времени в пять суток между началом наступления армий Конева и армий Жукова сыграла на руку противнику. К 5 августа резервы группы армий «Центр» уже сосредоточились в районе Сычевки, и генерал Модель вместо укрепления ржевского направления мгновенно решил использовать их для нанесения контрудара на Погорелое Городище: от Осуги через Буконтово — силами 5-й танковой и 253-й пехотной дивизий, со стороны Сычевки через Хлепень — 1-й танковой и 6-й пехотной, из района Карманово — 2-й танковой, 36-й моторизованной и 342-й пехотной дивизий. Выдвижение немецких дивизий началось в ночь на 6 августа.

Чтобы показать всю трудность возникших вдруг перед ним проблем, генерал армии Гетман безудержно фантазирует на тему, насколько силен был враг: «Итак, предстояли бои с явно превосходящими силами противника. Такой вывод можно было сделать на основании известных нам данных о составе немецких соединений. Так, танковые дивизии врага обычно насчитывали до 200 и более танков (не было в 1942 году у немцев ни одной такой дивизии. — Авт.). Несколько забегая вперед, отмечу, что на этот раз соотношение сил в полосе наступления правого крыла Западного фронта… в целом было примерно равным, но на отдельных участках, в том числе и на нашем, оно действительно склонялось в пользу гитлеровцев. В частности, 5-я танковая дивизия противника имела в своем составе до 16 тысяч солдат и офицеров, то есть вдвое больше, чем наш корпус. Танков у нее было 160, а у нас — 169, но при этом более трети последних составляли легкие танки Т-60 со слабой броней и 20-мм пушкой (а еще 24 КВ, 46 Т-34 и 30 Т-70. — Авт.). Соотношение сил по пехоте также было не в нашу пользу».

Как будто генерал Гетман проводил всю ржевско-сычевскую операцию в одиночку. Две танковые дивизии врага — громадная сила, а 14 (четырнадцать) противостоящих им советских танковых бригад — так, безделица! Точно так же, как действовавшие в этой полосе четыре немецкие пехотные дивизии, надо полагать, несоизмеримо мощнее наших десяти стрелковых и трех кавалерийских дивизий.

Другое дело, что танковые корпуса действительно оказались вынуждены действовать в довольно сложных условиях, но не по вине противника. Уже во время выдвижения из района реки Держа по незнакомой местности их штабы столкнулись с тем, что не могли получить от стрелковых частей каких-либо данных ни о дорожной сети, ни об обстановке на линии фронта. При прорыве вражеской обороны на участке Кошелево, Буконтово командиры стрелковых полков, вышедших сюда почти на сутки раньше, оказались не в состоянии сообщить танкистам какие-либо сведения о противостоящих частях. А кроме того: «…четкого взаимодействия танков с пехотой, артиллерии с авиацией не было. Танкисты не имели достаточного опыта в пользовании сигнализацией, не умели поддерживать непрерывную связь и выдерживать заданный курс (!) в наступлении».

Вновь пошли проливные дожди. Подвоз боеприпасов, продовольствия и горючего осуществлялся только конным транспортом, и то с большим трудом. Группа Арма-на получала горючее по воздуху. Моторизованные подразделения вынуждены были передвигаться пешим порядком.

Сказывалось также отсутствие связи между полками и штабами дивизий, а последних со штабами армий. Это привело к отсутствию ясного представления о лежащей впереди местности и силах противника. Хорошей связью не могла похвастаться и фронтовая подвижная группа, которая далеко не всегда знала обстановку в полосе наступления. Генерал Галанин, избравший местом своего пребывания командный пункт 6-го танкового корпуса, не имел ни своего аппарата управления, ни собственных средств связи и ничем фактически не управлял. По этой причине руководство корпусами подвижной группы пришлось взять на себя непосредственно командующему фронтом.

7 августа на подступах к реке Вазузе развернулось встречное сражение между советскими танковыми корпусами и 1-й и 5-й танковыми дивизиями.

В результате двухдневных ожесточенных боев 6-й танковый корпус и взаимодействовавшие с ним подразделения стрелковых дивизий не только отразили все контратаки врага, но и расширили плацдарм. Противник был выбит из Кортнево, расположенного на берегу Осуги, и из находящихся в междуречье населенных пунктов Васильки, Логово.

К исходу 8 августа обозначился успех и на участке соседнего 8-го танкового корпуса. Совместно с главными силами 251-й стрелковой дивизии его 93-я танковая и 8-я мотострелковая бригады подошли к восточному берегу Вазузы, прижав противника к реке, а их левофланговые подразделения начали переправляться на западный берег. При этом, как всегда неожиданно, выяснилось, что «оказывается, Вазуза более солидный приток Волги, нежели Держа. Ширина ее местами свыше 80 м, а глубина достигает 2 и более метров». Еще левее продвинулись вперед 31-я и 25-я танковые бригады корпуса Соломатина. Взаимодействуя с частями 331-й стрелковой дивизии полковника П.Д. Берестова, первая из них форсировала Вазузу в районе Хлепени, вторая переправилась через Гжать. В результате советские войска на этом участке достигли рубежа Хлепень, Климово, Попсуева, а несколько южнее продвинулись до Бургово.

Преодолел Гжать и 2-й гвардейский кавалерийский корпус, наступавший в полосе 354-й стрелковой дивизии генерал-майора Д.Ф. Алексеева. Продолжая действовать совместно с ней, он в ходе ожесточенных боев вошел в населенные пункты Романове, Подъяблонки, Колокольня. При переправе через реку кавалеристы понесли значительные потери, поскольку немецкая авиация непрерывно штурмовала конницу с низких высот. Советской авиации не было видно, хотя только для поддержки 20-й армии было выделено 9 авиадивизий; зенитная артиллерия далеко отстала от передовых частей.

Левофланговые соединения 20-й армии, преодолевая упорное сопротивление, продвигались в направлении Карманово.

7 августа в наступление перешли войска 5-й армии под командованием генерал-лейтенанта И.И. Федюнинского — 3-я гвардейская мотострелковая, 42-я гвардейская стрелковая, 19-я, 28-я стрелковые дивизии, 28-я, 35-я и 49-я стрелковые, 120-я, 161-я, 154-я танковые бригады. Задача армии состояла в прорыве обороны противника южнее Карманово и развитии успеха в северо-западном направлении — на Сычевку. Однако прорвать оборону 342-й и 35-й немецких пехотных дивизий не удалось ни в этот, ни на следующий день. И здесь свирепствовала германская авиация, которая за один день только в 3-й мотострелковой дивизии вывела из строя 413 человек. 10 августа Жуков поставил командарму-5 более скромную задачу: основные усилия направить на овладение Кармановом. Еще меньшими оказались успехи 33-й армии генерал-лейтенанта М.С. Хозина, которая начала наступать южнее 13 августа.

Вообще-то советское наступление обеспечивали две — 1-я и 3-я — воздушные армии, в состав которых входили 19 авиадивизий. Авиационные командиры вновь пытались отработать организацию вызова истребителей на поле боя по заявкам наземных войск. Специальные представители, находившиеся со своими рациями в общевойсковых армиях, обеспечивали выход самолетов в район боев через 9–10 минут после подачи вызова. Непосредственно над полем боя действиями авиации руководили представители истребительных авиадивизий, находившиеся на радиостанциях армейской радиороты ВНОС. Они информировали летчиков о воздушной обстановке, имея с ними двухстороннюю связь. Однако такие случаи были единичными — большинство самолетов все еще не имело радиосредств, особенно передатчиков. Поэтому оказывать непосредственную поддержку наступающим войскам в процессе боя авиация не имела возможности и наносила удары главным образом по глубоким целям.

Но хотя бы опыт накапливался, закладывалась организация. Уже в феврале 1943 года, как с гордостью рассказывает полковник Кояндер, в 1-й воздушной армии впервые осуществили наведение по радио на цель большой группы штурмовиков, правда: «Подобные случаи управления по радио штурмовиками, находившимися над полем боя, являлось в то время исключительно редкими… все внимание авианаводчиков уделялось в основном истребителям».

Была еще одна уважительная причина, не позволившая и на этот раз «сталинским соколам» завоевать превосходство в воздухе на сычевском и ржевском направлениях. Если раньше утверждалось, что большинство советских самолетов имело устаревшую конструкцию и наши пилоты не могли в силу этого сражаться с люфтваффе на равных, то теперь стряслась другая беда: «…летчики истребительной авиации, только накануне операции получившие самолеты новейших систем, не научились еще вести бой на них». Как говорится: не понос, так золотуха.

Еще более напряженные бои развернулись 9 августа. Обе стороны ввели в бой все свои силы. Корпус Гетмана, наступая совместно с частями 88-й стрелковой дивизии 31-й армии, с утра нанес сильный удар по противнику. Сломить его сопротивление удалось лишь левофланговым частям. Развивая успех, корпус с пехотой в течение всего дня медленно продвигался вперед, главным образом вдоль Вазузы. К исходу дня они вышли на рубеж Кортнево, Логово, Тростино, Печора, расширив плацдарм на западном берегу реки до 8–9 км по фронту и до 3 км в глубину. Успешно наступал в этот день и 8-й корпус. Но и танкисты несли большие потери от вражеской авиации. Кавалерийский корпус Крюкова разбил 6-ю пехотную дивизию, но был остановлен в 8 км юго-восточнее Сычевки частями 1-й танковой дивизии и брошенными в бой отрядами «трудовой повинности». В районе Карманово 8-й стрелковый корпус генерал-майора Ф.Д. Захарова весь день успешно отбивал атаки 46-го танкового корпуса противника. Убедившись в бесперспективности контрудара на Погорелое Городище, Модель приказал войскам 9-й армии с 10 августа перейти к обороне.

В целом результаты встречного сражения были благоприятными для войск правого крыла Западного фронта. Они во всей полосе наступления подошли к рекам Вазуза и Гжать и освободили южную часть города Зубцова. Однако изменившееся в пользу противника соотношение сил ставило под вопрос успех дальнейшего наступления на Сычевку: в бой были введены практически все наличные войска, подвижные группы потеряли ударную силу, утратил свое действие фактор внезапности. Вместе с тем появление 2-й танковой дивизии немцев в районе Карманово угрожало левому флангу 20-й армии. К тому же войска Калининского фронта еще не подошли к Ржеву и рассчитывать на их помощь в наступлении на сычевском направлении не приходилось.

Правда, по свидетельству генерала Сандалова, командующий 20-й армией некоторое время вынашивал идею ударом усиленного кавалерийского корпуса проломить немецкую оборону с плацдарма юго-восточнее Гжати и прорваться прямиком к Вязьме, но генерал Крюков, помня судьбу группировок Ефремова и Белова, отказался от этой чести:

«По поручению Рейтера я несколько раз ездил беседовать по этому вопросу с командиром корпуса Владимиром Викторовичем Крюковым, моим близким товарищем по совместной службе в войсках Белорусского военного округа.

— Если направить оба танковых корпуса и мой корпус с плацдарма за р. Гжать на юго-запад, нет сомнения, что мы прорвемся сквозь вражескую оборону и успешно пойдем к Вязьме, — хладнокровно рассуждал Крюков.

— Однако слабые войска вашей армии не сумеют сохранить участок прорыва. Противник после нашего прохода сомкнет фронт и будет бить нас в окружении и танковыми дивизиями и авиацией.

— А если пустить в прорыв только ваш корпус, усиленный стрелковой дивизией и всеми армейскими танковыми бригадами? — допытывался я.

— В армейских танковых бригадах танков осталось немного, причем горючее для них, как я знаю, вы доставляете авиационным транспортом, — насмешливо ответил Крюков. — В рейде ваши бригады будут мне обузой. Нет, пусть слава и лавры в проведении подобной операции остаются лишь у моего коллеги генерала Павла Алексеевича Белова. Я не верю в возможность такого рейда сегодня».

На исходе 9 августа командование Западного фронта приняло решение, предусматривавшее ряд мер по усилению войск, наступавших на кармановском направлении, с целью разгрома противостоявшей там группировки противника. В частности, на это направление перебрасывался и 8-й танковый корпус, передававшийся в подчинение 20-й армии. Ему было приказано сосредоточиться 10 августа в районе Подберезки, совместно с частями 8-го гвардейского стрелкового корпуса нанести удар по левому флангу кармановской группировки врага и освободить районный центр Карманово. Таким образом, корпус генерала Соломатина был выведен из состава подвижной группы. В ночь на 10 августа он передал 251-й стрелковой дивизии свой участок боевых действий в районе Игнатово, Голяково и начал выдвигаться на кармановское направление.

Разгром кармановской группировки, по мысли Жукова, должен был создать условия для расширения наступательной операции правого крыла Западного фронта путем подключения к ней 5-й и 33-й армий.

Вследствие этого ударная группировка, наступавшая на Сычевку, была еще более ослаблена. В ее составе остался один танковый корпус, которому по-прежнему ставилась задача: расширить плацдарм, овладев участком Подъяблонки, Чупятино. Если еще накануне на этом направлении наносили удар все бронетанковые силы фронтовой подвижной группы с 251-й, 331-й стрелковыми дивизиями и частью сил 354-й, то с 10 августа наступать на сычевском направлении предстояло одному корпусу Гетмана с 251-й стрелковой дивизией. 331-й и 354-й приказывалось закрепиться на достигнутых рубежах. В течение последующих трех дней боев войскам так и не удалось выполнить поставленную задачу — противник перешел к жесткой обороне на заранее подготовленных рубежах.

13 августа немцы нанесли внезапный удар со стороны Вишняково, Холм по позициям 88-й стрелковой дивизии. В результате ее части вынуждены были оставить Сады и Васильки. Дивизия закрепилась на участке восточнее Плющево, Пищалино, Лучково, Логово. При этом 6-му корпусу было приказано принять от нее участок, тянувшийся от последнего населенного пункта на юго-восток к Вазузе, и ударом в западном направлении вернуть вновь захваченную противником деревню Сады.

Теперь танкисты Гетмана наступали одновременно и на юго-запад, и на запад. Немцы оказывали упорное сопротивление, то и дело переходя в контратаки. Бои в междуречье продолжались вплоть до 18 августа. К исходу этого дня 6-й танковый корпус и части 251-й стрелковой дивизии потеснили противника на обоих направлениях, форсировали Осугу на ряде участков и вели бои на рубеже Лучково, Сады, Зеваловка, Печора.

Противник, однако, продолжал усиливать сопротивление. В период с 19 по 22 августа он вновь предпринял контратаки крупными силами. В полосах 331-й и 354-й стрелковых дивизий действовала немецкая 1-я танковая, которой удалось потеснить советские части. Отбросить 6-й танковый корпус и 251-ю стрелковую дивизию в эти же дни пыталась 5-я танковая дивизия. Но успеха не имела. Напротив, нашим удалось продвинуться вперед и расширить плацдарм к западу от Осуги до рубежа Сады, Пальцево, Киселево.

На левом фланге войска 20-й армии с трех направлений наступали на райцентр Карманово. Против трех немецких дивизий — 2-й танковой, 36-й моторизованной и 342-й пехотной, объединенных штабом 46-го танкового корпуса, генерал Рейтер бросил 8-й танковый и 8-й стрелковый корпуса, 415-ю, 312-ю, 82-ю стрелковые дивизии и 40-ю стрелковую и три отдельные танковые бригады. С юга, форсировав Яузу, в этот район продвигались две дивизии армии Федюнинского. Тем не менее темп прогрызания многоярусной немецкой обороны составлял 1–2 км в сутки, операция заняла почти две недели.

23 августа ознаменовалось двумя значительными событиями в полосе наступления правого крыла Западного фронта. В этот день 31-я армия освободила Зубцов, а 20-я армия во взаимодействии с частью сил 5-й армии — районный центр Карманово.

Используя успех Западного фронта, с 21 августа активизировали действия 30-я и 29-я армии Калининского фронта. В этот же день было взято село Полунино. Событие сие стало возможным в результате следующего стечения обстоятельств. Командир 16-й гвардейской стрелковой дивизии, при поддержке 35-й танковой бригады восемь дней бившейся за этот укрепленной пункт, заболел и был отправлен в тыл. Заменивший комдива полковник П.Г. Шафранов предложил гениальную и недоступную, видимо, разуму более высокого командования идею: сменить направление удара. Дело в том, что до этого все атаки на Полунино методично и однообразно велись с севера, так как к западу от села на штабной карте значилось непроходимое болото. И вот, наконец, после восьми суток кровавой бани дивизионные разведчики прогулялись на болото и выяснили, что оно давно высохло.

Проверив эту информацию, полковник Шафранов составил свой план штурма: танковой бригаде и одному стрелковому полку приказывалось «изображать» атаку с севера, а два полка пехоты должны были внезапно ударить в обход, через болото. На рассвете 21 августа часть сил 16-й гвардейской дивизии совместно с танкистами завязала бой на северной окраине села, а два стрелковых полка быстро и скрытно вышли к южной окраине Полунино. Немцы от «иванов» такой изощренности не ожидали — крупный опорный пункт был взят в течение трех часов. Самое смешное, что при разборе операции в штабе фронта Шафранов удостоился упреков в том, что не потащил за собой в болото танки (!), ведь по уставу «танки полагается пускать с главными силами».

Армии Калининского фронта вышли на подступы к Ржеву и левый берег Волги. Однако к 23 августа наступательные возможности советских войск были исчерпаны и они перешли к обороне. Ржев остался за немцами.

Советские войска в ходе операции продвинулись на запад еще на 40–45 км, освободили три районных центра, но поставленных решительных целей не достигли. Правда, своими активными действиями они вынудили германское командование перебросить в район Ржева несколько соединений с других участков фронта. Оценивая эти события, генерал Типпельскирх пишет: «Прорыв удалось предотвратить только тем, что три танковые и несколько пехотных дивизий, которые готовились к переброске на южный фронт, были задержаны и введены сначала для локализации прорыва, а затем и для контрудара». Это и было позднее объявлено достижением Красной Армии оперативно-стратегического значения и главной целью наступления.

Однако, во-первых, книга Типпельскирха, на которую любят ссылаться советские источники, вышла в 1951 году, на русском языке издана в 1956 году — от него мы все это и узнали; во-вторых, какие конкретно дивизии имеет в виду генерал — непонятно, зато достоверно известно, что именно в августе фон Клюге получил с «южного фронта» две танковые дивизии, которые немедленно пустил в дело.

Красной Армией были также достигнуты учебные цели: «…Было наглядно опровергнуто утверждение гитлеровцев о якобы неспособности советских войск успешно наступать против вермахта в летний период;

…операция уточнила ряд теоретических положений о наступательной операции и показала много нового для улучшения организации войск и более выгодного их применения при наступлении;

…операция имела ценный опыт для последующих операций по организации и вводу в прорыв армейской и фронтовой подвижных групп».

И вообще: «…командование и войска приобрели ценный боевой опыт… В целом эта операция явилась определенным шагом в развитии советского военного искусства».

Освобождение одного отдельно взятого райцентра — это и есть достижения «крупной наступательной операции» двух фронтов?

Учеба Жукова, Конева, Рейтера, Федюнинского, Сандалова и уточнение «ряда теоретических положений» стоили их войскам огромных потерь — официально 193 683 человека убитыми и ранеными, то есть 52% от всех сил, брошенных в бой. Эта цифра не берет в расчет 5-ю и 33-ю армии. Достигнутые Федюнинским и Хозиным результаты были мизерны, поэтому принято считать, что их войска в Ржевско–Сычевской операции вроде как не участвовали вовсе и потерь не понесли. На самом деле жуковские операции против ржевско-вяземского выступа являются самыми кровопролитными сражениями 1942 года, превосходящими по этому «показателю» даже Сталинград. Потери в них составляли около 8000 человек — почти дивизия — в день. По скорости расходования собственных солдат Георгий Константинович не имел себе равных, за что и чтят его на Руси великим полководцем.

В своих мемуарах, оценивая не совсем блестящие результаты наступления, Жуков попенял усопшему Сталину, что тот не дал довести дело до победного конца: «Если бы в нашем распоряжении были одна-две армии, можно было… не только разгромить ржевскую группировку, но и всю ржевско-вяземскую группу немецких войск и значительно улучшить оперативное положение на всем Западном стратегическом направлении. К сожалению, эта реальная возможность была упущена Верховным Главнокомандованием».

Жуков умолчал о том, что он, как непосредственно ответственный за положение на Западном направлении, так увлекся схваткой с Моделем, что прохлопал удар противника на своем левом фланге. Пришлось Верховному для исправления положения дать Жукову еще 1000 танков.

На самом деле сражение не закончилось 23 августа, как это считается официально. Просто командование фронта временно решило приостановить наступление на сычевском направлении и сосредоточить усилия для удара по немецкой группировке в районе Гжати, западнее Карманово.

20-я армия должна была организовать удар в гжатском направлении, помочь 5-й и 33-й армиям проломить оборону противника перед ними и в последующем совместно с этими армиями развернуть наступление на запад с целью ликвидировать весь ржевский выступ.

Еще 18 августа генерал Рейтер получил задачу: после очищения от немецких войск кармановского района активными действиями части сил на сычевском направлении за реками Вазуза и Гжать продолжать сковывать части 39-го танкового корпуса армии Моделя; тремя усиленными стрелковыми дивизиями подготовить к 1 сентября с плацдарма за рекой Гжать, юго-западнее Карманово, прорыв обороны противника и ввод в прорыв подвижной группы.

Подвижной группе под командованием генерал-лейтенанта A.A. Тюрина в составе 8-го танкового корпуса и 2-го гвардейского кавкорпуса, усиленной двумя танковыми бригадами, артиллерией и инженерными частями, приказывалось изготовиться для ввода в прорыв с рубежа Прилепы, Карманово на Гжатск для свертывания обороны противника перед 5-й армией и разгрома во взаимодействии с ней его гжатской группировки. 26 августа в состав подвижной группы были дополнительно включены 6-й танковый и 8-й гвардейский стрелковый корпуса. Планировалось, что при подходе к Гжатску группа генерала Тюрина перейдет в непосредственное подчинение командования фронта.

В течение последней недели августа войска 20-й армии частными боями улучшали начертание исходного рубежа для развертывания операции в южном направлении. Группа генерала Тюрина готовилась к выполнению задачи по наступлению на Гжатск. 6-й танковый корпус 27 августа передал свой участок на плацдарме за рекой Вазуза 251-й стрелковой дивизии и сосредоточился рядом со 2-м гвардейским кавкорпусом в районе Подсосонье, Коротово, Васютники. 8-й гвардейский стрелковый корпус сосредоточивался в армейский резерв в леса севернее Карманово. Войска подвижной группы пополнялись людьми и материальной частью.

Утром 2 сентября после короткой артподготовки войска 20-й армии пошли в атаку. Началась она успешно. В двухдневных боях танкисты прорвали первую и вторую позиции обороны. Однако затем танковые бригады оторвались от пехоты и не смогли закрепиться на достигнутом рубеже. В то же время бригады подвергались непрерывным ударам вражеской авиации и понесли значительные потери в личном составе и материальной части. Оказавшись не в состоянии развить успех и преодолеть всю оборону противника (8–10 км), наши командиры были вынуждены 4 сентября отвести части на исходные позиции.

В последующие дни 6-й танковый корпус по приказу фронта был выведен из боя и вновь переброшен на другое направление — под Зубцов, в полосу 31-й армии. Это было вызвано тем, что к западу от города в районе Сохатино, Мартыново, Михеево противник сосредоточил крупные резервы и начал настойчиво контратаковать в направлении Зубцова. Требовалось не только укрепить оборону советских войск на данном фронте, но и активными действиями заставить врага отказаться от попыток вернуть утраченные позиции.

К этому времени левофланговая 29-я армия Калининского фронта была передана в состав Западного. Ей вместе с 31-й армией было приказано провести наступательную операцию с целью разгрома всей ржевской группировки противника. Боевой приказ фронта требовал от них совместными ударами окружить и уничтожить ее, освободив при этом Ржев. Начало операции было назначено на 8 сентября.

6-й танковый корпус передавался в оперативное подчинение 31-й армии. К утру 8 сентября он сосредоточился в лесах южнее населенных пунктов Старый Березуй, Гнездилово, а в ночь на 9 сентября вышел на исходные позиции в районе юго-восточнее Михеево, Пульниково, Лесничено. Корпусу была поставлена задача войти в прорыв после достижения 164-й и 118-й стрелковыми дивизиями рубежа Белогурово, Черкасово, стремительно развить успех в северо-западном направлении и, не допуская отхода противника из Ржева на юго-запад, к исходу дня выйти в район Сбоево, Абрамцево, Турбачево.

Наступление было перенесено на 9 сентября. Оно началось на рассвете после получасовой артиллерийской подготовки. И так как стрелковым дивизиям не удалось полностью осуществить прорыв вражеской обороны, то для его завершения в то же утро были введены в бой части 6-го танкового корпуса.

Танкисты одним броском ворвались на немецкие позиции у Белогурово и Зубарево и к 10 частям овладели обеими деревнями. В тот же день войска корпуса завязали бои за Михеево. За этот небольшой, но важный в тактическом отношении населенный пункт сражались части двух танковых и мотострелковой бригад — за месяц непрерывных боев корпус потерял более половины боевых машин. Между тем немцы особенно яростно цеплялись именно за Михеево, овладение которым открывало возможность для удара на Ржев с юго-востока. Деревню Михеево танкисты взяли, а наступление в целом провалилось. Корпус Гетмана 12 сентября был выведен в резерв ввиду больших потерь. Успехи на всех других участках были аналогичными.

Эти бои не удостоились быть названными операцией, их как бы не было вообще, хотя в них принимали участие войска пяти армий. Поэтому наши потери неизвестны. Впрочем, зная «закон Жукова», подсчитать несложно: нужно восемь тысяч бойцов умножить на количество дней.

В середине августа немцы начали наступление из района западнее Волхова на Калугу, пытаясь ослабить удар советских войск в районе Ржева. Замысел операции «Смерч» сводился к глубокому прорыву обороны 16-й и 61-й советских армий и развитию в дальнейшем успеха в направлении на Сухиничи, чтобы выйти затем в район западнее Юхнова и поставить этим под угрозу все левое крыло Западного фронта. Для проведения этой операции привлекалось 11 дивизий, в том числе 9-я и 11-я танковые и 25-я моторизованная, имевшие до 400 боевых машин. Широко использовалась авиация.

11 августа соединения 2-й танковой армии внезапным ударом прорвали оборону на стыке 16-й и 61-й армий и вклинились на узком участке на 35–40 км, выйдя к реке Жиздра на участке Восты, Белокамень. Три стрелковые дивизии генерала Белова оказались отрезанными от основных сил. Одновременно другая группировка немецких войск нанесла удар на участке левофланговой 322-й стрелковой дивизии 16-й армии Баграмяна, оборонявшей рубеж по реке Рессета. Немцы стремились выйти к реке Жиздра и сомкнуться со своей основной ударной группировкой, действовавшей против армии Белова.

Генерал Баграмян ввел в дело армейские резервы, но все же противнику удалось выйти к Жиздре на участке Гретня, Восты. 322-я дивизия потерпела значительный урон, но окружения избежала, отступив за реку.

Как только обозначились масштабы и возможные цели, преследуемые германским командованием, Баграмян отдал два распоряжения. 10-му танковому корпусу генерала В.Г. Буркова было приказано совершить марш из района Сухиничей и сосредоточиться к утру 12 августа на северном берегу Жиздры за левым флангом армии в готовности к нанесению контрудара в южном направлении, навстречу танковым дивизиям противника, прорвавшим оборону 61-й армии. 5-й гвардейский стрелковый корпус генерал-майора Г.П. Короткова после сдачи своего участка обороны соседям и 31-й гвардейской стрелковой дивизии, находившейся до этого в армейском резерве, должен был совершить ночной марш и к тому же сроку сосредоточиться на северном берегу Жиздры в районе Алешинки. За левым крылом армии располагался 1-й гвардейский кавалерийский корпус.

Выйдя к Жиздре, немцы на протяжении нескольких дней стремились форсировать ее и развить успех в направлении Сухиничей. Ценой больших потерь им удалось крупными силами при поддержке танков форсировать реку в районе населенного пункта Глинная, проникнуть на узком участке в лес, что южнее Алешинки, и выйти на ближайшие подступы к этому населенному пункту. Но здесь германская мотопехота была остановлена мощным огнем крупнокалиберных орудий армейской артиллерийской бригады, контратаками 146-й танковой бригады и частей 11-й гвардейской стрелковой дивизии и отброшена вглубь леса. При попытке возобновить наступление на Алешинку танковые дивизии противника потерпели тяжелое поражение от контрудара вовремя подоспевшего из резерва фронта 9-го танкового корпуса генерал-майора A.B. Куркина.

Одновременно другая немецкая группировка стремилась прорваться из района Гретни на северо-запад в общем направлении на Сухиничи, но огнем и контратаками наших войск была отброшена в исходное положение. Это был кульминационный момент. Войска 16-й армии выстояли и заставили немцев прекратить наступление и перейти к обороне.

Упорной обороной и контрударами 3-го, 9-го, 10-го танковых корпусов и стрелковых соединений наступление противника к 18 августа было остановлено. Немцы потеряли до 10 тысяч человек убитыми и свыше 200 танков и вынуждены были отказаться от дальнейших планов наступления.

В ходе оборонительных боев командование Западного фронта, по приказу Ставки, подготовило наступательную операцию с целью разгрома группировки противника, прорвавшейся в глубину советской обороны. Решающая роль в операции отводилась 3-й танковой армии под командованием генерал-лейтенанта П.Л. Романенко, которой было приказано нанести удар из района южнее Козельска в направлении Вейко, Старица.

Армия была сформирована в мае — июне 1942 года в районе Плавска в составе 12-го и 15-го танковых корпусов и 179-й отдельной танковой бригады, 154-й и 264-й стрелковых дивизий, 62-го гвардейского минометного полка, истребительно-противотанкового артполка, зенитно-артиллерийского полка. Кроме того, перед началом операции в армию были включены 1-я гвардейская Московская Пролетарская мотострелковая дивизия, три артполка РГК, два гвардейских минометных полка, два истребительно-противотанковых, пять зенитно-артиллерийских полков, пять дивизионов РС, а также 3-й танковый корпус, имевший к этому времени 78 танков и два артиллерийских полка.

Вольно же Жукову воевать: на правом фланге у него почти 1400-танков, на левом — еще 1000.

Замысел операции состоял в том, чтобы ударом 16-й армии с севера, а 3-й танковой и 61-й армиями с северо-востока окружить и уничтожить противника в междуречье Рессеты, Жиздры и Вытебети. Командование войсками левого крыла Западного фронта было возложено на генерала Романенко, которого 15 августа Ставка ВГК назначила по совместительству заместителем командующего Западным фронтом.

Наступление намечалось 19 августа. Но к этому времени из-за обильных дождей и неорганизованной работы железной дороги войска Романенко не успели сосредоточиться в указанном районе, поэтому начало наступления откладывалось несколько раз. Переброска людей и техники закончилась к исходу 21 августа, а грузов — только к исходу 24 августа. Медлительность перегруппировки соединений и частей и их сосредоточения использовал противник. Его авиация стала наносить массированные удары по выдвигавшимся эшелонам армии и районам ее сосредоточения. Германское командование получило возможность как следует «подготовиться к встрече».

Получив данные о сосредоточении 3-й танковой армии в районе Козельска, наступавшие на этом направлении немецкие войска в ночь на 19 августа на рубеже Кричина, Кумово, Сметские Выселки, Озерна, Леоново перешли к позиционной обороне. Непосредственно в полосе наступления танковой армии оборонялись части 26-й и 56-й пехотных дивизий, усиленные танковыми подразделениями 11-й танковой дивизии, главные силы которой находились в резерве. Используя выгодные условия местности — лесные массивы, перелески, высоты, овраги и заболоченные участки, германская пехота создала сильную оборону, прикрыв ее минными полями, а местами и проволочными заграждениями.

Внезапность была утрачена, и советским войскам предстояло прорывать подготовленную оборону противника. По прибытии в район Козельска 13-я и 17-я мотострелковые бригады танковых корпусов заняли позиции на южном фасе Козельского укрепленного района, прикрывая выгрузку и сосредоточение главных сил армии. 12-й танковый корпус генерал-майора С.И. Богданова сосредоточивался в районе Красного Клина, 15-й танковый корпус под командованием генерал-майора В.А. Копцова — в районе Городка, 179-я танковая бригада — в лесу 2 км восточнее Козельска. Замысел генерала Романенко состоял в том, чтобы силами стрелковых дивизий прорвать оборону противника на 8-километровом участке, форсировать реку Вытебеть и захватить плацдарм на ее западном берегу, после этого ввести в прорыв танковые корпуса и развить наступление в глубину.

Для наступления были созданы три группы войск: правая в составе 3-го танкового корпуса, 324-й стрелковой дивизии и 105-й стрелковой бригады под общим командованием генерала Д.К. Мостовенко; центральная под командованием генерала Копцова в составе 15-го танкового корпуса и 154-й стрелковой дивизии, усиленных двумя гвардейскими минометными полками, истребительно-противотанковым полком и понтонно-мостовым батальоном; левая под командованием генерала Богданова в составе 12-го танкового корпуса и 264-й стрелковой дивизии, усиленных гвардейским минометным полком и понтонно-мостовым батальоном. Во втором эшелоне находилась 1-я гвардейская мотострелковая дивизия, а в резерве — 179-я танковая бригада и части усиления.

Группа войск Копцова получила задачу наступать в направлении Мешалкино, Мызин, Марьино, Белый Верх с ближайшей задачей разгромить противостоящего противника, форсировать Вытебеть и захватить плацдарм на ее западном берегу. В дальнейшем группа должна была во взаимодействии с Северной группой 61-й армии и ударной группой 16-й армии окружить и уничтожить противника в районе Тростянка, Перестряж, Белый Верх. Группе войск Богданова было приказано наступать в направлении Озерна, Госькова, Сорокино, Обухово, Старица. Ближайшая задача — форсировать Вытебеть, в дальнейшем во взаимодействии с группой Копцова окружить и уничтожить немцев в районе Мединцево, Старица. Фактически обеим ударным группам в полосе предстоящего удара противостояла только 26-я пехотная дивизия. 3-й танковый корпус наносил удар во взаимодействии с войсками Баграмяна на Куманово, Волосово.

1-я гвардейская мотострелковая дивизия должна была наступать за группой войск Богданова и, после того как 264-я стрелковая дивизия овладеет Сорокино, вступить в бой из-за ее левого фланга и наступать на Красногорье, обеспечивая главные силы армии от ударов противника с юга.

Всего в полосе 3-й танковой армии против двух немецких пехотных дивизий было сосредоточено 60 852 человека, 512 танков и 168 бронемашин, 861 орудие и миномет, 72 установки РС.

Утром 22 августа после артиллерийской и авиационной подготовки 16-я, 61-я общевойсковые и 3-я танковая армии перешли в наступление. Стрелковые дивизии, наступавшие в первом эшелоне, сравнительно легко овладели первой позицией, но на второй линии встретили упорное сопротивление, и темп продвижения резко замедлился. Стало ясно, что одним стрелковым дивизиям не под силу прорвать оборону и создать условия для ввода в прорыв танковых войск.

Для наращивания их удара по приказу Жукова в сражение были введены танковые корпуса. Соединения 12-го танкового корпуса обогнали боевые порядки 264-й стрелковой дивизии полковника Н.М. Маковчука и атакой с ходу овладели Госьковом — крупным узлом сопротивления противника. Здесь корпус вынужден был остановиться, чтобы отразить контратаки противника, поддержанные активными действиями авиации, причем «гитлеровских самолетов было так много, что они буквально охотились за одиночными автомашинами, танками и мелкими группами бойцов». Бои на этом направлении приняли затяжной характер.

В 12 часов поступило донесение о том, что 3-й танковый корпус овладел Сметскими Выселками и успешно продвигается на запад. Учитывая, что продвижение на главном направлении приостановилось, командующий фронтом приказал перебросить сюда 15-й танковый корпус, а также ввести в бой 1-ю гвардейскую мотострелковую дивизию и развить успех. Пролетарской дивизией командовал генерал-майор В.А. Ревякин — человек больших «военных дарований», бывший комендант Москвы, тот самый, который предлагал в октябре 1941 года посыпать улицы столицы взрывчаткой, чтобы на ней взрывались немецкие танки.

15-му танковому корпусу было приказано наступать на Слободку, Белый Верх, а мотострелковой дивизии — на Сметскую, Жуково. Перегруппировавшись, корпус Копцова повел наступление на запад, но был сразу же остановлен противником. Танкисты ввязались в затяжные бои, медленно преодолевая лесные завалы и минные поля.

154-я и 264-я стрелковые дивизии и 12-й танковый корпус, овладев Озеренским, Озерной и Госьково, вели упорные бои южнее этих населенных пунктов. Южная группа 61-й армии успеха вовсе не имела. В течение 23–25 августа советские войска медленно продвигались, преодолевая упорное сопротивление противника.

Только к исходу 25 августа 15-й танковый корпус, 1-я мотострелковая и один полк 154-й стрелковой дивизии очистили от врага леса восточнее Вытебети и вышли к реке. Однако форсировать ее не удалось. 12-й танковый корпус, 154-я и 264-я стрелковые дивизии, наступавшие на левом фланге, существенного успеха в эти дни не имели. Лишь на отдельных направлениях им удалось продвинуться на глубину до 1–1,5 км. Южная группа войск 61-й армии, как и в первый день наступления, успеха также не имела. Главной причиной медленного наступления наших войск и в эти дни было господство вражеской авиации.

Чтобы сломить сопротивление 26-й пехотной дивизии, генерал Романенко в ночь на 26 августа приказал вывести из боя и перегруппировать 15-й танковый корпус из района Жуково в леса 3 км западнее Мызина, а затем совместно со 154-й стрелковой дивизией нанести удар на Сорокино и во взаимодействии с 12-м танковым корпусом овладеть этим населенным пунктом.

Совершив 15-километровый марш, корпус Копцова на рассвете 26 августа перешел в наступление. Но и здесь успеха не добился, так как на его пути находился лесной массив, не позволивший развернуться в боевой порядок и маневрировать на поле боя. Успеха не имели также 12-й танковый корпус и 264-я стрелковая дивизия, так как против них германское командование бросило главные силы 11-й танковой дивизии, а также подошедшую из глубины 20-ю танковую дивизию, которые стремились овладеть Госьково. Для отражения удара была введена в бой 179-я танковая бригада комбрига С.Я. Денисова.

К исходу 27 августа все контратаки противника с юга были отражены 12-м танковым корпусом, 264-й стрелковой дивизией, 179-й танковой бригадой и Южной группой 61-й армии. Поэтому в ночь на 28 августа 15-й танковый корпус из района Мызина был перегруппирован в район Пакома с задачей совместно с 12-й гвардейской стрелковой дивизией сломить сопротивление врага в районе Леоново, а затем развить успех в направлении населенного пункта Уколицы и выйти в тыл группировке противника, оказавшей сопротивление 154-й и 264-й стрелковым дивизиям и 12-му танковому корпусу в районе Богдановка и Госьково. Корпусу Богданова было приказано наступать на Богдановку, Сорокино, а 264-й стрелковой дивизии на Марковку, Сорокино.

Во второй половине дня 28 августа 15-й танковый корпус, имея в первом эшелоне все бригады, после 30-минутной артподготовки и ударов штурмовой авиации без подготовки и разведки местности и противника перешел в наступление. Но сразу же наткнулся на сплошной противотанковый ров, прикрытый минными полями и огнем артиллерии, и вынужден был остановиться. В ночь на 29 августа саперами и мотострелками в противотанковом рве были проделаны проходы, и на рассвете наступление корпуса возобновилось. Но через 200–300 м оказался второй такой же противотанковый ров. В течение дня танкисты вели огневой бой с противником, но преодолеть ров не смогли.

В ночь на 30 августа 15-й танковый корпус был выведен из боя и к утру сосредоточился в лесу 1 км южнее Мешалкино в готовности совместно с 12-м танковым корпусом и 264-й стрелковой дивизией утром 30 августа нанести удар в юго-западном направлении и овладеть населенным пунктом Сорокине.

Однако к этому времени 12-й танковый корпус понес большие потери в личном составе и танках и практически потерял боеспособность. 3-й и 10-й танковые корпуса находились в еще худшем состоянии. Существенные потери понесла и 264-я стрелковая дивизия. Требовалось время для приведения в порядок 15-го танкового корпуса. По этим причинам наступление 30 августа не состоялось. К этому времени советские войска потеряли 34,5 тысячи убитыми и ранеными, около 500 танков.

30 августа наступала только 195-я танковая бригада полковника С.В. Леки из корпуса Копцова. Ей была поставлена задача нанести удар в юго-западном направлении и помочь вырваться из окружения двум батальонам 156-й стрелковой дивизии 61-й армии. К исходу дня бригада успешно выполнила поставленную задачу.

В то время как главные силы 3-й танковой армии пытались прорваться к деревне Сорокине, группа войск генерала Мостовенко форсировала реку Вытебеть и завязала бои за Волосово.

В связи с неудачным наступлением танковой армии на главном направлении и наметившимся успехом на правом фланге в конце дня 30 августа командующий фронтом приказал на левом фланге перейти к обороне, основные силы Романенко перегруппировать на правый фланг, форсировать Вытебеть, овладеть рубежом Волосово, Перестряж, Белый Верх и во взаимодействии с ударной группировкой 16-й армии, наступающей с севера, уничтожить противника в районе Колосово, Глинная, Белый Верх. На основе этого приказа командующий танковой армией решил перегруппировать к Кумово 15-й танковый корпус и 264-ю стрелковую дивизию, а 12-й танковый корпус, понесший большие потери, вывести в резерв.

Войскам армии были поставлены следующие задачи: 3-му танковому корпусу и 342-й дивизии овладеть населенным пунктом Волосово и наступать на Тростянку; 264-й стрелковой и 1-й гвардейской мотострелковой дивизиям форсировать Вытебеть, овладеть поселками Ожигово, Жуково, Слободка и наступать на Перестряж и Белый Верх; 15-му танковому корпусу войти в прорыв и овладеть Перестряжем; 154-й стрелковой дивизии удерживать занимаемый рубеж, прикрывая левый фланг армии. Наступление назначалось на утро 2 сентября. К этому времени в армии имелся в строю 181 танк.

День 2 сентября выдался солнечным. Обнаружив перегруппировку главных сил танковой армии, немецкая авиация стала наносить непрерывные массированные удары. Поэтому советские войска перешли в наступление только в 13 часов. Сломив сопротивление противника, 3-й танковый корпус совместно с 342-й стрелковой дивизией к исходу 3 сентября овладел Волосово, а 1-я гвардейская мотострелковая дивизия форсировала Вытебеть и освободила Жуково.

Наиболее ожесточенные бои развернулись на направлении главного удара в районе Ожигово. В связи с тем, что 264-я стрелковая дивизия не была своевременно сменена стрелковыми частями 61-й армии, в наступлении 2 сентября участвовал только один ее полк, который не смог сломить сопротивление врага, форсировать реку, овладеть Ожигово и создать 15-му танковому корпусу условия для ввода в прорыв. Поэтому в середине дня комкор ввел в бой 17-ю мотострелковую бригаду и два моторизованных батальона автоматчиков. После короткой артподготовки они форсировали реку и к исходу дня овладели Ожиговом.

3 сентября через Вытебеть переправилась 195-я танковая бригада и устремилась на Перестряж. Однако овладеть им не смогла, так как наткнулась на большой овраг, который прикрывался огнем немецкой противотанковой артиллерии, а вскоре немцы атаковали танками с левого фланга. Хотя контратака была отбита, наступление 195-й танковой бригады приостановилось. Не смогли развить успех на запад и остальные войска 3-й танковой армии. Не имела успеха и ударная группа 16-й армии, наступавшая с севера.

Вечером 3 сентября из-за отсутствия танков в резерв Ставки был выведен 3-й танковый корпус. Поэтому с подходом в район Ожигово главных сил 254-й стрелковой дивизии 113-я танковая бригада полковника A.C. Свиридова и 17-я мотострелковая бригада 15-го танкового корпуса 4 сентября были перегруппированы в район Волосово, получив задачу совместно с 342-й стрелковой дивизией наступать на Тростянку.

В течение последующих пяти суток советские войска несколько раз пытались возобновить наступление, но из-за упорного сопротивления противника, недостатка сил и средств, а также нехватки боеприпасов успеха не имели. В принципе наши войска в эти дни не столько наступали, сколько отражали контратаки подошедших 9-й и 17-й танковых дивизий противника.

10 сентября советские войска перешли к обороне, а 3-я танковая армия, передав 1-ю мотострелковую дивизию и части усиления Белову и Баграмяну, была выведена в резерв.

В результате, потеряв практически все танки и около 60 тысяч человек убитыми и ранеными, советские войска продвинулись на 8–10 км. Окружить и разгромить им никого не удалось. Немецкие потери были оценены в 5 тысяч убитыми и 12 тысяч ранеными, более 80 танков и САУ, 150 орудий.

Наступление велось по исключительно тяжелой местности и в условиях господства в воздухе германской авиации. Наши пилоты продолжали «осваивать самолеты новейших конструкций» и вступать в воздушный бой не рисковали. По поводу действий советских истребителей Жуков и Маленков подали Верховному гневную докладную:

«В течение последних шести-семи дней наблюдали действия советских истребителей. На основании многочисленных фактов пришли к убеждению, что наша истребительная авиация работает очень плохо. Наши истребители даже в тех случаях, когда их в несколько раз больше, чем истребителей противника, в бой с последними не вступают. В тех случаях, когда наши истребители выполняют задачу прикрытия штурмовиков, они также в бой с истребителями противника не вступают, и последние безнаказанно атакуют штурмовиков, сбивают их, а наши истребители летают в стороне, а часто и просто уходят на свои аэродромы. (В том числе и по этой причине штурмовика Ил-2 в 1942 году «хватало» в среднем на 8–9 боевых вылетов — не камикадзе, но все равно — смертник. — Авт.)

То, что мы вам докладываем, к сожалению, является не отдельными фактами. Такое позорное поведение истребителей наши войска наблюдают ежедневно. Мы лично видели не менее десяти таких фактов. Ни одного случая хорошего поведения истребителей мы не видели…»

В результате «Ю-87 и Ю-88 все время висели над нашими боевыми порядками и вторыми эшелонами», а краснозвездные «ястребки» бесполезно «утюжили воздух» в сторонке.

Для справки: на один немецкий одномоторный истребитель на Восточном фронте в 1942 году приходилось 10–12 советских.

Советские военачальники не имели не только данных разведки, но, судя по всему, и топографических карт. А может, не умели или не считали нужным ими пользоваться. Во всяком случае, танковые бригады вновь вынуждены были вести бои в невыгодных условиях лесисто-болотистой местности. Сосредоточение войск перед операцией сильно затянулось, зато удары наносились практически без подготовки.

Штабы армий и корпусов вместо управления войсками посредством кратких боевых распоряжений по телефону или радио увлекались разработкой письменных боевых приказов и тем самым поглощали время, так нужное войскам для подготовки к боевым действиям. Отсутствовало взаимодействие между танковыми и стрелковыми частями. Удары по противнику наносились, как правило, в лоб, вместо того чтобы осуществлять обходы и охваты узлов сопротивления. Все это позволяло немцам свободно маневрировать своими силами и успешно отражать атаки.

В особенно трудном положении оказался 15-й танковый корпус, который в ходе операции четыре раза перегруппировывался из одного района в другой в поисках слабого места в обороне противника. И, как правило, каждый раз от него требовалось перейти в наступление немедленно. По этим причинам бригады шли в атаку неорганизованно, без разведки противника на местности. Итоги боев показали, что войскам не хватало умения вести высокоманевренные боевые действия.

Сказывался и общий низкий уровень подготовки экипажей. Например, советские танки могли либо двигаться, либо стрелять, а совмещать эти два процесса у наших танкистов пока не получалось. Поэтому на вопрос Сталина: «Стреляют танкисты с ходу?» первый гвардейский танкист страны генерал Катуков простодушно ответствовал: нет, мол, не стреляют — «Меткость с ходу плохая, и снаряды жалеем». То есть стреляют с места, а затем прут на оборону противника без ведения огня (и, кстати, уже без сопровождения пехоты, которая при остановке танков залегала под неприятельским огнем и больше не поднималась).

Многочисленные эпизоды сталинских «уроков» со своими генералами просто умиляют: «Сталин остановился, посмотрел на меня в упор и заговорил четко, разделяя паузами каждое слово:

— Скажите, товарищ Катуков, пожалуйста, во время атаки бить по немецким батареям надо? Надо. И кому в первую очередь? Конечно танкистам, которым вражеские пушки мешают двигаться вперед. Пусть даже ваши снаряды не попадают прямо в пушки противника, а рвутся неподалеку. Как в такой обстановке будут стрелять немцы?

— Конечно, меткость огня у противника снизится.

— Вот это и нужно, — подхватил Сталин. — Стреляйте с ходу, снаряды дадим, теперь у вас будут снаряды».

Маршал Баграмян высоко оценил результаты операции: «Активные боевые действия советских войск на Западном фронте, в которых приняло участие большое количество танков, оказали значительное влияние на ход оборонительных сражений наших войск под Сталинградом и на Северном Кавказе. Несмотря на огромную потребность в резервах для наступления на юге, германское командование вынуждено было держать на центральном участке фронта значительные силы».

Но ведь для ведения наступательных операций требуется гораздо больше сил и средств, чем для организации обороны. Советский контрудар под Козельском отражали две танковых, три пехотных и одна моторизованная дивизии. Западный фронт задействовал для его нанесения войска трех армий — 18 танковых бригад, одну мотострелковую и десять стрелковых дивизий, пять мотострелковых и одну стрелковую бригаду, части РГК и реактивную артиллерию.

Недаром генерал Гальдер о ходе операции по спрямлению линии фронта 2-й танковой армии сделал 22 августа следующую запись: «…наступление по плану «Смерч» из разряда решающих переводится в категорию сковывающих. Уже понимают (командование группы «Центр»), что достигнуть ничего не удастся, но думают, что нельзя отказываться от сковывания здесь крупных сил противника».

Так кто ж кого сковывал?

Лишь в сентябре 1942 года, что характерно, новый командующий Западным фронтом — генерал-полковник Конев разрешил своим войскам рыть траншеи, «одобрил и рекомендовал для практического руководства». Но просто рекомендовать было недостаточно. На втором году войны выяснилось, что многие командиры пехотных частей, воспитанные на самой передовой военной науке, могли с криком «За Родину, за Сталина» идти впереди наступавших цепей, но «не умели как следует привязывать траншеи к местности, так, чтобы они обеспечивали хорошее наблюдение и обстрел впереди лежащих участков, не могли правильно использовать естественные препятствия для усиления противотанковой обороны. Не все гладко было с расположением и привязкой к местности основных огневых точек, не ладилось с маскировкой». Всему надо было учиться заново. Тогда же была впервые составлена инструкция по инженерному оборудованию траншейной обороны. Конев утвердил ее 13 октября 1942 года.

А уже 10 октября была получена директива на продолжение Ржевско–Сычевской наступательной операции.