Роберт Шуман

1810—1856

Роберт Шуман всегда был одним из моих героев. Я его обожаю! Я люблю его музыку, люблю его писания, его характер. Но жить с ним в одном доме я бы ни за что не согласился. Шуман был невозможным человеком! Он никогда не пребывал в нормальном состоянии: он был или так счастлив, что едва мог говорить, или же настолько подавлен, что не мог вымолвить ни слова. Шуман вообще не отличался особым красноречием. Например, как-то раз ему захотелось, чтобы исполнили его новую симфонию, и он пошёл к своему другу — скрипачу и дирижёру Фердинанду Давиду. Эти двое битый час просидели друг против друга в полном молчании, и бедный господин Давид никак не мог догадаться, чего же всё-таки Шуман от него хочет. Когда он в конце концов догадался и согласился исполнить эту симфонию, Шуман пришёл в восторг и жестами показал, что с радостью сам заплатит музыкантам. Проявив такие чудеса ораторского искусства, он, по всей видимости, решил, что выполнил свою миссию. Он молча уселся обратно в кресло, выкурил две сигары (Шуман любил сигары), попытался что-то сказать (из этого ничего не вышло, поскольку в самый ответственный момент он обычно вытирал ладонью рот), а затем встал, собираясь уходить. Он взял шляпу, забыл про перчатки, кивнул, пошёл не в ту дверь. Не смог выйти, запаниковал, затем отыскал нужную дверь и исчез, возможно оставив господина Давида раздумывать над тем, с какой планеты свалился его гость!

Шуман, в общем-то, был хорош собой — во всяком случае, в молодости, — но выглядел порой весьма странно. Сочиняя музыку, Шуман любил курить сигары, но дым лез в глаза, а это ему совсем не нравилось. Поэтому, чтобы отогнать дым, он выпячивал губы. Кроме того, Шуман любил насвистывать или напевать музыку, которую сочинял, а это было трудно сделать, если держать во рту сигару, выпятив губы. Поэтому звуки он издавал очень странные и корчил ещё более странные рожи — опять-таки как существо с другой планеты.

Вообще-то большую часть времени он и впрямь был на другой планете или, по крайней мере, в другом мире. Шуману сложно было уследить за тем, что происходило в реальной жизни, ибо он с головой погружался в свои мечты, свои фантазии и свою поэзию. Не меньше, чем музыку, он любил книги. Больше всего ему нравились романы, в которых герои носили загадочные маски и претерпевали ужасные превращения, а влюблённых не могла разлучить даже смерть. Шуман был тем, кого мы сейчас называем «романтическим художником» — всё, что он сочинял или о чём просто думал, как будто исходило из другого мира, более прекрасного, более драматичного, более волшебного, чем наш. Однако, как ни странно, в некоторых вопросах Шуман был на удивление практичным человеком. Например, дома он вёл специальные книги, в которые очень аккуратно записывал все свои доходы и расходы до последнего гроша. Да, весьма занятная смесь.

Наверное, композитор унаследовал это сочетание романтической мечтательности и любви абсолютной точности от своего отца Августа Шумана. Тот был издателем, книготорговцем и писателем. Диапазон написанных им книг пробирался от романов, полных неземной тайны и любви, до так называемой адресной книги — справочника с адресами всех фирм той части Германии, где он жил. Забавно думать, что отец Шумана составил некое подобие «Желтых страниц»! Август Шуман умер, когда сыну было шестнадцать лет. Роберт попал под нежную опеку своей матери. Она, безусловно, желала ему добра, но попортила немало крови. Как и Шуман, она имела склонность впадать в депрессию, но была лишена творческого огня и взрывной энергии сына. Что бы Шуман ни делал — всё приводило бедную женщину в отчаяние, и она в слезах бросалась в кресло. Сначала она заставила его изучать право, тогда как он отчаянно хотел стать писателем или музыкантом. (Мать Шумана боялась, что без «настоящей» профессии её сын никогда не сможет заработать себе на хлеб.) Затем, почти в девятнадцать лет, Шуман познакомился с преподавателем Фридрихом Виком, который сказал, что сможет сделать из него великого пианиста. Из-за этого госпожа Шуман несколько дней не могла подняться со своего кресла, однако в конце концов сдалась. После того как Шуман фактически переселился в дом Вика и подчинился суровой дисциплине учителя, мать снова вернулась в своё кресло, ибо считала, что всё это совсем не годится для её Роберта.

Имейте в виду, Вик был тот ещё тип. Его, наверное, нельзя назвать законченным мерзавцем, однако и душкой, безусловно, тоже не назовёшь. У него была дочь по имени Клара. Когда Шуман поселился в доме, Кларе исполнилось всего одиннадцать лет, но она уже была великолепной пианисткой, гордостью и радостью своего отца. У Вика был ещё и сын по имени Алвин, на два года младше сестры. Он был скрипачом, но куда менее великолепным. Однажды Алвин довольно плохо что-то сыграл своему отцу, Вик заорал на него и ударом кулака сбил с ног и оттаскал за волосы. А Клара, тихо улыбаясь, уселась за фортепиано и начала играть, как всегда без единой ошибки. Шуман, ставший свидетелем всей этой сцены, был потрясён до глубины души. «Неужели я нахожусь среди людей?» — изумлялся он.

С другой стороны, Вик иногда бывал с Шуманом очень мил, а Клара даже ещё милее. Во время прогулок Шуман обычно шёл, глядя в небеса, погружённый в мечты о птичках и кустах, о пчёлках и цветах (ну ладно, может быть, в этом было немного больше поэзии!). А Клара шла рядом и смотрела на землю, а увидев, что на пути лежит большой камень, дёргала Шумана за рубашку. Неплохо придумано — во всяком случае, для него…

А потом случилось нечто странное — Клара выросла. Роберт вдруг заметил, что она превратилась в довольно-таки миловидную девушку, и в один прекрасный день страстно её поцеловал. (Приношу свои извинения тем, кто не любит подобных сцен, — это место можете пропустить. Однажды я повёл своего сына на приключенческий фильм. Я боялся, что от сцены насилия он расстроится, однако он даже бровью не повёл. Потом началась любовная сцена с поцелуем, и следующие пять минут мой сын просидел, закрыв глаза и тяжко вздыхая. Все наоборот! Ну да ладно.) Как бы то ни было, Клара чуть не упала в обморок (и хорошо, что не упала, — в это время они стояли на каменных ступеньках, она могла бы удариться головой и всё испортить). Клара безумно влюбилась в Роберта, а он в неё, и всё вокруг для них расцвело и запело.

За исключением одного — Вика. Вик взбесился. Он хотел, чтобы его дочь стала самой знаменитой пианисткой на свете, повсюду гастролировала, зарабатывала неслыханные гонорары (которые он оставлял бы себе) и в конце концов вышла бы замуж за какого-нибудь принца, конечно при условии, что принц богат. Брак с этим молокососом Робертом Шуманом, который денег имел мало, а пил слишком много (Шуман питал изрядное пристрастие к шампанскому и к пиву, а также к приготовленной из них смеси — какая гадость!) и к тому же непонятно выражался, — нет, это в планы Вика никак не входило. И Вик запретил влюблённым встречаться.

Шуман был не из тех, кто легко относится к подобным вещам. Он не мог сказать себе: «Ну ладно, раз не могу получить Клару, может, повезёт в следующий раз». Шуман погрузился в глубокое отчаяние. Вдобавок ко всему он так хотел совершенствоваться как пианист, что придумал машинку для разработки пальцев, которая искалечила ему руку, так что он больше не мог играть на фортепиано! С другой стороны, именно тогда начался истинный взлёт Шумана как композитора и литератора. До этого он обычно сочинял довольно скверные рассказы о скелетах, кладбищах и бледных молодых девицах, бегающих повсюду в ночных сорочках, а его музыка часто была похожа на некое музыкальное сопровождение к этим рассказам. Теперь же Шуман организовал превосходный музыкальный журнал и писал на удивление странные, но блестящие статьи о музыке, благодаря которым прославился как критик. И он изливал свои чувства к Кларе в цикле восхитительных пьес для фортепиано — инструмента, на котором она так хорошо играла и на котором он уже никогда больше не будет играть по-настоящему.

Бедная Клара разрывалась между деспотом-отцом, много лет бывшим для неё единственным авторитетом (её мать в своё время сбежала с другим мужчиной, что неудивительно), и нервным, но милым Робертом. Она никак не могла решить, кто ей больше дорог. Поскольку видеться влюблённым не дозволялось, они с Робертом всё время писали друг другу письма. В одних письмах она говорила, что любит Роберта и не может без него жить. Тогда от избытка счастливых чувств Шуман сочинял новое музыкальное произведение, полное тайных посланий к возлюбленной. Однако в других письмах Клара выражала озабоченность тем, что Роберт не сможет содержать их обоих, что его музыка слишком сложна для публики и что она не может бросить отца. Роберт воспринимал её сомнения спокойно, как разумный человек — он всего лишь грозился покончить с собой. В конце концов ситуация стала настолько невыносимой, что влюблённые привлекли Вика к суду и попросили суд выдать им разрешение на брак. Дело они выиграли. Вик обиделся до конца своих дней, а для Роберта и Клары зазвонили свадебные колокола. Ему было тридцать, ей на следующий день после свадьбы исполнился двадцать один год. В общем и целом, им было что праздновать. Или казалось, что было.

Семейная жизнь молодой пары началась с восторгов, однако вскоре между супругами возникли разногласия и размолвки. Главная проблема состояла в том, что Клара по-прежнему хотела концертировать, а Роберт считал, что она должна сидеть дома, рожать детей и заботиться о них и о нём. Клара, по всей видимости, была страшно разочарована — ей, одной из величайших пианисток мира (а также очень талантливому композитору), не разрешалось путешествовать и выступать. Мало того, когда её муж сочинял (порой целыми днями), Кларе нельзя было даже подходить к фортепиано, поскольку посторонние звуки его отвлекали. Шуману всё это тоже не доставляло особой радости — он мучился угрызениями совести из-за своего эгоизма, но для того чтобы хоть чего-то достичь, ему нужна была спокойная жизнь. Шуман ненавидел путешествия и совершенно не мог сочинять, находясь вдали от дома. К тому же ему совсем не нравилось, когда с ним обращались как с бесплатным приложением к знаменитой жене, но в те времена женщина даже подумать не могла о том, чтобы путешествовать без мужа. Что им было делать?

Но, в общем, они кое-как справлялись, правда, Клара обычно была грустна, а Шуман зачастую впадал в жуткую депрессию. Тем не менее они оставались вместе, у них родилось семеро детей (только один из них умер в младенчестве — показатели выживания со времени Баха и Моцарта значительно улучшились) и порой Роберт и Клара бывали очень счастливы.

Однако Шуман становился всё более странным. В сорок лет ему впервые предложили достойное место музыкального директора в Дюссельдорфе. На словах всё звучало прекрасно, но на деле обернулось катастрофой. Прежде всего, Шуман должен был дирижировать местным оркестром и хором, но талантом дирижёра он не блистал. Посреди пьесы он мог погрузиться в мечты и оркестр растерянно замолкал. Или он жаловался, что духовые играют слишком тихо, и тогда кому-нибудь приходилось деликатно замечать, что вообще-то духовые не сыграли не ноты, поскольку он забыл показать, когда им вступать. Шуман постоянно ронял дирижёрскую палочку, поэтому в конце концов ему пришлось привязать её к запястью — ничего себе зрелище! От него также требовалось вести светскую жизнь и обхаживать всех местных аристократов. Как бы не так — это было совсем не в стиле Шумана. Общаться с людьми ему становилось всё труднее — обычно он сидел молча, поджав губы и как будто не замечая, что с ним пытаются заговорить. Жители Дюссельдорфа в конце концов решили, что их прекрасный город станет ещё прекраснее без Шумана в качестве музыкального директора, и велели ему убираться. Шуман был вне себя, да и Клара тоже. Для них это было катастрофой, и всё вокруг погрузилось в беспросветный мрак.

Но примерно тогда же произошло одно приятное событие: к ним в гости пришёл некий молодой человек и всё семейство Шуманов его полюбило. Дети любили его за то, что он вдруг ни с того ни с сего начинал проделывать на перилах лестницы невероятные акробатические трюки, заставляя их замирать от восторга. Родители тоже его полюбили: Роберт — потому, что молодой человек был редкостный композитор, да ещё и увлечённый поэтическими фантазиями (как он сам в его возрасте). Клара же — потому, что он был редкостный композитор и… редкостный красавец. Этого молодого человека звали Иоганнес Брамс, и он стал великим композитором — настолько великим, что следующая глава будет целиком посвящена ему. Но тогда Брамс только начинал, и именно Шуман первым распознал его гений. В свою очередь, Брамс и их общий друг Йозеф Иоахим, знаменитый скрипач, который и познакомил Брамса с семьёй Шуманов, оказали Роберту и Кларе большую помощь, когда для тех наступили тяжёлые времена. А эти тяжёлые времена были уже не за горами.

Один художник примерно в это время нарисовал портреты Брамса и Шумана. Брамс очень хорош собой: такой чувствительный юноша с почти детским лицом. Ему уже двадцать лет, а голос у него ещё полностью не установился, да и бриться ему пока практически не надо. Шуман, напротив, выглядит ужасно: он толстый, глаза у него очень странной формы и он явно чем-то обеспокоен. (В нижней части картины написаны ноты скрипичной партии из вступления к медленной части его Первого фортепианного трио — это одно из самых грустных сочинений Шумана, оно похоже на звуковой портрет депрессии и одиночества.) Его странность переставала быть простой эксцентричностью. Шуман начал слышать голоса, звучавшие у него в голове. Иногда эти голоса пели прекрасную музыку. Однажды Шуман встал посреди ночи в полной уверенности, что ангелы продиктовали ему великолепную мелодию. Он записал её и начал на основе этой мелодии писать пьесу. Это трогательная, нежная пьеса, наполненная грустью расставания; странно только, как он не заметил, что «ангельскую» мелодию сочинил он сам несколько лет назад и уже не один раз использовал.

Ужасная правда состояла в том, что Шуман терял рассудок. Иногда голоса у него в голове становились отвратительными. Они внушали Шуману, что он страшный грешник и плохой композитор, они играли ему жуткую музыку. Он начал бояться, что в приступе безумия может совершить что-нибудь ужасное, а однажды, хотя Шуман и находился всё время под пристальным наблюдением, ему удалось ускользнуть из дома и добраться до реки Рейн, которая течёт через Дюссельдорф (эта река вдохновила Шумана на создание «Рейнской симфонии» — одного из его самых знаменитых произведений). Почти за двадцать лет до этого во время ссоры с Кларой он пригрозил, что выбросит подаренное ею обручальное кольцо в Рейн и сам бросится в реку вслед за ним. Теперь Шуман выполнил свою угрозу. Сначала он бросил в воду обручальное кольцо — во всяком случае, так считается, хотя никто этого не видел. Но кольцо в тот день действительно пропало да так и не нашлось. Мы знаем, что случилось потом: Шуман перебрался через лодки, которые образовывали мост, и бросился в ледяную воду. Его заметили рыбаки и поспешили вытащить. Шуман попытался броситься обратно, но рыбаки были сильнее, и в конце концов они отвели его домой, пробираясь сквозь весёлую карнавальную толпу. (И снова: что за печальная ирония судьбы! Одно из самых знаменитых произведений Шумана называется «Карнавал» — это жизнерадостная пьеса для фортепиано.) Дома Шуман немного успокоился и даже закончил вариации на «ангельские» мелодии, которые начал за несколько дней до этого, но он действительно был в отчаянии. Наконец он принял решение. Он отправится в психиатрическую клинику. Клара умоляла не оставлять её, но Шуман сказал, что должен это сделать, что скоро выздоровеет и вернётся.

Итак, в сопровождении двух санитаров и врача Шуман забрался в запряженную лошадьми карету и покинул свой дом, не попрощавшись ни с Кларой, ни с детьми, которых ему больше не суждено было увидеть.

Лечебница находилась довольно далеко от Дюссельдорфа, в маленьком местечке Эндених, рядом с Бонном (городом, где родился Бетховен). Шумана привезли туда в ужасном состоянии — он был уверен, что его жена умерла, кричал до хрипоты и считал себя жертвой заговора. Но через несколько месяцев он постепенно успокоился и ему стало значительно лучше. Иногда он чувствовал, что мог бы вернуться домой, однако вскоре обнаружил, что одно дело попасть в лечебницу по собственной воле, а вот выбраться из неё — совсем другое. Прежде всего, даже чувствуя себя намного лучше, Шуман был не вполне нормальным — да он никогда и не был нормальным — и временами по-прежнему впадал в безумие. Доктора поохали и повздыхали, изучили анализы, посовещались и решили повременить с его выпиской.

Какая кошмарная ситуация для всех! Клара, должно быть, ощущала себя ужасно виноватой. Её чувства были сложными, чтобы не сказать больше. Она не могла навещать Шумана, во всяком случае, доктора настоятельно советовали ей не делать этого. Она, вполне вероятно, очень хотела, чтобы Шуман выздоровел и вернулся. Но в то же самое время она, наверное, боялась, что Шуман опять станет буйным, если его отпустят слишком рано. К тому же теперь Клара могла разъезжать с концертами, о чём она всегда мечтала и от чего пришлось бы отказаться, вернись Шуман домой. Была и ещё одна сложность — Клара влюбилась в Брамса, а Брамс в неё. Что касается Брамса, то он, по-видимому, места себе не находил: он был предан Шуману (ему в числе немногих иногда дозволялось его навещать), но он был влюблён в жену Шумана. Что за безумное смешение страстей!

Но хуже всего было, конечно же, Шуману. Он жил в одиночестве в двух маленьких комнатушках, всеми покинутый и оторванный от семьи, друзей и музыки — можно сказать, от жизни. Шуман называл себя так: «Роберт Шуман — почётный член Небес». Живой мертвец. Он немного сочинял, в основном фуги на манер Баха, что всегда помогало ему навести порядок в голове, но потом рвал ноты, уверенный в их полной никчёмности. Время от времени Шуман играл в лечебнице на фортепиано, однако тот, кому довелось слышать его игру, потом рассказывал, что это было ужасно и напоминало сломанную машину, которая пытается работать, но может только судорожно дёргаться. Иногда Шуман впадал в буйство: он кричал и грозился запустить стулом в санитара. Часто было невозможно понять, что он хочет сказать, — красноречием он никогда не блистал, но теперь его речь и вовсе превратилась в невнятное мычание. Если Шуман не писал фуги, он пытался навести порядок в голове, составляя алфавитные списки географических названий. (Может быть, Шуман вспоминал старую адресную книгу своего отца?) Он настолько отдавался этому занятию, что не обращал никакого внимания на посетителей. В общем, Шуман больше не мог общаться с людьми.

В результате Шуман, наверное, понял, что уже никогда не сможет покинуть лечебницу, и тогда он упал духом. Его физическое состояние ухудшилось, он перестал есть. В руках и ногах начались непроизвольные судороги. Шуман умирал. Наконец, через два с половиной года, к нему пришла Клара в сопровождении Брамса. Она с трудом узнала мужа. Ценой огромных усилий Шуман дрожащей рукой попытался её обнять и даже сделал попытку улыбнуться. Невнятно бормоча, он выдавил слово «моя» — может быть, он хотел сказать «моя Клара?» Шуман выпил из её рук вино и съел желе, хотя до этого отказывался принимать пищу. Но было слишком поздно; на следующий день он умер в полном одиночестве. К нему в комнату зашёл санитар, чтобы посмотреть, как пациент, и нашёл Шумана мёртвым. Совсем один, даже в последний миг.

Это такая печальная история, что мне тяжело даже думать о ней. Единственно возможным утешением может служить мысль, что, когда Шуман был счастлив, он был счастлив безумно, самозабвенно — наверное, куда счастливее, чем когда-либо будем мы с вами. Приятно сознавать, как обрадовался бы и, наверное, удивился Шуман, если бы узнал, насколько любят его музыку сегодня во всем мире.

Музыка

Если говорить в самых общих словах, я бы сказал, что музыка Баха демонстрирует нам божественное видение мира, музыка Моцарта представляет собой часть природы, Бетховен говорит от имени всего человечества. А Шуман? Музыка Шумана рассказывает нам о том, каким был Роберт Шуман. Но при этом она обращена ко всем нам, ибо чувства Шумана были такими сильными, такими реальными, что мы можем распознать в нём и самих себя. Всё, что он испытал в своей жизни, изливается в его музыке. Ни одного другого композитора мы не можем узнать так близко. Шуман делится с нами своими самыми сокровенными тайнами, рассказывает свои самые заветные мечты — он говорит со слушателями так, словно они его любимые друзья.

Это отчасти объясняется тем, что Шуман сочинял главным образом для своих близких — чаще всего для Клары. Нередко музыка Шумана внезапно прерывается и звучит цитата из его более раннего сочинения (или из другого композитора, который нравился им обоим) — это личное послание Кларе, которое она очень хорошо понимала. А ещё возникает такое ощущение, что, в отличие от Баха и Моцарта, Шуман писал музыку не на заказ и не потому, что ему, как Бетховену, нужно было покорить грозную вершину; Шуман писал музыку потому, что не мог не писать: он должен был дать выход бушевавшему в нем вдохновению, иначе он бы взорвался! Нередко Шуман писал невероятно быстро, и было невозможно предугадать, каким будет его следующее сочинение. Для начала он написал множество огромных произведений для фортепиано. Затем, в тот год, когда Шуман женился на Кларе, его вдруг охватило безудержное желание сочинять песни — за год он написал более 140 песен! Через два года у него возник интерес к камерной музыке, и всего за шесть месяцев Шуман написал пять крупных камерных произведений. Плохо было то, что, сочиняя, он лихорадочно отдавался работе, а закончив, погружался в тоску и апатию.

Как описать красоту его музыки? Шуман ведёт нас в такие места, которые без него мы никогда бы не отыскали. Порой его музыка бывает настолько спокойной и мягкой, что мы чувствуем себя словно на небесах. Но иногда она становится до того яростной и пугающей, что мы как будто попадаем в ад. Все зависит от того, о чём грезит сам Шуман.

Однажды Клара сказала мужу, что он напоминает ребёнка. Вскоре после этого Шуман начал сочинять цикл пьес для детей и о детях и писал их почти до конца своей творческой жизни. Юные пианисты часто играют его «Альбом для юношества» — это две тетради фортепианных пьес; вначале совсем лёгкие и простые для исполнителя, постепенно они становятся всё труднее и труднее, но никогда не выходят за пределы технических возможностей юного дарования. Все пьесы в этом альбоме просто волшебные. Пианисты постарше любят играть его «Детские сцены». Они требуют подлинного мастерства, но вызывают в воображении милые детские переживания — «Грёзы», «Забавная история», «Полное удовольствие» и другие. Кроме того, существуют знаменитые крупные циклы для фортепиано, такие как «Карнавал» и «Крейслериана». Они наполнены любовными поэмами, портретами, странными шутками и радостью с печалью пополам — ничего подобного в музыке создано не было, ни до, ни после.

Песни — сочетание поэзии и музыки — получались у Шумана просто превосходно, они поистине неотразимы, в каждой из них сокрыт целый мир чувств и образов. Четыре симфонии Шумана тоже великолепны. Первая симфония — «Весенняя»— открывается восторженным звучанием фанфар. Что за славное начало для первой симфонии! И так далее — всё, что Шуман сочинил, прелестно, странно, индивидуально. Одно из моих самых любимых музыкальных произведений — виолончельный концерт Шумана.

Поскольку с возрастом Шуман становился всё более странным, его музыка, естественно, тоже становилась более странной. Даже сейчас есть люди, которые заявляют, что поздняя музыка Шумана — слабая, лишённая вдохновения. По-моему, таких людей нужно закидать гнилыми помидорами и тухлыми яйцами. Его поздняя музыка не слабая. Шуман просто блуждает по неизведанным тропам, и это наше дело — последовать за ним или нет. Если да — перед нами откроются восхитительные пейзажи, только совсем иные. Музыка всегда стоит тех дополнительных усилий, которых она требует от слушателя. Я надеюсь, что вы познакомитесь с музыкой Шумана и полюбите её. Через неё вы проникнете в его душу — а это прекрасная душа!

Что послушать. Хорошим началом вашей дружбы с Шуманом может стать удивительный квинтет для фортепиано, двух скрипок, альта и виолончели или же чудесный, полный романтической страсти фортепианный концерт, написанный для Клары. Потом можно перейти к симфониям. Пожалуй, начните с Первой — «Весенней» — симфонии или же с Третьей — «Рейнской» — они великолепны! А если захотите погрузиться в самые сокровенные глубины музыки Шумана, послушайте его песни. Начните с песенных циклов «Любовь поэта» и «Круг песен», держа перед глазами их тексты, — это прекрасные стихи. (Они написаны на немецком, но к большинству записей прилагается небольшой буклет: слова песен в оригинале и в переводе на английский и французский языки, русским же слушателям от души советую выучить хотя бы один из этих языков — и как можно скорее! Поверьте, он вам пригодится не только для того, чтобы слушать прекрасные песни Шумана.) Если же захотите изучить более мрачные сочинения Шумана, лучше всего подойдёт Первое фортепианное трио для скрипки, виолончели и фортепиано, op. 63, а также «Мелодрамы», op. 122 (очень страшные поэмы, которые декламирует чтец под фортепианный аккомпанемент, написанный Шуманом). Ну а затем, если совсем не затоскуете, послушайте последнее произведение Шумана — цикл нежных вариаций в ми-бемоль мажоре для фортепиано на «ангельскую» тему (посмертное сочинение), эту пьесу часто называют «призрачными» вариациями. В ней Шуман говорит миру последнее «прости». Однако я назвал всего лишь пункты, через которые можно проникнуть в мир Шумана, — вы найдёте там ещё много прекрасной музыки, непременно её полюбите…

Кое-что из биографии

1. Шуман — полное имя Роберт Александр Шуман — родился 8 июня 1810 года в маленьком городке Цвиккау на востоке Германии.

Сегодня…

Цвиккау официально называется Роберт-Шуман Штадт, что означает «Город Роберта Шумана». Вот Шуман удивился бы!

2. Шуман познакомился с Виком и Кларой в Лейпциге и прожил там четырнадцать лет. Именно в этом городе провёл последние двадцать семь лет жизни Бах.

Настоящий друг…

Шуман уже провёл  в Лейпциге несколько лет, когда туда приехал руководить местными концертами великий композитор, пианист и дирижёр Феликс Мендельсон. Шуман перед ним преклонялся. Мендельсон тоже хорошо относился к Шуману — дирижировал его симфониями, защищал его перед Виком и назначил Шумана преподавателем в Новой музыкальной школе, открытой в Лейпциге. Единственная тень неприязни пробежала чежду ними тогда, когда Клара и Мендельсон, по мнению Шумана, слишком сдружились. Однако неприязнь вскоре рассеялась. Когда Мендельсон в возрасте тридцати семи лет внезапно скончался, Шуман был убит горем. Последнего сына Шумана — которого он никогда не видел — в честь Мендельсона назвали Феликсом. (Кстати, фамилия Мендельсон появляется где-то в моём генеалогическом древе. Я очень этим горжусь, хотя тут нет никакой моей заслуги!)

3. «Новый музыкальный журнал», основанный Шуманом в Лейпциге, принёс славу не только Шуману. Его доброжелательные и умные рецензии прославили музыку некоторых из композиторов на всю Германию. Шуман был одним из тех редких критиков, к которым (цитирую известное высказывание) музыканты относятся не так, как фонарные столбы относятся к собакам!

Раздвоение личности…

Однажды Шуман решил, что лучший способ справляться с резкими перепадами настроения — думать о себе как о двух разных людях. Он выдумал двух воображаемых товарищей, которых назвал Флорестан и Эвзебий. Это были два противоположных характера: Флорестан общительный и страстный, а Эвзебий задумчивый и замкнутый. Шуман использовал их и при написании рецензий: он сочинял их «беседы» о новых сочинениях. Они возникают и в фортепианных пьесах Шумана — Флорестан в энергичных местах, а Эвзебий — во внутренне сосредоточенных. Шуман на самом деле жил в фантастическом мире!

4. В тридцать четыре года Шумана охватила такая депрессия, что они с Кларой пришли к мысли о необходимости перемен. Шуман продал журнал, и они переехали в Дрезден. Одно непонятно в этом переезде — они почти никого там не знали, кроме ужасного Вика! Теперь, когда Шуман стал достаточно известным композитором, Вик несколько подобрел к нему, и всё же отношения оставались прохладными. Неудивительно, что на протяжении пяти лет, проведенных в Дрездене, Шуман часто бывал болен и несчастен. Однако за это время он очень много написал, в том числе и свою единственную оперу — удивительную сказку о добрых и злых чарах, которая называется «Геновева».

Ночное бегство…

Самым драматическим эпизодом жизни Шумана в Дрездене была, по-видимому, революция 1848 года. Бои шли рядом с их домом, на улицах валялись трупы. Клара решила, что им необходимо бежать. Оставив младших детей на попечение няни, она отвела старшую дочь Марию и Роберта в близлежащую деревню. Той же ночью она вернулась в Дрезден за остальными детьми и бежала вместе с ними через поле, наводненное вооружёнными людьми, — а ведь она была на седьмом месяце беременности! Шуману в это время действительно было очень опасно оставаться в городе: враждующие стороны заставляли всех мужчин принимать участие в военных действиях. Тем не менее трудно избавиться от ощущения, что иногда на Клару возлагали слишком большую ответственность. Шуман отреагировал на эти кровавые события сочинением нежной, идиллической музыки. Очень типично для него: чувствуя угрозу со стороны внешнего мира, он погружался в себя.

5. Шуман долго раздумывал, соглашаться ему или нет на место в Дюссельдорфе. Он не очень хотел туда ехать ещё и потому, что там находился сумасшедший дом. Может быть, Шуман обладал пророческим даром?

Ещё одно пророчество…

Почти десять лет Шуман не писал ни строчки для своего старого журнала, но за несколько месяцев до отправки в лечебницу он неожиданно написал в журнал статью. Статья была про его нового друга Брамса, которого Шуман превозносил до небес. Он заявил, что колыбель Брамса охраняли «грации и герои» (это, во всяком случае, позволило сэкономить деньги на няньках). Брамсу было приятно, но и крайне неловко — большинство его соперников-композиторов воспылали к нему завистью и презрением. Впрочем, несмотря ни на что, статья принесла Брамсу известность. Как будто Шуман знал, что скоро покинет музыкальный мир, и хотел пригласить Брамса занять его место.

6. Менее чем за год до окончательной катастрофы у Шумана появилась навязчивая идея о том, что его стол обладает волшебными свойствами. Он уверял, что стол, если его хорошенько попросить, может отбить ритм знаменитого вступления Пятой симфонии Бетховена и способен отгадать загаданное Шуманом число. Странно…

Но не более странно, чем то…

…что случилось через восемьдесят лет после смерти Шумана. Одним из последних сочинений Шумана был скрипичный концерт, который он написал для Иоахима. После смерти мужа Клара решила, что это слабое произведение и публиковать его не стоит. (Она невзлюбила многие последние произведения Шумана, включая пять романсов для виолончели и фортепиано, которые безвозвратно утрачены, ибо Клара сожгла единственную копию. Р-р-рр-рррррррррр…)

Итак, она отдала рукопись скрипичного концерта в Берлинскую библиотеку, строго-настрого запретив кому-либо к ней прикасаться раньше, чем через сто лет после смерти Шумана (то есть до 1956 года). Однако в начале тридцатых годов двадцатого века известная венгерская скрипачка и внучатая племянница Иоахима принимала участие в спиритическом сеансе (очень странном мероприятии, во время которого, как говорят, можно по буквам — буква за буквой — получать сообщения от духов умерших). Вдруг появилось послание: скрипачка должна отыскать неопубликованный скрипичный концерт, сочинённый вещающим духом. «Как вас зовут?» — испуганно спросила скрипачка. «Роберт Шуман», — пришёл ответ. После этого (и отчасти благодаря спиритическому сеансу) в Берлинской библиотеке нашли скрипичный концерт Шумана. Всё это очень странно, и я не знаю, насколько правдива сверхъестественная часть этой истории, — возможно, какие-то люди уже знали о существовании концерта и каким-то образом сумели подшутить над скрипачкой, — однако она искренне верила в то, что с ней вступил в контакт дух Шумана. Вообще-то красивая история.

7. Клара пережила Шумана на сорок лет и до глубокой старости давала концерты (в основном она исполняла произведения Шумана — во всяком случае, его ранние сочинения). Однако замуж она так никогда и не вышла, а на концертах всегда выступала в чёрном.

А дети…

Когда Шуман покинул свой дом, дети потеряли не только отца, но и мать, поскольку Клара стала почти непрерывно разъезжать. Вскоре детей ещё и разлучили друг с другом; у них была тяжёлая жизнь. К сожалению, все мальчики умерли довольно рано — самый старший, Людвиг, тоже закончил свои дни в клинике для душевнобольных, покинутый всеми, как и его отец, только это тянулось гораздо дольше. Тем не менее две из трёх его сестёр благополучно дожили до глубокой старости, так что в этой истории есть и радостные моменты. Прошу прощения за весь этот беспросветный мрак. Следующая глава будет повеселее, честное слово…







 

Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх